Живые нити (СИ) - Сорокина Настасья

Стемнело. Сначала Дина достала фонарик, но побоялась, что её заметят. К счастью, вышла полная яркая луна, и стало достаточно светло. Дина чувствовала себя странным домушником с весьма специфичными запросами, но никто её не тревожил. Ночь было спокойной, тихой и безлюдной.

Крапива неожиданно кончилась. Казалось, заросли напоминали непролазный лес, но едва за полночь Дина осознала, что стоит на голой поляне, усыпанной толстым слоем крапивных листьев. Рядом возвышался стог прутьев, сложенных аккуратными штабелями.

Дина связала стебли в огромные вязанки и перетаскала каждую в конюшню — всего пришлось возвращаться четыре раза. В конце её все-таки поймали: встревоженный конюх посветил Дине в лицо фонарем, недовольно побурчал, но пропустил внутрь и помог затащить вязанки в свободное стойло.

«Что Лейла сказала ему?» — с любопытством подумала Дина.

Она притулилась на складском диванчике где-то между седлами и попонами. Диванчик был старый, продавленный и короткий для её роста, поэтому она так толком и не уснула: ворочалась и дремала, лишь бы выхватить пару часов отдыха перед длинным днем.

Она встала, едва на горизонте выглянули первые лучи рассвета. Спина, заболевшая еще на крапивном поле, затекла и еле разогнулась. На пальцах проступила зелень крапивного сока и мозоли — перчатки не смогли спасти ладони. Дина потянулась, перекусила яблоком, которое Лейла забыла на столе: явно приносила для лошади, а не для любимой сестры.

Пару минут Дина простояла у открытой дверцы, с мрачной печалью осматривая фронт работ. Каждый стебель теперь нужно было раскрыть, аккуратно надломить и снять одеревеневшую часть с зеленых волокон. Откладывая неизбежное еще на несколько минут, она заглянула в денник к оленю. Тот стоял понурый; то ли горечь, то ли тяжелые рога тянули его голову к земле. Дина, не в силах поговорить и хоть как-то успокоить его, погладила по холке. Олень скосил на неё бархатные черные глаза, Дина улыбнулась в ответ.

Магия и грустные оленьи взгляды бодрили лучше кофе. Она плотно закрыла за собой дверь в загон и принялась за работу. Сбоку медленно, но неотвратимо росла горка зеленого волокна.

Через пару часов конюх принес им с оленем завтрак: кашу для неё и зерно для него. Потом в конюшню стали проникать звуки дневной жизни: ученики выезжали лошадей, разговаривали и смеялись. Дина не останавливалась. Руки приобрели сочный зеленый оттенок, неожиданный для таких сухих стеблей. Пальцы ныли от монотонной работы. Когда Дина разгибалась вместо разминки, спина пугающе похрустывала.

Впадая в артизанский транс и двигая руками так быстро, что мозг не успевал понимать происходящее, она могла ни о чем не думать. Что она скажет отцу и бабушке. Как и какими словами расскажет о том, что связалась с полицией и решительно прекратила их долгие отношения с домом Волка, в такое сложное кризисное время. И самое главное: почему она здесь, уставшая и зеленая, пытается вернуть в человеческое тело какого-то полицейского, наперегонки с организованной преступностью и — что особенно возмутит отца с точки зрения бизнеса — абсолютно бесплатно. Из чувства благодарности или чувства вины? Или было что-то еще?

Ответа не было, только хриплый голос спрашивал из темноты автомобиля: «Когда нужно было тебя спасти, ты позвонила мне?»

Дина закусывала губу и продолжала ломать стебли.

Огромный стог кончился еще до полудня. Дина выдохнула и осознала, что многие вещи, такие простые в обычной мастерской, теперь грозили стать настоящим препятствием. Например, как выварить материал с щелочью, если у неё нет ни кастрюли, ни доступа к кухне? Измазав бумагу зеленью рук, она написала конюху письмо. Тот скривился, но обещал помочь.

— Ночью приходите, госпожа, — буркнул он недовольно. — Сейчас на кухне народу много. А золу я вам из печки нагребу, вместо щелочи используете.

Вымыв руки ледяной водой и потерев их щеткой, Дина вернулась в конюшню. Заглянула к оленю — тот был все так же печален, но рана от укуса вроде бы заживала. Тогда, чтобы не терять время даром, она села за вязание.

