Попаданец. Чужая империя (СИ) - Грошев Григорий

Коммуникацию с нашими пациентами затруднял языковой барьер. В общежитии я в совершенстве научился играть в «крокодила». Если бы не такое умение, то работать с некоторыми было бы абсолютно невозможно.

— Дмитрий! — обращался я к своему новому начальнику. — Тут ведь многие обитатели отлично говорят по-русски. Почему бы не попросить их нам переводить?

— Ещё чего! — возмущался врач. — Как полечим, так и полечим. Нечего их жалеть, слышишь? Эдак ты быстро погаснешь.

Вот так, профессиональное выгорание здесь называли угасанием. Как по мне — очень точный термин. Два раза в неделю, во вторник и пятницу, Дмитрий Вагин напивался. Прямо на рабочем месте! Вагин начинал с «лекарственной дозы», к полудню переходил на «терапевтическую», а к вечеру уже декламировал Пушкина, путая строфы. Дальше приём шёл навеселе, прерываясь на танцы и песни. А к концу рабочего дня, то есть около семи вечера, он уже был никакой.

— Я ещё в Питер вернусь! — кричал пожилой врач каждый раз, не стесняясь пациентов. — Я вам ещё покажу Вагина!

Некоторые посетители, владевшие русским языком не в полной мере, с удивлением откликались на знакомое слово. В какой-то момент я расслабился, а зря. Меня ведь по-прежнему искала полиция! Новый неприятный поворот в моей судьбе начался со встречи. Как мне тогда показалось — случайной. Но так лишь казалось…

Глава 29. Ни одно доброе дело не останется безнаказанным

Оставаться безучастным к поведению доктора с каждым днём становилось всё труднее. Некоторые диагнозы, которые сходу ставил Вагин, вызывали огромные вопросы. А как он их называл! Например, «сердечная жаба». Или «спинальный моллюск». А как вам такое — «поколунус»? «Задный зуд»? Мои просьбы объяснить, что врач имеет в виду, заканчивались обвинениями в некомпетентности.

— Семён! — упрекал врач. — Ежели ты несведущ и тёмен, так учись. Я не собираюсь объяснять тебе простейшие вещи!

Наступил сентябрь, и по ночам бывало прохладно. Валечка и Зухра загодя топили печки. Они, к слову, обогревали и радиатор в моей спальне. Порой женщины не могли разжечь печь, и тогда на помощь приходил я. Сибирь всё же! Их метод растопки был очень странным.

Брали какую железную ёмкость, наполняли опилками. Разжигали — и ставили в печь. Рядом — дрова. Зачастую огонь не успевал разгореться. Я взял ненужную газету, скатал шарики. Положил сверху кору, которую оторвал от брёвен. Разжег огонь — он сразу занялся.

— Благодарствую, — ответила Валя. Это была женщина лет тридцати пяти.

— Всё же, умеете говорить? — улыбнулся я.

— Да, но профессор велел не вести с вами бесед, — застенчиво ответила Валя.

Я хотел ещё пофлиртовать с этой женщиной, но тут мой взгляд зацепил нечто странное. До боли знакомое лицо! Батенька, да это же я, собственной персоной. Только с большой бородой и патлами. Поскольку это же лицо я созерцал каждое утро, то узнал. А несведущий человек вполне мог и не обратить внимания…

— Меня ищут! — хотелось мне вскричать в страхе. Но я сдержался.

Стал читать заметку. Ничего особенного. Компанию моему телу составило ещё несколько рож. Страшные, агрессивные! Впрочем, моя-то выглядела не лучше. Мне стало боязно. Захотелось нанести визит атланту, чьё имя я уже стал забывать… Геракл? Гермес? Да и был ли он в реальности?

— Семён, чего бледный? — спросил врач.

— Да так, — пожал я плечами. — Вот, газету почитал.

Он принял у меня из рук страничку с преступниками. Посмотрел — и швырнул в печь.

— Тут никто не читает газет, — объяснил он. — Простые люди знаешь, для чего их используют? Для гигиенических процедур. А ведь нормальная бумага недорого стоит! Всего-то рупь за рулон!

— Ну да, — буркнул я. — Совсем дёшево.

— Опять ты социалиста включил, — вздохнул врач. — Ничего, мы из тебя человека устроим. Ежели хочешь знать моё мнение — ты ничем не похож на головореза с картинки. Вот ты уже второй месяц на меня работаешь. И что, кто-то сюда пришёл? Как бы не так. Заработаешь тысячу, решим твой вопрос.

