Пария (ЛП) - Райан Энтони

Отведя взгляд от безответного лица Эвадины, я посмотрел на двадцать кораблей и несколько дюжин рыбацких судёнышек, загруженных горожанами, составлявших наш новый флот. Просящая Офила как обычно эффективно справилась с захватом достаточного количества судов, чтобы перевезти всю роту. Дело не обошлось без потерь, поскольку мальчишки и старики, оставленные на кораблях, не желали сдаваться без борьбы. И всё же к тому времени, как Суэйн вернулся с раненой Эвадиной, сопротивление было по большей части подавлено, а излишние суда преданы огню. Стариков по большей части зарубили, но мальчишек в основном оставили в живых. Офила приказала затолкать их в шлюпки и отправила по течению. Нескольким аскарлийским кораблям удалось наскрести достаточно рук и уплыть подальше от опасности, но ясно было, что эта победа дорого обошлась Сёстрам-Королевам, если не в жизнях, то в кораблях.

Мой же побег из Ольверсаля не был лёгким – пришлось сторониться многих падающих зданий и пробиваться через растущую толпу убегающих горожан. Не приходилось удивляться, что мои товарищи решили не ждать меня, хотя Уилхем потом уверял, что решение отчаливать далось нелегко, но было принято быстро. Увидев, что на пристани нет кораблей, и несколько оставшихся рыбацких лодок тоже отчалили, я бросился к молу, от которого с разной успешностью пытались отплыть несколько маленьких лодочек. Я выбрал самую крупную и вместо того, чтобы спускаться по железной лестнице, просто спрыгнул посреди семейства торговцев, которое ею каким-то образом завладело. Муж поначалу противился моему вступлению в их команду, но обнажённый кинжал переубедил его, и вскоре мы гребли к кораблям.

Спустя день пути от Ольверсаля дым от его разрушения по-прежнему поднимался над северным горизонтом. Позднее мне станут известны страшные деяния, отмечавшие его падение. Сожжение библиотеки – это главное преступление из тех, что помнят учёные, описывающие это событие, и потому упускают из вида сопутствовавшие ему резню и безответственное уничтожение, включая осквернение святилища мученика Атиля. Одна из самых жутких историй гласит, что старый просящий стоял на коленях перед алтарём с реликвией, и его губы продолжали молить мученика об избавлении даже после того, как аскарлийский воин срубил его голову с плеч.

История лорда старейшины Фольваста куда более правдоподобна. Когда его нашли, он прятался под навозной кучей в своих конюшнях, откуда его быстро вытащили и вырезали на нём Алого Ястреба под суровым одноглазым взором Маргнуса Груинскарда. Открылось, что перед захватом Ольверсаля для Короны старейшина вступил в переговоры с Сёстрами-Королевами, чтобы сдать им город за подходящую цену. Когда они отказались выполнять его требования, он быстро вспомнил о своей верности королю Томасу. Когда при случае я сожалею о многом, случившемся в том злополучном порту, среди этого нет кончины Маритца Фольваста.

Глядя на поднимающийся дым, я раздумывал о судьбе Беррин и о пугающих невероятных событиях, которым я стал свидетелем. Каэритская книга снова находилась на моём боку вместе с руководством по переводу древнего текста. Я не сомневался, что когда найду время взяться за эту задачу, найду в ней подробное описание нашего отплытия. Книга теперь стала ещё более неотразимой, и обещание на её страницах одновременно пугало и очаровывало. Похоже, я получил карты к двум сокровищам: к давно разыскиваемому кладу давно мёртвого разбойника и к моему собственному будущему. Последняя, разумеется, представляла собой очевидную дилемму, но не с тем значением, с которым должна была: «Если что-то уже написано, могу ли я это изменить?».

– Делрик не скажет, но я могу прочитать ответ в его глазах. – Я обернулся и увидел, что рядом со мной стоит Уилхем и тоже смотрит на далёкий столп дыма. – Она умирает. – Его голос надломился, и я избавил его от неудобства, отведя взгляд от слёз, навернувшихся ему на глаза. Взглянув на бледное лицо Эвадины со впалыми щеками, я понял, что это зрелище цепляется мне в сердце с такой силой, которая мне совсем не нравится.

