Пария (ЛП) - Райан Энтони

Первых нападавших отбили довольно легко, но сопротивление нарастало и наконец стало напоминать настоящее построение. Перед нами вытянулись две неровных шеренги весьма крикливых воинов, многие были со щитами, и Суэйну пришлось отдать приказ к атаке.

Всё «копьё» разом побежало, и наконечник ударил в центр аскарлийской шеренги. Благодаря скорости и количеству удалось пробить их ряды, но, как нас и учили, схватка немедленно распалась на стычки всех со всеми.

– К капитану! – прокричал Суэйн, уклонился от удара аскарлийского меча и свалил воина ударом булавы. Потом бросился вперёд, сокрушив череп очередного северянина, оказавшегося на пути. – К капитану!

Остальные из отряда быстро подхватили слова Суэйна, которые громко эхом отдавались в моих ушах, когда я бежал за Уилхемом позади сержанта. Зная, что глупо было бы ввязываться в продолжительную драку, я бежал и хлестал мечом по любому приближавшемуся воину. Через клубы дыма и за дерущимися фигурами я видел высокий силуэт Эвадины, меч которой безостановочно двигался, а аскарлийцы валились перед ней, как пшеница под серпом. Потом мой глаз различил намного более крупную фигуру, поднимавшуюся на насыпь позади Эвадины – это был косматый гигант с топором, от которого, как от камня, почти не отражался свет костров.

– Капитан! – крикнул я, но предупреждение затерялось в шуме битвы. Бросившись вперёд, я нырнул под качнувшимся мечом, уклонился от опускавшегося топора, и мой путь перегородил аскарлиец со щитом. Не в настроении задерживаться, я прыгнул, поставил ногу на поднятый щит и перевалился через него. Он попытался достать меня мечом, и я почувствовал затылком ветерок и лёгкий укол. Проигнорировав его, я помчался дальше к Эвадине, продолжая выкрикивать предупреждения. И Суэйну, и Уилхему пришлось остановиться и отбиваться от нападавших, а мне открылся свободный путь до неё.

Сложно сказать, услышала Эвадина моё предупреждение, или нет, но всё же она вовремя обернулась и уклонилась от первого удара топора Маргнуса Груинскарда. Обломки разлетелись в пыль, когда на них опустилось массивное каменное лезвие, и тильвальд тут же поднял его для очередного удара, словно топор весил не больше пёрышка. Казалось невероятным и практически невозможным, что человек такого возраста и комплекции может двигаться с такой скоростью, но и Эвадина билась столь же быстро.

Вместо очередного удара Маргнусу пришлось поднять древко топора, чтобы отбить удар Эвадины, нацеленный ему в горло, а потом ещё раз, когда она крутанулась и хлестнула ему по лицу. Тильвальду удалось блокировать удар, но Эвадина продемонстрировала ещё бо́льшую быстроту – низко пригнувшись, она бросилась вперёд так, что сократила расстояние между ними и поднялась в последний миг, чтобы вогнать кончик меча под подбородок аскарлийца. Если бы ей удалось попасть, то удар наверняка пронзил бы его голову и лишил бы северян их главаря. Другой вопрос – сохранило бы это Ольверсаль для короля, хотя многие историки скажут, что да. Лично я в этом всегда сомневался. Даже со смертью тильвальда у аскарлийцев хватало людей, чтобы несколько раз захватить порт, и кровь у них закипала от резни. Ольверсалю и большей части его жителей в любом случае суждено было погибнуть той ночью.

Как бы то ни было, подобные измышления чисто академические, поскольку Маргнус Груинскард в тот миг не умер. На самом деле все эти годы спустя я изредка получаю доклады, что этот загадочный старый гад каким-то образом умудряется дышать до сего дня. Если это и так, то дышит он через изуродованные губы, и я сильно надеюсь, что выбитый глаз причиняет ему сильную боль.

Тильвальд, снова двигаясь с отрицающей возраст скоростью, дёрнул головой в сторону как раз в тот миг, когда кончик меча Эвадины коснулся его кожи. Лезвие пробороздило его лицо, разрезав обе губы и левый глаз, и оставило глубокий канал в лабиринте морщин, покрывавших его лоб. Но какой бы ужасной ни была эта рана, она его не убила.

Вывернувшись с рёвом боли и ярости, тильвальд широко взмахнул топором. Эвадина низко пригнулась и занесла меч для очередного удара. Раненый Груинскард потерял равновесие, и уже этот удар вполне мог оказаться для него последним, но Помазанной Леди не довелось его нанести.