«Сделаю кофту и оставлю веревочки. Так, чтобы можно было надеть спереди, а на холке завязать», — решила она, гоня от себя ассоциации с больницей для душевнобольных. Там вроде бы тоже завязки на спину крепили.

День пролетел незаметно. Магия помогала Дине вязать быстро и ловко. Нитки струились сквозь её мозолистые пальцы; к ночи на неё смотрело полотно с вывязанным очертанием оленя. Дина не могла объяснить, зачем сделала рисунок, руки сами плели узор.

Уже в сумерках конюх отвел её на кухню, где в больших котлах готовили кашу для жеребят. Это было то, что нужно. Она высыпала ведро золы в один из котлов и добавила волокна крапивы.

«Настоящая ведьма», — саркастически хихикнула она про себя, убирая растрепанные волосы в пучок и стараясь не замечать дикую усталость. Магия обета помогала держаться на ногах, но тело все равно ломило.

Голоса с улицы заставили Дину вздрогнуть.

— … вчера какая-то скотина эту сумку пыталась вырвать, — рассказывал женский голос, низкий, прокуренный. — Мой сын догнал его и отобрал. Он у меня здоровенный вымахал уже, чуть не пришиб воришку-то.

— А может, пусть бы и пришиб, нечего у приличных людей последнее забирать. Что там правительство говорит? — ответил второй голос, высокий и молодой.

Дверь на кухню отворилась, и внутрь зашли две женщины в рабочих платьях. Дина, в последний момент нырнувшая под стол, вжалась в стену, надеясь, что её не заметят.

— Муж всю неделю вечера проводит у Парламента. А результат-то какой? Сказок каких-то рассказали, а долги по зарплатам все равно не выплатили…

— Где твоя сумка-то? Не хочется по темени до дома добираться.

— Да ищу я, где-то тут была, — две ноги в чулках и туфлях на низком каблуке подошли так близко, что Дина боялась вздохнуть лишний раз. — Они говорят, что Центральный банк ограбили, поэтому денег нету. Но что-то не верю я этим прихлебалам. Сколько вор мог унести на своих двоих? Не было ничего в их хранилищах.

— Криииизис, — передразнила вторая. — А детишек мне чем кормить? Банкирские-то дети поди от голода не плачут… А что тут варится на ночь глядя?

Дина обомлела, быстро соображая, как спасти свое варево, не произнеся ни звука.

— Вы что тут делаете вообще? — из двери показались сапоги конюха. — Шли бы по домам. А ты руки от котла убери, не про тебя стоит.

— Варишь супчик на романтический ужин с кобылкой? — расхохоталась женщина так зычно, что стол задрожал. — Всё, нашла я сумку, уже уходим.

— Чтоб у тебя эту сумку сперли, — буркнул конюх. — Госпожа, вы где?

Дина вылезла из-под стола, отряхнула колени и посмотрела на него так выразительно, как только смогла.

— Откуда я знал, что эти клуши вернутся? — конюх говорил, будто выплевывая слова. — Сколько вам тут?

Дина показала три пальца, намекая на три часа.

— Ну я тогда снаружи подежурю на всякий случай.

«Он тут и живет что ли?» — без особого любопытства подумала она. Мысль о конюхе тут же выветрилась из рассеянной от усталости головы. Она притулилась на стуле у стены и продолжила вязать.

* * *

Принесенные Лейлой нитки быстро кончились — их не хватило на целый рукав. Дина, хоть и потратила две ночи на подготовку крапивной кудели, надеялась, что обойдется. Увы, пришлось убить еще полдня на вычесывание пряжи, а потом на прядение нити. И хотя на вычесывание ушла куча сил и времени, больше всего Дину раздражало ручное веретено. Она встала ногами на диванчик, чтобы нить, обрабатываемая веретеном за раз, была длиннее её роста, но всё равно это было долго и неудобно. Но руки знали, что делают: раскручивали веретено, тянули тоненькую ниточку из большого белого мотка с легкой прозеленью. На этом этапе кудель из крапивы мало чем отличалась от простой шерсти.

Обычно Дине нравилось представлять, что она тянет нитки из большого пушистого облака, которое поймала на небе, но сейчас она устала от недосыпа и работы без передышки. Поэтому она просто продолжала, давно не получая удовольствия: не задумываясь, не сомневаясь, не медля.