Кожедубов. Логистические трудности (СИ) - Деф Денис

Ведя почти на автопилоте, я не заметил, как мы оказались у участка. Оставив машину на служебной парковке, мы вошли в участок. За последние пару дней столько всего произошло, что казалось, я не был тут уже целую вечность. Было странно поймать себя на мысли, что когда-то я бежал от подобного здания, дрожа в страхе и боясь попасться полицейским. Пройдя по коридорам, мои чувства офисного рабочего неохотно просыпались. Привычный скрежет ручек по бумаге и запах канцелярии вместе с звуками живого офиса будоражил старые воспоминания. Не сказать, что я как-то особо любил работу в офисе, но и проклятьем ее не считал. Скорее, я был просто рад, что сейчас занят чем-то более важным, чем просто подсчетом цифр в бесконечных формулярах.

Пока мы шли по коридорам, я заметил одну странность. Все встреченные нами мужчины прижимались к стене, когда мимо них проходила Дофа. Парочка офицеров даже сиганула в открытое окно, лишь бы не пересекаться с ней. Было невозможно не заметить ее хмурый взгляд и лицо, застывшее в безэмоциональной маске.

— Ты же не злая ведьма, в конце концов, что на тебя все так реагируют-то? — решил я спросить у нее, но, встретив ледяной взгляд, понял, что она не очень хочет это обсуждать.

Мы продолжили путь молча, пока не оказались в кабинете Петра Федоровича. Сержант сидел в своем кресле и копошился в огромной кипе бумаг. Стопка, стоящая сбоку, была настолько высока, что казалась неприступной бюрократической горой чиновничьего всевластия. Я закрыл за нами дверь, и мы сели в кресла напротив его стола. Стоило привлечь его внимание, но мне почему-то не хотелось беспокоить человека с настолько суровым лицом.

— Чертовы адвокаты, собаки правосудия, — ругался Петр Федорович, читая очередной документ, пока не заметил нас. — О! Когда вы? Впрочем, не важно. Вот полюбуйся, что эти гниды бумажные творят, сколько кляуз накатали, — он указал на замеченную мной стопку.

— И кто же столько жалоб смог написать? — решил задать вопрос из приличия, хотя прекрасно догадывался.

— Да Скороход это и его дружки-компаньоны, целую артель книжных червей-очкариков привлекли! — тряся листом в гневе, кричал он. — Вот смотри! — протянул лист ко мне. — Закон аж от тысяча семьсот пятьдесят второго года открыли о том, что во время фуршетов задержания производить непозволительно.

Глава 19

Посидев с полчаса и обсудив все нюансы предстоящего допроса, мы были готовы начать. Для начала Василия и Тумьяна посадили в разные комнаты, между которыми было стекло, так что бы они могли видеть друг друга. После чего нам предстояло вести параллельный допрос-спектакль. Я не считал себя хорошим актером, но, как я понял, мне особо ничего делать не придется. За то время, что мы ехали до участка, Петр Федорович успел напрячь своих коллег из других городов, так что все поставщики были задержаны и опрошены. Сказали они немного, но этого было вполне достаточно. Главное, что все поставщики указали на одного и того же человека, с которым заключали сделки. И показания были сделаны под запись, чтобы в случае случайной смерти свидетелей они не потеряли силу. Продуманность такого хода была весьма кстати, учитывая то, как все связанные с делом неожиданно умерли.

Взаимодействие с алхимиком оказалось непростой задачей. Она создала вещество, которое можно назвать условно запрещенным токсином, и это могло привести к юридическим последствиям. Однако благодаря дипломатии капитана удалось договориться с прокурором. Мы поначалу представили список заслуг алхимика, включая ее помощь в расследовании преступлений. Однако на него это не подействовало. Злобно зыркнув, Дофа нехотя вытащила колбочку из саквояжа и передала ее ему. Прокурор молча поставил подпись и вышел. Что было в колбе, оставалось только догадываться.

