"Фантастика 2025-108". Компиляция. Книги 1-28 (СИ) - Изверин Алексей

– Считайте, господа станичники, – я перевернул карту, написал корявые цифры. – Яицкие, илицкие, теперь оренбургские и пречистенские казаки. Четыре полка!

– Никак не сходится, – наморщил лоб Творогов, – оренбургских мало. Пречистенских також едва на полполка.

– А мы из других сотен передадим россыпью… – я назидательно поднял перо. – И не забывай, Иван Александрович, о татарах, башкирах и киргизах. Вот не лежит у меня сердце отдельно их регулярствовать. Распишем по полкам!

– Помилуй бог! Царь наш батюшка, Петр Федорович! – Творогов нахмурился. – Воевать с иноверцами в одном строю?!

– А в Пречистенскую крепость ты с татарами ездил? Ездил! Боевые они хлопцы?

– Боевые! – Овчинников потянулся за бутылкой, но я отставил ее прочь.

– А раз так, – я прихлопнул рукой по столу, – не супротивьтесь мне!

– И кого в полковники? – поинтересовался Творогов, опустив взгляд.

– Всеми конными казаками и башкирами с татарами начальствовать Андрею Афанасьевичу, – я повернулся к Овчинникову: – Справишься?

Лицо атамана стало серьезным. Он почесал в затылке, кивнул:

– Справлюсь!

– В полковниках у тебя будет Чика на яицкий полк. Лысов на илицкий. Мясников на оренбургский.

– Тимофея Григорьевича отдаешь? – удивляется Овчинников.

– Отдаю, – вздыхаю я. – На гвардию мы кругом есаула выберем, а Мясников на оренбургском полке нужнее. Больно там люди ненадежные. Про Могутова слышали?

Оба атамана одновременно кивнули.

– Но и последний по счету, но не по важности, – сумничал я. – Новый полк. Пречистенский. Отдаю вам Шигаева. Он мне по интендантству незаменим, но на полку нужнее. Как все наладит, заберу обратно, так и имейте в виду.

– А Подуров? – удивился Овчинников.

– А я? – с обиженной миной привстал с кресла Творогов.

– Тебя, Иван Александрович, вижу на большой должности. Губернатора-то нынче у губернии нет. Непорядок. Я дальше уйду воевать, за Русь святую да народ ее многострадальный… – я перекрестился, атаманы вслед за мной. – А здеся кто начальствовать будет? Ты бывал в головах в Яицке и тут справишься. Оставлю тебе наказы исполнять.

– Спасибо, царь-батюшка! – Творогов вновь встал, торжественно поклонился. Видно, что доволен. – Не подведу тебя. Губернаторствовать буду честно, по твоему слову…

– Воеводствовать! – я поднял палец. – Хватит нам уже этой неметчины в словесах. Только портят наш исконный язык.

– Пусть так будет, – пожал плечами атаман. – Так что с Подуровым? Грят, Тимофей Иванович себя добре при штурме проявил.

– Вижу его також генералом. Надо пешцев в полки собирать. Фузеи есть, порох есть. Чего ждать? И экзерцировать каждый день! Вот он и займется.

– Вот, царь-батюшка, ты супротив неметчины в языке, – засмеялся Овчинников, – а пользуешь словечки-то!

Творогов заулыбался, а я задумался.

– Прав ты… упражнять! Годно?

– Любо! – атаманы ответили одновременно.

– Сколько, говоришь-то, крестьян уже набежало в Берды? – спросил я Овчинникова.

– Да с тысячу будет. Мужиков. Ежели с женками да детьми – больше. Каждый день прибывают.

– Два полка, – прикинул я. Плюс в артиллерию надо бомбардиров учить.

Да… создать регулярную армию – это не фунт изюма съесть. Наломаемся по самое не могу. Училищ нет, военных городков нет, рекруты такие, что плюнь в них – разбегутся. Суворова не надо, генерал Бибиков легко справится.

Да и шестнадцать офицеров, честно сказать, доверия не внушают.

– Вот что, господа генералы, – я подвинул к себе карту, перевернул ее обратно, – есаулов-то я у вас из сотен позабираю. Нельзя офицериков без надзору оставлять. Повысите дельных на их должности.

– Офицериков вздернуть надо было бы… – буркнул Творогов, но продолжать мысль не стал. Видимо, уже слышал про Лысова. Овчинников промолчал.

Атаманы доели обед, и мы начали разглядывать карту.

