Отступники (СИ) - Дитятин Николай Константинович

Мы скрестили посохи, и я сразу же почувствовал, как сильно уступаю Реверансу в плане сноровки. Я давил его внутренней, необработанной силой, пока он тонко оборонялся с минимальными затратами маггических сил.

Наконец он отшвырнул меня: вырвавшиеся молнии ударили в мост.

— Циф, — сказал мой играющий тренер, вытирая крылышком кровь с моего подбородка. — Циф-циф!

— Ты сдаешься? — спросил Реверанс.

— Змея с два!

— Что ты сделал с Маширо?

— Понятья не имею о чем ты!

— Я пытался связаться с ним перед тем, как уничтожил Терминал, — Реверанс поднял меня за ворот комбинезона и толкнул на поручни, едва не перебросив через них. — Он отвечал за Советника! Ты послал туда менадинца? Отвечай!

Я хрипел, нависая лопатками над пропастью.

И собирался бить ниже пояса. Подло. Но момент был подходящий.

— Не только его…

— Кого еще? Чучело? Монстра?

— Киру.

Хватка тут же ослабла. Я ткнул первенцу в челюсть навершием посоха и ударил резервом, оставшимся в печени. Маггия рванула меня за руки, но я вытерпел и ударил еще раз. Реверанс проглотил крик и заскользил по поручням, хватаясь за них когтистыми пальцами.

— Лжешь, — произнес он сквозь кровавую мокроту. — Лжешь, она не могла пойти против меня. Что ты с ней сделал?!

Я понял, что допустил ошибку. Первый, я только что намекнул ему, что между мной и его единственной дочерью могло произойти множество интересных межвидовых экспериментов.

Над Реверансом мелькнул силуэт гигантского змея, бледного чудовища способного убить меня одним взглядом. Ударом острейшей ненависти меня сбросило с моста. На несколько мгновений я застыл над спиралью, а потом меня швырнуло назад и заломило как крендель.

Клыки застыли над моими глазами.

— Что ты с ней сделал?!

— Ничего, — я рванулся изо всех сил.

В лицо брызнула холодная кровь, но Реверанс не отпускал меня.

— Гипноз, чары… Зомбирование? Что ты сделал?! Я зашвырну тебя в пустой Океан, выродок!

— Она сама так решила, — я чувствовал, как внутри что-то лопается от напряжения.

Посох в моих пальцах затрещал и вспыхнул, обжигая руку.

— Ложь! — Реверанс надавил еще и я едва не потерял сознание.

Давление стало вовсе невыносимым. На грани замирающего пульса, я цеплялся за жизнь, ослепнув и теряя слух перед наступлением вечной темноты и царства Хладнокровного.

В этом пограничье, чувствуя гнильцу загробных рек, я уже не слышал: видел цвета голосов. Серебристо-черный цвет яростного шепота Реверанса. На его границе что-то мелькнуло. Я увидел оранжевую звездочку. Она светила издалека, едва мерцая на краю меркнущей картины.

* * *

— Ну как ты, бандит? — спросила Вельвет.

Она сидела на своей койке, глядя не на меня — в раскрытое Окно, где терялся свет ночника, трепещущего в покоях.

— Зачем ты это сделала? — спросил я.

Меня словно не было в комнате. Только мое сознание укрепилось в верхнем углу, словно паук.

— Сделала что?

— Я мог бы спасти тебя.

Она отвернулась от окна. Во тьме тут же что-то шевельнулось. Какие-то острые мослы, словно полночная нежить там попробовала на ощупь враждебное сияние.

— Ты так часто повторял это себе, что даже поверил, — проговорила она, вяло расстегивая пуговицы на форменной куртке. — Ты все же ужасный эгоист Престон.

Я молчал, в ужасе глядя то на окно, в котором нарастало шевеление, то на Вельвет.

— Ты хотел быть свободным от смерти, — продолжала девушка. — Стал. Твой карлик хотел избежать роли одобренной жертвы — он жив. Твоя маленькая подстилка, с чешуей на роже…

— Вельвет.

— Молчи, Престон. Ты так ни разу и не дослушал меня до конца. Я постоянно натыкалась на это жалобное «Вельвет». У тебя просто не хватало духу дослушать меня до конца. Почему? Потому, что ты не хотел терзаться, самолюбивая сволочь.