«Значит, она будет мученицей, которой не стала Сильда», подумал я, пытаясь вызвать горький цинизм, которого не чувствовал. «Ей построят святилище. Законсервируют её органы и кости и выставят на алтарь, перед которым столетиями будут пресмыкаться отчаявшиеся дураки. Мученица Эвадина, Помазанная Леди, Меч Ковенанта, убитая коварными язычниками. Только подумать, сколько десятины она принесёт».

Уилхему я ничего из этого не сказал, подозревая, что он убьёт меня за такое.

– Море спокойное, – сказал я, решив использовать натужный оптимизм за неимением ничего другого. – Мы быстро доберёмся до Фаринсаля, где есть лекари искуснее Делрика.

Уилхем вытер глаза, и его скорбь сменилась гримасой мрачных предчувствий.

– А ещё агент Короны, который, не тратя времени, доложит о нашей неудаче королю Томасу. Мы отдали аскарлийцам жемчужину Фьордгельда, а с ней и всё герцогство.

– А ещё мы уничтожили большую часть их флота, захватили несколько трофеев и отступили почти без потерь в роте. Это чего-то да стоит.

– Этого не хватит. Ты же знаешь, каких врагов она нажила. Будь она хоть сто раз смертельно ранена или мертва, они не позволят разрастаться легенде о Помазанной Леди. – Уилхем крепко и настойчиво схватил меня за руку. – Мы ей понадобимся. Защищать её наследие, если уж не жизнь. Пообещай мне, Писарь, что ты её не бросишь.

Меня подивило, что он придаёт такое значение клятве низкорождённого разбойника, но яростность его требования означала искреннюю заботу, или, по крайней мере, высокое мнение о моей полезности в скверных обстоятельствах.

– Я всегда был вором, – сказал я. – Часто – лжецом, иногда мошенником и, по нужде или в ярости, убийцей. Но, – я высвободил руку, – я ещё никогда не бросал друга. – Я криво улыбнулся ему, отчего заныли мои синяки. – У меня их мало, понимаешь? Так что это редко требуется.

По прибытию в Фаринсаль нас встретила отвратительная погода. И без того не особо живописный порт съёжился под низкими серо-чёрными тучами, периодически изливавшимися на лабиринт узких улочек. Благодаря спокойным морям и усердной заботе Делрика Эвадина по-прежнему дышала, хотя и неглубоко, и болезненно стонала. Несколько раз за время путешествия она приходила в сознание, но лишь ненадолго. Суэйн, Уилхем и я по очереди сидели с ней, когда Делрику приходилось поспать, и мне не повезло стать свидетелем её первого пробуждения.

Я ожидал выражения озадаченности или боли на её лице, если она вообще когда-нибудь проснётся, но вместо этого на меня с негодованием мрачно смотрела разъярённая душа.

– Я… – выдохнула она, стиснув зубы и сжимая руки в кулаки. – Я… приказала… уплывать!

И хотя прежде она много раз меня приводила в замешательство, тогда я впервые её по-настоящему испугался. Смертельно раненная и слабая, едва способная сделать вдох, но всё же глубина возмущения и гнева в её взгляде вызывала почти такой же страх, как некогда вызывал во мне Декин. Её немигающие глаза, каким-то образом ставшие чёрными, как позже и будут утверждать легенды, обвиняюще уставились на меня. Чувство, что меня второй раз считают предателем, после того, как я спас ей жизнь, вызвало достаточно гнева, чтобы прогнать страх.

– Мы не могли, – ответил я ей, и мой голос прозвучал грубее, чем обычно говорят, обращаясь к умирающей женщине. – Если ваши видения столько вам рассказывают, то, наверное, и это они должны были показать.

Тогда её глаза затуманились, в них было немного раскаяния, но в основном лишь усталое сожаление.

– Они показали мне… – пробормотала она, и её голова упала на подушку, поскольку на неё снова стало наваливаться забытье, – …что случится… если вы не дадите… мне… умереть.

На конце длинной пристани, господствовавшей в гавани Фаринсаля, нас встречала несколько ошеломлённая делегация местных чиновников. Единственным достойным внимания оказался лорд обмена. По статусу он де-факто являлся начальником этого города, поскольку его назначала Корона, а значит он подчинялся королю, а не герцогу Эльбину. На самом же деле он был всего лишь возвеличенным сборщиком налогов, но в оживлённых портах такие люди могу взлететь высоко, если не будут завышать свою долю, и следить за тем, чтобы король получал положенное.