Стажер магического сыска 2 (СИ) - Blinddog Alexander

— Я у всех целителей спрашивал, — продолжал свой рассказ Семен Николаевич. — Одни говорили, это нормально после такой продолжительной болезни. Пройдет, опомнится, главное уход, забота и покой. Другие только руками разводили. Так мол и так, смерть матери и сильная травма головы повредили мозг. Психика неустойчивая. Может придёт в себя, а может и нет. Сеансы нужны, реабилитация. Да только не помогало ничего. Я уже и домой его отвез и по всем врачам свозил, да все без толку. Не узнает никого. В доме родном, будто в глухом лесу плутает. Всё горячился, рассказывал только без конца про то, как с того света вернулся. Чушь какую-то бессвязную городил про свои видения.

— Какие видения? — спросила Анна.

— Не помню, — Мельников пожал плечами. — Мне его слушать больно было. У вас дети есть свои?

— Нет, — ответила она.

— Тогда вы меня не поймете, что значит слушать этот сумасшедший лепет от своей родной кровиночки. У меня сердце разрывалось, каждый раз.

— Что вы сделали дальше? — перебил его Глеб, которому очень не хотелось, чтобы Мельников сейчас смог припомнить рассказы сына о других мирах. Кто знает, куда мог завести этот разговор.

— Насоветовали мне бабку одну. Может, дескать помочь, когда человек умом повреждается.

— Это и была Дарья Ивановна? — спросила Анна.

— Она самая. Ведьма чертова. Я к ней сына свозил. Она его осмотрела глазом своим черным, что-то руками помахала, чуть что не обнюхала всего. Говорит, демон в твоего сына вселился, Семен Николаич.

— И вы поверили? — не удержался Глеб.

— Как тут не поверишь, когда родной сын ведет себя, будто сам не свой? Поверил. Она говорит, ритуал надо провести. Демона, дескать, изгнать. Только тут, говорит, в городе энергетика, якобы, не та. Потоки магические и вся эта ваша колдовская чушь, не понимаю я в ней ничего. Послушал её. Отвез сына к ней в избу, тут неподалеку от Парогорска, на болотах….

Анна и Глеб быстро переглянулись.

— Они там заперлись и Лукина, ведьма старая, то ли ритуалы свои крутила, то ли беседовали о чем-то несколько часов.

— Это помогло? — спросила Анна.

Мельников надолго задумался, потом неопределённо пожал плечами.

— Можно и так сказать. Он тише стал, спокойнее. Не приставал ко всем со своими бреднями про другой свет, иной мир. Только…

— Что?

— Будто всё равно так никого и не узнавал. Только вид делал. Всё изучал, запоминал. Словно всё ему в диковинку было. Понимаете? Словно маскировался.

Его передернуло, будто от мороза.

— Книги начал изучать. Выписывал десятками. Потом пропадать куда-то стал. Уедет куда-то, вернётся, и не говорит где с кем был.

— Почему вы были недовольны? — спросила Анна. — Если вашему сыну стало лучше.

— Не поймете вы. Нет у вас детей. А я на Васю смотрел. И не узнавал. Будто мой сын. А будто вовсе и не он. Другой человек. Сердцем словно чуял что-то, как смотрю на кого-то, кто на себя только кожу моего сына натянул.

Анна изумленно изогнула бровь, глянула на Глеба. Тот почувствовал только острый приступ жалости к этому человеку, который просто любил своего сына и пусть только в душе, пусть никому не говоря о своих сомнениях, но чувствовал правду.

— Вот теперь и нету моего Васи. Совсем нету, — пробормотал Мельников, схватил коньячную бутылку, отпил из горла. — Ни Агнессочки моей. Ни Васеньки. Мне-то, старику, зачем жить самому теперь?

— Мы можем обыскать его кабинет? — осторожно спросила Анна. — Это может помочь в следствии.

Мельников сунул руку в карман, достал ключ, бросил его на стол.

— Делайте, что хотите. Только оставьте меня в покое.

Глеб, избегая смотреть ему в глаза, забрал ключ. Они поднялись с Анной из-за стола, пошли к лестнице, ведущей на второй этаж.

— У меня только одна просьба, — бросил Мельников через плечо. — Если убили моего Васю… Вы поквитайтесь за него.

