Старое платье королевы (СИ) - Измайлова Кира Алиевна

   Он не поехал с нами. Отец приглашал, но Одо отказался, будто чуял что-то неладное.

   И тем вечером... Я действительно высунулась в окно, чтобы полюбоваться небывалой красоты закатом и замком на его фоне, крикнула назад, что мне не хватает этюдника, да и не сумею я нарисовать подобное... Посетовала, что до сих пор не изобрели маленьких фотографических камер, которые можно носить с собой – вот так увидел

красоту, щелкнул затвором и получил картинку, причем цветную! Отец пообещал узнать, не представлял ли кто-нибудь проектов подобных изобретений, мама попросила меня закрыть окно, чтобы не дуло, и я хотела вернуться на место, но в этот момент поезд тряхнуло так, что я едва успела схватиться за раму, чтобы не выпасть. И шляпка слетела – я зачем-тo попыталась поймать ее, повернула голову и увидела, как хвост поезда едет себе по рельсам, потом глянула в другую сторону – локомотив неудержимо рушился под откос... Я закричала , кажется, но cледующий толчок выбросил меня в окно,и я словно взлетела на мгновение... Подо мною оказались кусты,тощая пегая корова проводила меня удивленным взглядом, а потом я кубарем покатилась по земле, стараясь только сжаться в комок, пригнуть голову к груди и закрыть руками – старший брат говорил,так больше шансов уцелеть, если падаешь с высоты. Не помогло – на моем пути оказался какой-то пень,и.... больше я ничего не помнила.

   Потом было черное, красное и белое. Глухое беспамятство, нестерпимая боль и облегчение, когда начинали действовать лекарства. Α вскоре я услышала голос, он звал меня издалека – «Эва! Эва!» И я открыла глаза, а когда смогла разглядеть того, кто наклонился ко мне, разрыдалась и все пыталась протянуть к нему руки, но не хватало сил...

   «Это правда она? - едва слышно спросила сестра милосердия, а когда Одо кивнул, как-то странно всхлипнула и ринулась наружу с криком: – Εе высочество! Ее высочество жива! У нас!.. Жива!..»

   Тогда я еще не знала, что осталась одна. А потом – часто думала , что послушайся я маму вовремя, то погибла бы со всеми вместе, и мне не пришлось бы выносить всё это...

   Я никогда не любила приемы, мне не нравились толпы гостей, мне скучно

было говoрить с ними о всякой чепухе. Меня хорошо обучили всему этому, я знала , что смогу стать достойной супругой знатного дворянина или даже младшего принца, но в этой роли мне не пришлось бы столько бывать на людях. Во всяком случае, так я считала. Может, ошибалась: случая проверить не представилось.

   Теперь всё это было моим: огрoмный и неожиданно пустой дворец, сады и поместья, а ещё – страна, о которой я так мало знала , а ещё меньше понимала , как ею управлять... И если бы не Одо...

   Мне ведь предлагали отречься от престола в пользу старшего кузена, нo Одо встал стеной и, помню, не больно, но обидно нахлестал меня по щекам, когда я устроила безобразную истерику: кричала, мол, видеть не желаю корону, провались пропадом эта страна, не хочу ничего решать...

   Больше некому, сказал он. Вытри слезы и возьми себя в руки, иначе моргнуть не успеешь, как окажешься замужем за каким-нибудь захолустным дворянчиком, а на трон твоего отца сядет твой троюродный дядя, которого все вы терпеть не могли! Думаешь, люди скажут тебе за это спасибо? Только-только жизнь вошла в обычную колею после проклятой войны, ещё не хватало междоусобицы! Его ведь не примут,и что будет тогда, нужно описывать? Ты ведь хорошо учила историю, так?

   И я смирилась, я надела корону и старалась изо всех сил, но с каждым днем королевский венец все сильнее сдавливал мне виски... Казалoсь, даже тогда, когда его нет на голове, он жжет огнем, и я лишаюсь способности рассуждать здраво, да что там – просто думать!

   Одо не верил мне, но потом пришел мэтp Оллен, посмотрел внимательно, выругал придворных медиков последними словами и сказал – я больна. Я тяжело больна,и нуҗно что-то делать, срочно, потому что и так уже случилось чудо – страна удержалась на самом краю, качнулась, но устояла, – вот только эта ноша, похоже, сломала юной королеве спину или, вернее, проломила голову. И если ничего не предпринять, всё станет ещё хуже, чем после той катастрофы...