Всего на Урале и в Приуралье создано аж шесть оборонительных линий громадной протяженности. Во-первых, самарская – от Самары до Оренбурга (крепости Красносамарская, Бордская, Бузулукская, Тоцкая, Сорочинская, Новосергеевская, Ельшанская). Во-вторых, Сакмарская линия. От Оренбурга вверх по реке Сакмаре на 136 верст. Крепости Пречистенская (уже в наших руках), Воздвиженская и редуты Никитский, Желтый. Их только предстояло взять. В-третьих, Верхнеяицкая линия. Проходит от Оренбурга вверх по Яику на 560 верст до Верхнеяицкой крепости (двенадцать крепостей, три форпоста и тринадцать редутов). С этой линией почти все благополучно. Часть крепостей и форпостов пугачевцы уже захватили. Служат там яицкие казаки, и крепости словно спелые яблоки должны были сами упасть в наши руки. Наконец, Исетская линия. По реке Миасс до впадения ее в Исеть (крепости Миасская, Челябинская, Еткульская и Чебаркульская, острожки Усть-Миасский и Исетский). Это уже Сибирь. Про последнюю линию я даже думать не хотел. От Уйска аж до Тобола.

– Да… – вздохнули атаманы, почесали в затылках.

– Это ж какое мы дело затеяли! – Овчинников все-таки дотянулся до бутылки – доразлил ее. Мы молча опрокинули бокалы.

Обер-гофмейстер граф Никита Иванович Панин смотрел в окно Гатчинского дворца, как марширует рядом с гвардейцами низенький Павел I. Его бывший ученик был одет довольно легко – в однобортный темно-зеленый мундир с двумя рядами пуговиц, с низким воротником красного сукна и аксельбантами. Несмотря на порывистый ветер и моросящий дождь, Павел упрямо не уходил с плаца.

– Все экзерцирует? – К Панину подошел худощавый мужчина в черном парике, слегка поклонился.

Это был кавалер Франсуа-Мишель Дюран де Дистрофф. Французский посланник при дворе Екатерины II.

– Экзерцирует, – согласился Панин, тяжело вздохнув. – Франсуа, я переманю вашего повара! Сей же час поделитесь секретом вашей худобы!

Панин в шутку похлопал себя по необъятному животу.

– Это есть импосибле! – засмеялся посланник. – Мой сьекрет в постоянном твижении.

– Да… – Панин с хмурым лицом отвернулся от окна, – еще Аристотель сказал: движение – жизнь. А если движения нет… Особенно в государственном смысле.

– Вы весьма правы, граф! – де Дистрофф перешел на французский. – Общество должно развиваться. Государство – словно человеческое тело. Застой крови вредит здоровью.

– Сколько раз уже было говорено матушке… – лицо Панина сморщилось. – Еще десять лет тому назад я представлял Екатерине Алексеевне проект учреждения Императорского совета и реформы Сената! Законы утверждаются министрами и только после попадают на подпись императрице… А там один шаг до конституции.

– А это ваше ужасное крепостное рабство! – посланник покачал головой. – Это же варварство.

– Богатые вы… – вздохнул граф. – У нас отними у помещиков крестьян – с чего они жить будут? Вмиг обнищают да заговор организуют. Впрочем, я не могу подобное обсуждать с дипломатом. Прошу меня понять.

– Исключительно приватно! – де Дистрофф помахал треугольной шляпой с белым пером, которую держал в руках. – Я знаю о вашем отношении к Франции и смею надеяться, что когданибудь…

– Бросьте, кавалер! Я не для того столько лет трудился ради создания Северного аккорда…

– Но теперь, когда вы в опале, вас отстранили от обучения наследника, а ваши союзники – Пруссия, Англия – не стремятся вам помочь, я хочу заверить вашу светлость, что во Франции остались друзья, которые…

– Что этот французик тут делает? – по коридору дворца шел плотного сложения мужчина в генеральском мундире. – Братец, нам бы перемолвиться конфидентно…

– Ваша светлость, я всегда к вашим услугам. Разрешите откланяться… – посланник изобразил легкий поклон и, не глядя на генерала, быстро заспешил прочь.

– Слетелось воронье, – граф пристукнул тростью по паркету, глядя вслед французу. – С чем пожаловал, Петя? Тебе разрешили выезд из поместья?

– Я инкогнито… – генерал кинул треуголку на подоконник.

– По краю лезвия ходишь, Петя! Матушка недовольна тобой. Называет тебя за твои шутки и насмешки «персональным оскорбителем». Орловы требуют твою голову!