Глеб с Анной вошли в кабинет Василия. Большой, светлый, по периметру заставленный книжными шкафами. Глеб взглядом пробежался по названиям на корешках.

— Физика, химия, основы магии… Да черт его дери.

— Что у вас вызвало такую бурную реакцию? — Анна Витольдовна изумлённо посмотрела на него.

— Да знаете, будто снова в квартире Рубченко оказался. Тот тоже любил изучать эти науки. Только чертежей безумной машины по перемещению души покойника в чужое тело не хватает. Впрочем, не удивлюсь если и что-то похожее найдем.

— Предпочитаю не строить догадок. Давайте не будем тратить время и попробуем найти хоть какие-то улики, проливающие свет на деятельность Мельникова-младшего.

В отличие от хаоса логова того же Рубченко, в кабинете покойного сына Мельникова царил идеальный порядок. Книги ровно выстроены корешок к корешку, бумаги и карандаши на столе в идеальный симметрии, нигде ни пылинки. Единственное, что выбивалось из строгой педантичности этой комнаты, больше похожей на образцовую обитель какого-нибудь академика, так это картина, подписанная в углу росчерком, похожим на звезду. В густом предрассветном тумане, зажатая между двух высотных домов, светилась вдалеке Останкинская башня.

— Ещё одна картина Анастасии Савицкой, — отметила Анна.

— Угу, — буркнул Глеб, ожидая, что начальница заинтересуется сюжетом, и что тогда прикажете отвечать? Правду? Оглянуться не успеешь, как окажешься с Лизой в соседних палатах. Но Воронцова была уже поглощена поиском улик.

— Проверьте, нет ли за ней сейфа, — сказала она.

Глеб снял картину, но открылась лишь стена.

— Не стоило и надеяться, — нарочито расстроенно проворчал он и поставил картину на пол, повернув изображением от себя.

Воронцова тем временем подошла к рабочему столу, быстро просмотрела бумаги.

— Отчеты о финансовой деятельности завода за квартал. Ничего интересного для нас.

Она положила документы обратно, попробовала дёрнуть ящик стола. Заперто.

— Надо спросить у Мельникова, может у него где-то храниться запасной ключ от стола, — сказала Анна.

— Обязательно спросим, — ответил Глеб, осторожно отстраняя её в сторону.

Он взял со стола нож для писем, вставил его в щель между ящиком и столешницей, со всей силы надавил. Треснуло дерево, тренькнуло напополам разломившееся лезвие.

— Но потом, — закончил Глеб выдвигая ящик.

— Варвар, — бросила Анна, уже с нетерпением разглядывая бумаги и письма. — Были бы вы моим подчинённым, получили бы выговор. Вы действуете непрофессионально. Нарушаете служебную этику.

— Непрофессионально, зато действенно. Я вообще простой стажер, с меня взятки гладки, — отмахнулся Глеб. — Ну, что там?

— Ничего интересного, — ответила Анна. — Финансовые отчеты, списки книг и прочая ерунда.

Когда последняя бумага была вынута из ящика, на самом дне обнаружилась маленькая записная книжка.

— А вот это уже интереснее, — Глеб в азарте прихлопнул ладонями по столу, будто наблюдал за бегами и его лошадь вырвалась вперед. — Что там?

Воронцова открыла блокнот, нахмурилась. С замиранием сердца Глеб ожидал, что это окажется тайный дневник Василия Мельникова, в котором он покается в каких-то таких страшных грехах, что хоть как-то прольет свет на загадку его смерти.

— Ну не томите, что там? — повторил он.

— Не берусь ответить точно, — ответила Анна, положила записную книжку на стол, перелистнула несколько разворотов.

Страницы были размашисто исписаны цифрами и буквами. Какие-то были зачеркнуты, некоторые подчеркнуты двойной линией, мелькали восклицательные и вопросительные знаки.

— Тринадцать, точка, ноль два, одиннадцать, П-П, семнадцать, ноль, семь, девять, А-А, — зачитал Глеб вслух несколько строк. — Что это значит?

— Вы задаете много вопросов, хотя я предпочла бы слышать от вас версии и предположения, — отчеканила Анна. — Я не знаю. Если можно представить, что цифры через точку это даты, то что значит второе число и буквы — сейчас можно только гадать.

Она хотела убрать записную книжку обратно в ящик, но Глеб выхватил её и убрал себе в карман.