Живые нити (СИ) - Сорокина Настасья

— Мне — можешь.

— Тебе — не могу!

— Чем я заслужил твое недоверие?

— Потому что полиция у него на побегушках, — взорвалась она наконец, вмиг сокращая расстояние между ними. — Думаешь, я не знаю, что вы все сидите у него на цепи, как прикормленные псы?

Алек отшатнулся.

— Следи за тем, что говоришь. Если бы ты была парнем, я бы тебе уже по лицу заехал.

— Так заедь!

— Тебе — не могу, — саркастически ответил он. В груди что-то ёкнуло. — Понятия не имею, откуда ты взяла этот бред. Весь наш отдел уже три года роет землю, чтобы отправить Эстета на каторгу. Я не сплю, отказываюсь от многих радостей жизни — всё ради того, чтобы свести с ним счеты. А теперь ты раскидываешься голословными обвинениями, ничего про меня не зная.

— Свести счеты… Какие? — прошептала она одними губами.

— Какая разница? — Алек досадливо прикрыл глаза. — Сама ты не очень разговорчива. Расскажешь, в чем дело?

Дина колебалась.

— Это вопрос безопасности. Я не до конца разобралась во всем, а ты уже давишь на меня, лезешь в голову… Я ведь просто защищаю свою семью!

— От меня?

— Да!

«Значит, ты вообще не разбираешься в людях», — ядовито подумал он, но вслух произнес бесстрастное:

— Я не могу заставить себя сотрудничать. Если ты не хочешь говорить, я не буду тратить твоё время.

На миг ему показалось, что Дина развернется и уйдет. Он, в общем-то, был к этому готов. Вместо этого она выпрямилась, решившись.

— Ты должен мне поклясться, что Эстет тебе не платит. Клянись богами, или, если не веришь, тем, что у тебя есть святого.

Глаза цвета расплавленного шоколада глядели на него с вызовом и надеждой. Алек почувствовал, как тянет в груди.

— Клянусь своей матерью, что не работаю ни на одну бандитскую группировку, не продаю информацию, не действую в их интересах, — процедил он так, будто выплевывал горячие угли. — Я лучше сдохну.

Не разрывая зрительный контакт, она протянула ему руку. Он пожал её тонкие пальцы и первым отпустил. Дина схватилась за голову, долго и протяжно выдохнула. Короткая улыбка осветила её лицо, но тут же скрылась за суровой обеспокоенностью.

— Это хорошо, — Дина встала, потирая ладонь второй рукой. — Тогда поехали. Сначала нам нужно попасть в одно место. Пришло время кое-что узнать.

* * *

Спустя полчаса они оказались у знакомого белого двухэтажного дома, окруженного гранатовым садом. Дина, все такая же бледная, уверенным шагом прошла сквозь калитку и постучала в дверь. Алек заметил, что у неё дрожит рука.

— Я могу чем-то помочь? — спросил он тихо.

— Нет, — она покачала головой. — Просто не уходи. Будешь свидетелем.

«Свидетелем чего?» — хотел узнать он, но не успел. Дверь открыла сиделка: всё та же злая мегера охраняла покой старика, живущего в этом доме.

— Кто пришел так поздно? — без приветствия процедила она, зыркая маленькими яростными глазами. — Господин Гракх никого не принимает, он плохо себя чувствует.

— Простите, но я все равно с ним поговорю, — Дина поднырнула у сиделки подмышкой, и та, запоздало махнув рукой, не успела её поймать.

— Да как вы смеете? Дерзкая девчонка, пошла вон! — взвинтилась сиделка, ринувшись за Диной, но Алек поймал её под локоть.

— Нам очень жаль, — проникновенно сказал он, крепко удерживая вырывающуюся женщину. — Но другого варианта нет. Мы не причиним ему вреда, не бойтесь. Нам нужно всего несколько минут.

Сиделка поджала сухие губы. Вместе они вошли в гостинную, где посреди комнаты замерла Дина. Как и в прошлый визит, создатель Гранулы, господин Гракх, сидел в кресле под пледом и был одет слишком тепло для жаркого августовского вечера.

— Я могу вам чем-то помочь, милая? — спросил Гракх, щурясь. — Мы с вами знакомы?

Незваная гостья сглотнула и произнесла:

— Да. Меня зовут Дина. Дина Дайвари.