Интересно, что Петр Федорович, в отличие от коллег и даже прокурора, не проявлял предвзятости к Дофе. Напротив, он относился к ней с явной благосклонностью, что вызывало у меня подозрения. Я подумал, что, возможно, на него наложено магическое заклятие, но отсутствие блеска в глазах говорило об обратном. Вероятно, его теплые чувства к Дофе были искренними и основывались на отеческой заботе и эмоциональной привязанности. Возможно, он видел в ней всего лишь ребенка, попавшего в беду, связавшись с плохой компанией. Видел бы он, что она творила с несчастными, возможно, изменил бы свое мнение, но кто я такой, чтобы лезть в их отношения. Так что, когда все было улажено, Дофа просто облегченно выдохнула, попрощалась и, перекинув лямку от саквояжа через плечо, отправилась к ждавшему такси.

Мы же, проводив ее, вернулись к комнатам допросов, где нас уже ждали наши преступники.

— Ну что, готов к допросу? — улыбаясь, спросил Петр Федорович, готовясь войти в первую камеру.

— Для меня это все еще сложно, — честно признался я.

— Хех, стой сбоку и просто наблюдай за профессионалом, — хлопнув меня по плечу, сказал он, придавая больше уверенности. — У тебя, считай, билет в первый ряд. — заговорщицки

улыбался капитан.

Мы вошли в допросную, где с надменным видом, раздувшись и нахохлившись, как петух, строя из себя важную птицу, сидел Скороход. Его глаза сверкали молниями, а грудь под тяжестью возмущений угрожающе вздымалась. Только вот молнии эти были просто фикцией. Было видно, что эта ночь далась ему нелегко, и помятый вид слегка портил картину напускной важности персоны. За его спиной стояли три адвоката, склонив головы и что-то постоянно обсуждая. В их внешности было практически не за что зацепиться: обычные канцелярские работники с хитрыми глазами и лицами, перекошенными скукой и надменностью, как будто их заставили съесть килограмм двадцать лимонов. Все трое в очках, которые постоянно сползали из-за наклона головы, и тем приходилось их поправлять.

— Тумьян Николаевич, доброе утро, — начал Строгов, садясь на стул напротив задержанного.

— Сержант! — понизив в звании капитана, завопил он. — Я требую, чтобы меня немедленно выпустили! — стукнув кулаком по столу, тотчас же взорвался Скороходов.

— Во-первых, я еще капитан, — поправил его Строгов. — Боюсь, это не представляется возможным, — ответил спокойно капитан, игнорируя выкрики и угрозы Скорохода.

— Петр Федорович, мы настоятельно высказываем протест вашим действиям в связи с задержанием нашего уважаемого клиента. Вы не имеете права! Вы даже до сих пор не предъявили веских обоснований для удержания нашего клиента! Вы уже должны были получить наши жалобы и требования к скорейшему освобождению и устранению сего акта вопиющей несправедливости. Наш клиент — глубоко уважаемый в городе человек… — тут же начал свою тираду, по-видимому, старший из адвокатов.

— Ваш глубоко уважаемый клиент обвиняется в убийстве первой степени с отягчающими последствиями. Преступном сговоре. Торговле контрабандой. Создании организованной преступной группы и так далее, перечислять можно с половину дня, — прервал он тираду адвоката.

— Это вздор! Как вы смеете! Я буду жаловаться мэру! Где Изысканов?! Я требую присутствия начальника участка! — визжал Скороход.

— Постарайтесь предоставить веские доказательства, господин Строгов, иначе вы рискуете своей карьерой, — поправив очки, сказал другой адвокат.

— Дверь там, бумагу найдете сами, — показав адвокатам дорогу, махнул рукой капитан. — А что касается Вас, господин Скороход, сегодня утром нами были получены доказательства покупки вами реагентов для приготовления яда. Будьте добры, ознакомьтесь с показаниями свидетелей. Мы же пока побеседуем с другим подозреваемым. — спокойно произнес капитан, подталкивая папку к Скороходу и вставая из-за стола.

На секунду по лицу главы транспортной компании пробежала тень страха, но тут же скрылась за очередным потоком возмущений и ругательств. Мы вышли из допросной и зашли в соседнюю, где до этого был выключен свет. Изнутри второй допросной было видно Скорохода, который с застывшим лицом смотрел на нас через стекло. Петр Федорович включил свет, и в теперь освещенной комнате сидел прикованный к столу Василий с недоумевающим лицом. Вместе с нами Василия заметил и его отец, что отразилось паникой на его лице, и он тут же бросился к адвокатам, тыча в нашу сторону пальцем. «Поздно, пузырек, ты уже проиграл этот ход», — усмехнулся я внутри.