Звено цепи (СИ) - Гуминенко Маргарита Владимировна "Киппари"

* * *

…Ещё один человек в этот вечер вспоминал детство и письма.

Александр Павлович Мегавой проснулся. Или очнулся — ему было трудно провести грань между этими двумя явлениями. Явь оказалась не менее загадочной. Комната совершенно не походила на его собственную, в которой он закрыл глаза, погружаясь в наркотический дурман. Да и комната ли это? Палата экстренной терапии с кучей приборов, аппаратом гемодиализа в углу и прозрачной стенкой, за которой виднелось помещение, более похожее на комнату. Там стоял диванчик и на нём дремал какой-то тип. Мегавой его сперва не узнал и не захотел окликать.

Что-то важное он только что видел во сне. Это был мальчик, ещё не вошедший в подростковую пору, с ободранными коленками и грязноватой шеей, торчавшей из растянутого ворота вязаного свитера. Полковник мог поклясться, что знает пацана, общался с ним достаточно долго, чтобы угадывать, что из него могло вырасти. Но потом на память приходил лист, распечатанный домашним принтером. Текст письма, который друг детства предпочёл набрать на компьютере, а не написать от руки. В самом деле, зачем? Так понятнее, не надо расшифровывать прерывистый, путанный почерк профессионального врача…

Парень на диване зашевелился. Мегавой отвлёкся от воспоминаний, тем более, что это стало и необязательно. Он словно наяву увидел текст, который сослужил ему роковую службу. А ещё — он вспомнил человека за стеклом.

Ольгин не спал. Так, придремал чуть-чуть, но стоило его подопечному шевельнуться — тут же проснулся, вскочил и зашёл за стеклянную загородку.

— Александр Павлович! Как вы себя чувствуете?

Мегавой шевельнул губами, не с первого раза добившись от собственного языка внятности:

— Тупой вопрос…

— Согласен, — покладисто кивнул Слава. — Сейчас позову врача.

— Погоди, — остановил его полковник. — Где я?

— Это — клиника, — доложил Слава. — То есть, экспериментальный центр УВР ФСБ. Вы не беспокойтесь, вас сюда перевезли уже после того, как заморо… законсервировали… в общем, как-то зафиксировали имплантат, чтобы он не самоликвидировался до операции. А потом здешний нейрохирург вытащил из вас эту штуку.

— Это хорошо, — признал Мегавой. — Погоди за врачом… Ты зачем тут?

— За свидетельскими показаниями, — ответил Ольгин и присел на высокий табурет рядом с прибором, трубка от которого тянулась к катетеру под ключицей полковника. — В последний раз вы отказались со мной разговаривать.

Ольгин не считал, что это правильно — оставлять его сидеть рядом с прооперированным парнем, который неизвестно когда очнётся и очнётся ли вообще. Но выбора не было, дело надо довести до конца.

— Воды подашь? — спросил Мегавой.

Слава ушёл к тумбочке за поилкой. Врач предупредил его, что пить больному можно и если очнётся и попросит — надо дать пару глотков.

— Я бы предпочёл говорить с твоим начальником, — сказал полковник через минуту. — Но не буду наглеть. Ты запиши, чтобы не пропустить ничего важного…

Ольгин нажал кнопку, активировав записывающее устройство и снова уселся на табурет.

— Запишем и даже с картинкой, — пообещал он.

— Это было ещё до смерти моей жены, — без предисловий заговорил Мегавой. — Теперь я точно знаю: мы с ней поругались и я вспомнил, что накануне получил письмо от одного старого знакомого… Друга детства. Мы не виделись лет десять, а тут он написал, что у него отличный домик рядом с горнолыжным курортом и на выходные будет весёлая компания. Я плюнул на всё и решил поехать. Рая — она могла найти, чем себя занять, пока меня не будет. Мы действительно пару дней хорошо провели. Вспомнил старые навыки… Когда-то я увлекался горными лыжами. Банька, водка, доступные барышни… Я ещё не достиг того возраста, когда всё это перестаёт интересовать.

Ольгин усмехнулся. По его мнению, до возраста, когда перестанут волновать водка и барышни, полковнику было ещё лет пятнадцать. Но перебивать глупостями стройный рассказ не следовало, поэтому он промолчал.