Глаза старика, блеклые и уставшие, округлились. Он смотрел на неё снизу вверх, беззвучно открывая рот. Потом по морщинистому лицу потекли слезы — не пару капель, а сразу целый поток, словно прорвало плотину.

— Да вы же его расстраиваете, — пролепетала сиделка, но Алек шикнул на неё, не давая сдвинуться с места. Он переводил взгляд с Дины на Гракха и обратно, но те не двигались.

— Гера, — позвал старик ломким голосом. — Гера, подойди, пожалуйста. Смотри, какая Дина выросла. Настоящая красавица, совсем уже взрослая… Диночка, сколько тебе лет?

— Двадцать три.

— Гера, ты послушай, — сказал он, всхлипнув, губы его задрожали. — Гера, ведь тебе тоже… Тоже могло бы стать двадцать три…

Дина моргнула, и две крупные слезы покатились по её щекам. Она сделала несколько стремительных шагов, упала на колени перед креслом старика и сжала его ладони.

— Господин Гракх, я знаю, что вы не рады мне, — с жаром произнесла она. — Но мне очень нужно знать. Двенадцать лет назад вы с моим дедушкой вели какие-то дела…

Старик вздохнул, заливая слезами плед на коленях.

— Я не… помню…

— Я знаю, что это было не специально, — прошептала она, прижимая его руки к груди. — Вы не виноваты в том, что произошло. Виноват мой дед и Эстет, не вы и не я. Но я знаю, что вы что-то сделали. Мне нужно знать что. Пожалуйста. Вы мне задолжали.

Дед зажмурился, будто надеясь, что она пропадет, перестанет спрашивать и греть его руки своим теплом, но Дина была здесь и продолжала сверлить его горячим как полдень взглядом.

— Мы с Каяном познакомились еще в молодости, до того, как он женился на твоей бабушке и стал частью дома Дайвари, — начал он едва слышно. — Так всю жизнь и прожили, рука об руку. Я присутствовал на твоем первом дне рождении, а он был со мной в день, когда родилась Гера. И вы вместе играли в нашем саду, в догонялки среди гранатов. Гера выбрала деревья, потому что они красиво цветут, а я посадил…

Алек замер, боясь лишний раз моргнуть и пропустить что-то. Он был здесь десяток раз и никогда не слышал от деда ничего важного.

— Когда Гранула появилась, ко мне сразу пришли деньги. А с ними пришла и неприятная известность. Я всем стал интересен: и бандитам, и правительству. Ко мне приставили полицейских, боялись, что я буду работать с организованной преступностью. Но я не хотел, я хотел спокойной жизни. Гера подрастала, я искал для неё спокойного счастливого будущего… — Гракх говорил так тихо, что приходилось напрягать слух. — Каян уже давно был в сговоре с Ласкарисом, но я этого не знал. Стоило заподозрить. Сейчас мне кажется, что это было очевидно, но все мы умны задним числом. Однажды он попросил меня сварить Гранулу для нужд дома Дайвари, в обход тех отчетов, которые я подавал в парламент. Много и за большие деньги. Деньги меня не привлекли, я уже имел достаточно, но Каян был таким умным и хитрым. Целый год он упрашивал меня, заходил издалека, так, что я даже не понял, как поверил его словам. Казалось, что это мои слова вовсе, что они сами зародились в моей голове. Каян повторял, что правительство забирает семьдесят процентов от моей прибыли, что использует Гранулу в войнах, а он просто хочет сделать свой дом сильнее. В итоге я дал слабину. Зачем? Зачем я согласился тогда?

— Вы приготовили ему Гранулу тогда?

— Да…

— Сколько? — голос Дины звенел, как лед в бокале.

— Пять килограммов, — прошептал он. — И он отдал часть Ласкарису; он с самого начала это придумал. Так Ласкарис узнал, что я могу обойти правительственный контроль. И потом…

— В ту ночь он отдал Ласкарису всё, что вы приготовили?

— Нет, там было не всё, — старик зажмурился и вжался в кресло. Замотал головой, — Я не знаю… Гера! Гера! Подойди, пожалуйста! Приехала Дина, твоя подружка! Ты же поиграешь с ней?

— Простите, господин Гракх, — сказала она безэмоционально. — Я спешу. Может быть, в следующий раз.

Она медленно поднялась с колен и обняла Гракха, неуклюже склонившись над креслом. Старик задрожал, громко всхлипнул и прижался к ней, обхватив морщинистыми узловатыми руками. Она погладила его по голове и отступила.