— Тысячу? — воскликнул я. — Да это грабёж!

— Есть альтернатива, — усмехнулся мой шеф. — У меня в кабинете телефонный аппарат. Я звоню 911, и уже через час-другой примчится полиция.

— Так себе альтернатива…

— Вот поэтому — не городи чушь! — резко изменился Вагин. — Делай свою работу. Остальное — моя головная боль. Усёк?

Странное дело — я начал ловить себя на мысли, что Вагин мне почти нравится. Как будто его грубость и высокомерие стали чем-то вроде привычного фона. Наверное, так и выглядит этот самый Стокгольмский синдром — когда начинаешь оправдывать собственного тюремщика.

Я вообще-то люблю психологию. И в 2022-м году даже думал о дополнительном образовании. Заработки психологов меня воодушевляли! Экой я был меркантильный… Так вот, Стокгольмский синдром — это созависимость от агрессора. Когда жертва начинает оправдывать похитителя. Выгораживать его.

В чём-то Вагин мне даже стал нравиться. Насколько он был уверен в себе, в собственных знаниях! Мне никогда не постичь и десятой доли такой убеждённости. «Грудная жаба»… Что за ересь, если вдуматься? То, как он наладил работу амбулатории, вызывало уважение. А вот его устаревшие подходы к медицине раздражали.

— Коллега, — говорил Дмитрий за ежедневным обедом. — Как ты полагаешь, вернусь я в Петербург?

— Понятия не имею, — честно отвечал я. — А что в этом Петербурге, мёдом намазано?

— Ох, столица, — закатывал он глаза. — Вся жизнь там! Весь свет! Лучшие люди страны. Понимаешь, там почти все — благородные. Царица селит весь скот в Москве, в Екатеринбурге, в Царицыне… А там — дворяне. Там дух дворянства! Знал бы ты, как я устал от этой черни…

Дальше следовали ксенофобские высказывания в сторону обитателей османского базара. Доставалось всем: ушлым мужчинам, двуличным девушкам, их детям. Цитировать не буду, ибо говорить подобное попросту неприлично. Потом он начинал рассказывать мне всевозможные теории заговора.

— Известно ли тебе, Сёмка, что наши османы роют подземные ходы? — спрашивал он, понизив голос.

— Это называется метро, — отвечал я.

— Шутить изволите! — фыркал Вагин. — Прямо здесь, под рынком. Там они учат детей. Там у них тайные мечети, где изучают агрессивную форму мусульманства. Помяни моё слово, придёт день, и эти нехристи нас с тобою сбросят!

По крайней мере, кормил Дмитрий вкусно. Поэтому под хорошую еду я мог позволить себе послушать всякие бредни. Никакие аргументы на Вагина не действовали. Например, что столь масштабная стройка не осталась бы незамеченной. Что тамошние обитатели озабочены тем же, что и он — доходами. И если они захотят власти, они рискуют просто лишиться своих заработков.

— Ты в голове-то держи, — не унимался мой начальник. — Ты думаешь, тебе этот бугай просто так свою монетку дал? Ну конечно!

Когда я в очередной раз предложил обучить пару азиатских помощников, Вагин покраснел так, будто я оскорбил его мать.

— Ты что, хочешь, чтобы эти узкоглазые мне конкуренцию создавали?! — он швырнул стетоскоп об стену. — Да я тебя самого за такие речи в полицию сдам!

Как можно догадаться, мои робкие предложения Дмитрий встречал в штыки. К счастью, разойтись всерьёз мы не успевали. Начинался приём, и приходилось возвращаться к работе. Азиаты были очень дисциплинированными. Никто и никогда не пытался пройти без очереди. Ни разу не было конфликтов. А тех, кто нуждался в срочной помощи, пропускали без вопросов.

Очередной рабочий день близился к завершению. Пятница. Дмитрий был пьяноват, но в последнее время он перестал напиваться в зюзю. Словно моё присутствие его слегка дисциплинировало. Открылась дверь, и нам в носы ударил мощнейший запах. Смрад! Зловоние! Амбре!

— Пошёл вон! — заорал Дмитрий. — Да я…

— Извиняйте, господин дохтур, — раздался хриплый голос. — Помираю!

Он был мне знаком. Да это же Тимофей. Надо же, в альтернативной России Москва так и осталась большой деревней. Каковы были наши шансы встретиться? Глядя на своего товарища по прошлой жизни (не моей — чужой), я был ошарашен. Неужели я выглядел так же?