Через вершину насыпи перескочили два волка – чёрный подпрыгнул высоко, а белый низко. Эвадина вовремя развернулась и глубоко полоснула бок белого волка, но тот успел сжать челюсти на её ноге. А чёрный наклонил огромную голову и сомкнул огромную пасть на груди Эвадины. Я уже подбежал достаточно близко и видел, как кираса прогнулась под давлением, и брызнула кровь, когда зубы прокусили сталь.

Меч Эвадины вывалился из её рук, а волки свалились с ней в клубок, не разжимая зубов и яростно тряся головами. Из бока белого хлестала кровь, но это не отвлекало его, и он вместе с братом усердно пытался разорвать Эвадину. Они так сосредоточились на своей жертве, что не заметили моей атаки. Чёрный был ближе, так что я ударил его первым, и, навалившись всем весом на меч, глубоко вонзил в спину зверя. Целился я в хребет, но в последний миг тот сдвинулся, и клинок пронзил рёбра.

Отпустив грудь Эвадины, волк изогнулся и клацнул зубами в дюйме от моего лица. Жар дыхания зверя на коже вернул мой страх, а нос наполнился жуткой вонью из его пасти. Перед такой неистовой свирепостью моё тело содрогнулось от желания бросить меч и убежать, но инстинкт бойца говорил мне, что это будет ошибкой. Один взгляд на злобные, переполненные ненавистью глаза волка – и стало ясно, что теперь он нацелен на мою смерть. Несмотря на его рану, если я побегу, то успею сделать лишь несколько шагов, прежде чем он меня свалит.

Так что я стал биться и ударил кулаком волку в глаз, а потом сомкнул обе руки на мече, приподнял его, повернул клинок, и вогнал как можно глубже, туда, где, как я надеялся, находилось сердце. Удача мне улыбнулась – волк резко напрягся и издал звук, в котором смешались рык с жалобным всхлипом. Дёрнувшись и извергнув кровь, чёрное чудовище рухнуло.

Я начал вытаскивать меч, когда почувствовал на плечах огромную тяжесть. Под моей спиной треснули обломки, когда волк надавил лапами, а разинутая пасть отодвинулась, чтобы нанести смертельный укус. Раздался громкий хруст, и в глазах мгновенно покраснело. Но вместо ожидаемого взрыва боли, за которым, как я надеялся, сразу последовало бы забвение, я почувствовал жаркую влагу, залившую моё лицо.

– Поднимайся, Писарь! – скомандовал сержант Суэйн. Я моргнул, стёр с глаз тёплую кровь и увидел, как он, хрипя от напряжения, оттаскивает труп белого волка. С его булавы капала кровь, и я заметил на склоне насыпи ошмётки мозгов из расколотого черепа зверя.

– Взять капитана! – крикнул Суэйн, и мимо меня промчалась группа солдат из роты. Я, шатаясь, поднялся на ноги и смотрел, как они поднимают Эвадину. Меня поразило её бледное осунувшееся лицо. Глаза были открыты, но лишь тускло поблёскивали, а лицо постоянно напрягалось от боли.

Громкий рёв привлёк моё внимание туда, где шеренга солдат сдерживала толпу аскарлийцев. В центре стоял Уилхем, и его меч поднимался и опускался со смертоносным мастерством. Рёв – громче криков и воплей сражавшихся – донёсся из-за границ схватки. В дымке я различил огромную фигуру Маргнуса Груинскарда, окружённую группой северян. На один безумный миг я решил, что он напал на своих же, а потом понял, что они утаскивают его из драки.

– Стройся полумесяцем! – рявкнул Суэйн, и отряд быстро построился в эту фигуру, удобную для упорядоченного отступления. К нам примкнули около дюжины выживших герцогских воинов, но быстрый подсчёт показал, что мы потеряли почти половину наших сил, добираясь до капитана.

К счастью, в первоначальной атаке отряду хватило свирепости, чтобы убить или отбросить большинство северян в непосредственной близости. Ещё несколько упрямых или обезумевших от битвы душ не пожелали отпускать нас так скоро и бросились на изогнутую шеренгу во время нашего отступления. Уилхем быстрыми выпадами убил двоих, а алебардщики покончили с остальными. Конечно, последовали бы и более мощные атаки, возможно превратившие бы наше отступление к пристани в бегство, а потом и в резню. Но удача снова нам улыбнулась в виде густого удушающего покрова дыма с пеплом, который принесло из центра города. Он вмиг окутал нас, жаля глаза и вызвав хор кашля.