Лазоревый мундиръ: Душекрад (СИ) - Зимовец Александр

Герман покачал головой.

— Ты сам-то что делать собираешься? — спросил Карась. — Тебе нужно решить. Или отдать эту штуку…

— Нет, — ответил Герман. — Как я ее отдам? Кому? Ты сам говоришь, там все глотки друг другу вот-вот перегрызут. Нет, с этим подождем. Но если что, ты сможешь передать кому-то? Кому можно доверять?

— Я знаю одного человека… — проговорил Карась с сомнением. — Он, конечно, теперь от дел отошел… Но по крайней мере, уж он… ему можно, верить, да, он во зло эту вещь не использует.

Герман кивнул, и они медленно пошли к выходу.

— Красиво здесь… — проговорил невольно Герман.

— Угу, — по-барсучьи буркнул в ответ Карасев. — Я тоже иной раз, как зайду, думаю, а ну как Бог в самом деле есть, а? Вот ему, должно быть, весело глядеть на то, как мы тут копошимся. Или, наоборот, грустно? Это ведь как посмотреть…

Глава одиннадцатая, в которой в расследовании происходит неожиданный поворот

Рано утром десятого июня Герман шел на службу в безукоризненно сидящем лазоревом мундире, мысленно примерял уже на него погоны поручика и насвистывал какую-то недавно услышанную в кафе-шантане бойкую мелодию. Он чувствовал, как от груди к кончикам пальцев сбегают разряды радостного возбуждения. Сегодня должна была начаться операция по внедрению, которая, быть может, закончится триумфом и позволит ему выдвинуться.

Агент был готов, и Трезорцев рекомендовал его, как крайне опытного. Герману сегодня нужно было поговорить с ним, дать описание тех, на кого обратить особое внимание. Арестованный однорукий тоже дал интересные показания — оказалось, не просто так он выслеживал в пивной жандармов. Навел его некий, «бледный что твоя смерть» господин, и мазурик даже выдал место, где с этим господином надлежало потом встретиться. «Попадетесь вы нам, господин Фридрих,» — думал Герман, мысленно потирая руки: «Поговорим с вами тогда, и про клетку, и про все остальное».

У ворот, неподалеку от входа в свой корпус, он на секунду задержался, рассматривая припаркованный кем-то на другой стороне дороги, возле фешенебельной гостиницы «Элизиум», самолетный экипаж — настоящее чудо, которое не каждый день увидишь. Снабженная колесами и странным круглым крылом сверху, это повозка могла как ехать по дороге, так и летать по воздуху, приводимая в движение магической силой водителя. Во всей империи таких были считанные десятки, и не столько из-за дороговизны самой конструкции, сколько из-за ограниченного числа людей, готовых тратить магию на такие полеты.

Интересно, кто это прилетел в «Элизиум»? Кто-нибудь из великих князей? Или министр?

Возле экипажа стоял и заботливо протирал чистой тряпицей корпус человек в кожаной куртке с пышными усами, но он, конечно, был не хозяином. Экипаж собрал вокруг себя толпу галдящих мальчишек, а усатый хоть и смотрел на них добродушно, но подходить к машине близко не давал и трогать не разрешал.

Впрочем, Герман сразу же забыл об экипаже, едва вошел в кабинет Трезорцева. Хозяина там не было, зато в нем сидела, видимо, ожидая его, симпатичная дама лет двадцати пяти в синем жакете и такого же цвета узкой юбке. Волосы у нее были пепельные и волнистые, а фигура, обтянутая синей тканью, очерчивалась весьма волнующе. Что-то в ней было и помимо фигуры — аристократическая строгость, наверное.

При виде его дама лишь коротко кивнула и продолжила чтение какого-то циркуляра, который, судя по всему, взяла прямо со стола Трезорцева, ничуть не смущаясь тем, что там могут быть конфиденциальные сведения. Герман, хотел, было, сделать ей замечание, но сдержался. Все-таки, кого попало в управление не пустят. Может быть, это жена или дочь кого-нибудь из сотрудников? А то и из начальства? Ему очень захотелось выяснить, кто же она. Тут сыграло и то, что была она чудо как хороша, в особенности ее крупная грудь и пухлые губы, и в то же время взгляд серых глаз был холодный и цепкий. Очень волнующее сочетание.