— Потом мой приятель предложил попробовать новое развлечение, — продолжил Мегавой после короткой паузы. — Сказал, что есть экспериментальная компьютерная игра, которая не имеет аналогов в мире. Есть за мной грешок, иногда я поигрываю. В детстве у меня ничего такого не было, захватывает. Я согласился и он повёз меня на своей машине в какой-то "научный центр программирования", как он сам выразился. Честно — я не поверил, что всё это может быть серьёзно. Даже не засомневался, когда мне сказали, что мы с ним должны подключиться к машине, сильно напоминавшей детектор лжи. Глупо…

Он досадливо покусал губу, но едва Ольгин дёрнулся, чтобы дать ему воды — продолжил говорить:

— Потом я услышал, как они это называют: "Погружение". Ты действительно живёшь, как во сне. Тебе задают параметры игры, место и время действия, твою роль, а потом стимулируют определённые центры при помощи внешнего воздействия… Точно я не объясню, но тело реагирует на знакомые ощущения и в мозгу появляются совершенно реальные образы. Мы играли в Великую Отечественную, я хотел вжиться в роль своего деда. Он был зенитчиком, прикрывал город от налётов. Я видел, как подростки и девушки гасят зажигалки на крышах, слышал рёв немецких самолётов, сбивал их… Это трудно описать, но картинка совершенно реальная. Я даже ощущал горячую поверхность ручки, которую надо было крутить, чтобы разворачивать установку…

— Что было потом? — спросил Слава, испытав сильное желание не давать полковнику "погрузиться" в воспоминания об игре.

Мегавой вздрогнул и посмотрел на него.

— Я смогу встать на ноги? — спросил он. — Я почти не чувствую тела.

— Врач сказал, что спинной мозг не задет, — уверил его Слава. — Вы на обезболивающих, пока не рассосутся гематомы. — А про себя он подумал: "Я тут сам скоро закончу ликбез по медицине. На какие показания смотреть во всех этих приборах — знаю, что как называется — уже выучил…"

— Хорошо, — успокоился полковник. — Мне бы хотелось в зал суда попасть своим ходом, а не на инвалидном кресле.

— Я не знаю, будет ли вам предъявлено обвинение… — начал было Слава, но Мегавой его перебил.

— Я убил своего друга! — страстно заявил он — и кривая пульса поползла вверх. — Застрелил его прямо у него в кабинете! Какая разница, сделал я это по доброй воле, или по приказу, который отключил мои мозги?!

— Успокойтесь! — Слава вскочил и шагнул к нему, удерживая за плечо. — Будете так рыпаться — я кликну доктора и лишусь чести слушать ваш занимательный рассказ.

Мегавой прикрыл глаза и некоторое время сосредотачивался.

— Кто и что будет доказывать — мне пока неизвестно, — тихо объяснил Слава. — А на вашем месте я бы не заглядывал в туманные дали. Какие-то сволочи наворотили дел, так что без вашей помощи нам не разобраться. Сколько ещё этих людей с имплантатами по улицам бродит или в начальственных креслах сидят? Мне почему-то тревожно.

Путаная речь Ольгина подействовала, Александр Павлович успокоился, пульс его застучал ровнее и никаких предупреждающих сигналов на приборах не появилось. Ольгин отступил назад и снова сел на табурет.

— Когда я очнулся в очередной раз — дело было сделано, — продолжил полковник, не открывая глаз, чтобы было проще сосредоточиться. — Мне разъяснили, что если я буду сопротивляться — система каждый раз станет отправлять меня в нокаут. Я был готов рискнуть, но тогда меня предупредили, что примут меры и моей супруге не поздоровится. Ради Раи я перестал с ними спорить. Но когда вернулся через неделю, оказалось, что с ней в ночь после моего отъезда случился приступ и она умерла в больнице. Тогда они стали угрожать расправиться с моей двоюродной сестрой Леной. Еленой Макаровной Ковылиной. Она была первой женой полковника Астафеева и моим другом. Я ездил к ней и застал рядом человека, одного из тех, кто меня обрабатывал. Оказалось, что они давно там обустроили что-то вроде филиала, а бедная Лена… Она мне не поверила, будто её предупредили, что я не в себе. Начала успокаивать…