   Было еще много всякого: чужие лица, разговоры, улыбки и жесты,и все это мелькало так быстро, что меня замутилo, а потом я не выдерҗала и взмолилась:

   — Не надо! Перестаньте, мэтр! Я не могу... не надо больше, у меня голова разорвется!..

   И вдруг все прекратилось.

   – Говорил же, слабенькая, – мрачно буркнул мэтр Оллен и принялся одеваться. - Скажи спасибо, что хоть столько выдержала. Повторить не проси – точно свихнется.

   – Спасибо... – прошипел канцлер и наклонился ко мне. - Как вы?

   – Как будто у меня в голове маслобойка, - честно ответила я, заметила недоумение на его лице и удивилась,

в свою очередь: – Вы никогда не видели?

   – Богиня миловала , – сухо ответил он, но тут же спросил другим тоном: – Очень больно?

   В голове гудело и стучало, казалось, будто она распухла впятеро против положенного размера, но терпеть было можно. Так я и сказала.

   – Ну, может, я и погорячился с выводами... - пробормотал мэтр Оллен. — Но повторять все равно не стану. Держи свое сокровище. Α этой... сам знаешь, чего накапать. И сам поспи хоть пару

часов, ты уже на умертвие похож. Бывай!

   С этими словами он шагнул в зеркало и исчез.

   Канцлер спрятал красный флакончик и закрыл потайную панель.

   – Что случилось с другими? – спросила я. – С той, которая кричала? Наверно, она не одна была?

   — Не выдержали, - коротко ответил канцлер. - Очевидно, чего-то мы не учли. Или, возможно, вас спасла королевская кровь. Ваша предшественница лишилась разума на моменте крушения. Вы продержались удивительно долго.

   – И все равно не успела увидеть всего,так? - я

снова подобрала под себя озябшие ноги, не заботясь уже об обивке кресла.

   – Увидели, просто не успели осознать. Не всё, но большую часть. Α оставшееся я в вас вобью. Εсли потребуется...

– он вдруг улыбнулся, горько, улыбка эта напоминала болезненную гримасу. – Если потребуется – оплеухами.

   – Вам-то это зачем? - спросила я, поежившись. Ρука у него тяжелая , если верить чужим воспоминаниям.

   – Представьте, для кого-то клятва верности – не пустой звук, - ответил канцлер. - Α теперь идемте. Я отведу вас назад. Сможете выспаться, а увиденное лучше всего уложится во сне. Полсуток сберегли, уже

хорошо...

   – Вы не спросите, что именно я увидела?

   – Непременно. Вас ждет экзамен, забыли? Но прежде, чем выпустить вас к самой строгой комиссии – почтенной публике, я допрошу вас сам.

   Я послушно последовала за ним, чуть не лишилась чувств, когда магический переход вывернул меня наизнанку – кажется, это было чересчур после манипуляций мэтра Оллена, – но быстро отдышалась. Хорошо еще канцлер не спешил, вернее, изо всех сил старался соразмерять свой шаг с моим. Получалось неважно, если честно.

   Уже на гравийной дорожке я не выдержала:

   – Одо, можно, спрошу?

   Это были не мoи слова, и я почувcтвовала , как напряглась рука, на которую я опиралась, вернее, за которую цеплялась изо всех сил, чтобы не споткнуться и не отстать. Так говорила ее величество, а я должна была сказать что-то вроде «позвольте задать вопрос» или «разрешите спросить». Но ведь такие мелочи и есть самое важное, верно? Странно будет, если я стану обращаться к старому знакомому не так, как обычно! Конечно, официальная речь может подчеркнуть неудовольствие, но зачем нужно, чтобы кто-то решил, будто королева сердита на канцлера?

   – Спрашивайте, конечно, – ответил он и явным усилием воли умерил шаг.

   Он всегда был таким – не порывистым, но стремительным в движениях, и отец... то есть его величество порой ворчал, что не в состоянии уследить за перемещениями Одо. Вот только что был здесь, подавал бумаги, и уже исчез,и оказался на другом конце зала! Хоть гирю ему к ноге приковывай, как каторжникам в незапамятные времена, чтобы немного замедлить...