— Мадам, я могу быть вам чем-нибудь… — начал он, слегка наклонившись к ней.

— Мадемуазель, — отрезала она, не отрываясь от циркуляра. Надо же, этакая хорошенькая — и не замужем.

— Оставьте эти скучные материи, мадемуазель, — развязно произнес он и попытался, потянув за верхний край бумажной стопки, вытащить ее из рук красавицы. — Если такой красивой девушке нечем себя развлечь в ожидании господина Трезорцева, я весь в вашем распоряжении. Вот, к примеру, вы читали последний сборник экстатистов? Там есть удивительные строки. Вот хотя бы это:

'Когда я шелковой подвязки

Снимаю узел роковой…'

Он прочел еще несколько четверостиший и почти уж было дошел до момента, когда «И вот она уже нагая…». По его опыту в этом месте деве полагалось сомлеть — от его бархатного голоса, пикантных строк и вообще от интереса, проявленного блистательным кавалером. Однако он осекся, заметив, что девушка смотрит на него с плохо скрываемой иронией.

— Что же вы? Продолжайте, — произнесла она с улыбкой, откинувшись на спинку стула и сложив бумаги на коленях. Герман же стал думать, как бы ему сменить тактику. Девушка, кажется, не легкомысленная. Вот, даже в циркуляре о повышении бдительности ее что-то заинтересовало. Может быть, впечатлится рассказами о его служебных подвигах?

— Впрочем, все эти глупости, может быть, вас не занимают, — произнес он и пододвинул поближе к ней второй стул. — Вы позволите присесть?

Она с аристократической небрежностью кивнула. Герман сел, положил ногу на ногу и начал рассказывать о том, как ему с риском для жизни удалось обнаружить логово опасных революционеров, выдумав при этом множество красочных подробностей, которые должны были представить его — ну и, так и быть, Трезорцева с Рождествиным тоже — в героическом свете, хотя действительности совершенно не соответствовали. И вот он уже почти дошел до момента, когда он один, вооруженный всего лишь револьвером, отбивался от четверых матерых бунтовщиков с винтовками, как вдруг дверь скрипнула и в кабинете появился Трезорцев, тоже в мундире, да еще и с орденом святого Иосафа в петлице. Орден этот был учрежден некогда специально для выслужившихся инородцев, штабс-отмистр его отчего-то стеснялся и обычно не носил.

Вошел он тоже как-то странно: только появившись из дверей, тут же вытянулся во фрунт. Девушка при его появлении тоже приподнялась со своего места и с достоинством кивнула ротмистру.

— С вашего позволения, явился передать дела, ваше высокоблагородие, — отчеканил Трезорцев, а Герман едва рот не открыл. В первую секунду он отчего-то подумал, что ротмистр отчитывается перед ним самим, но какое же он высокоблагородие? Затем решил, что тот обращается к кому-то еще, кого он до сих пор не замечал в комнате. И только после этого до Германа дошло самое очевидное объяснение поведению ротмистра. Он перевел взгляд на девушку и увидел, как она слегка улыбается, явно наслаждаясь его замешательством.

— А мы тут с вашим сотрудником болтаем, Христофор Викентьич, — произнесла она. — Вы, кстати, молодой человек, так ведь и не представились.

— Это корнет Брагинский, — поспешно произнес Трезорцев, все еще стоявший навытяжку. — Ценный сотрудник, сейчас занимается тем самым делом, о котором вы телеграфировали.

— Да, я уже имела удовольствие услышать занимательную историю о том, как он им занимается, — произнесла она, поморщившись. — Жаль, что эта история сильно расходится с вашим рапортом, но, может быть, это вы в рапорте что-то напутали?

Трезорцев слегка разинул рот и даже язык высунул от удивления. Герману же резко захотелось провалиться сквозь землю. Он снова вскочил со стула и тоже встал навытяжку.

— Позвольте же и мне представиться, — произнесла она, подойдя к столу Трезорцева и усевшись за него. — Майор Ермолова, Татьяна Владимировна. С сегодняшнего дня исполняю должность начальника отделения внешних воздействий в Департаменте контроля магии.