Свет ночника начал таять. Тьма, раздуваясь словно пузырь, влезла в комнату.

— Твоя подстилка хотела действовать самостоятельно — пожалуйста. Предала своего отца ради своих убеждений. Ей на это хватило нескольких минут, как и тебе… Бандит, тебе ни разу не приходило в голову, что я тоже могла чего-то желать? Ранимый петух. Ради того, чтобы защитить себя от совести, ты сочинил историю, в которой меня удерживал подле своей чудовищной туши демон Авторитета. Ты был бунтарем, отрекся от него, в твоем мече был блеск, в разуме — свет. Романтизм — близок глупости. Он почти всегда и есть глупость, вздернутая на золоченое древко.

Вельвет сняла одежду и осталась нагой, смуглокожей в трепещущем свете. Она долила масла в ночник. Пламя вспыхнуло ярче. Тьма убралась за оконные рамы.

— Ну, так слушай, — старая древесина койки скрипнула. — Я тоже получила то, что хотела. Цель, которой с радостью следовала. Наслаждение от верной службы. Гелберт разделял мои тревоги и согревал тело. А потом я решила пойти дальше. Пойми же, наконец, что не ты определил мое будущее. Воистину ты никогда не пытался мыслить, как другие, и одновременно был уверен в том, чего хотят люди. Посмотри на окно.

Я послушался и перевел взгляд.

Из темноты вдруг выпало потрепанное существо. Костистое ничтожество, тянущее к девушке руки. С трудом я узнал в нем себя.

— Тебе казалось, что я была преследующим тебя призраком, — произнесла Вельвет, с презрением поглядев на повизгивающего уродца. — Но вот кем был ты. Жалкое зрелище. Возьми себя в руки, Престон. Твоя жизнь никак не связна с моей. Была когда-то, всего на одну ночь. Тогда ты мог увлечь меня куда угодно. Я послушалась бы любой просьбы. Но потом очарование прошло. Я сама отказалась от твоего предложения. Но ты был настолько юн и самовлюблен, что не смог даже правильно понять меня. Трагедия… Не было никакой трагедии. Не от чего было меня спасать. Я проиграла в собственной борьбе, к которой ты не имеешь никакого отношения. Два человека пошли своими дорогами. Пойми это Престон. Пойми и не беспокой меня больше. Прощай. И удачи тебе с тем, к чему привела тебя твоя дорога сейчас.

* * *

Я рванул грудью воздух и завыл от боли и удушья. Кашляя и постанывая, я выплюнул ртуть скопившуюся во рту и отполз от края. Посох обгорел, покрылся угольными чешуями.

— Сколько… оэ… Сколько я был без сознания? Цыпленок… Цыплено-о-ок…

Я смог подняться, но так до конца и не выпрямился. Что-то давило на грудь, в боках стреляло и хотелось снова лечь и не двигаться, пока не перестанет плясать синяя искра перед глазами. Я долго соображал, с какой стороны пришел. Потом вспомнил, что упал ногами к Реверансу.

Я проковылял по мосту и чуть не скатился по узкой лестнице уходящей вниз. В конце ее клубились какие-то испарения. Я вошел в них чувствуя запах влаги. Брел, совершенно не понимая куда иду, пока не услышал голоса.

Это был Реверанс.

И Кира.

— Ты была моим единственным соратником. Почему, Кира? Почему?!

— То, что ты делаешь неправильно…

— Это Вохрас тебя научил?

— В этом весь ты. Неужели сложно поверить, что я приняла это решение самостоятельно? Я не один день слушала твои рассказы о новом мире. Я много об этом думала. Гораздо больше, чем тебе могло показаться.

Реверанс стенал. Кира отвечала спокойно, тихонько всхлипывая в конце фраз.

— Возможно. О, возможно! Но кому я мог еще поверить, Кира?! Кому мог довериться?! Всегда мы шли с тобой бок о бок. Ты была моей опорой.

— А Маширо? Он до конца был верен тебе.

Я появился за спиной Реверанса. Они стояли внутри небольшого зала. Позади девушки работал младший брат Основного Терминала. Квадратный глаз показывал Гигану. Серо-стальное пятно армии перед ней. Никогда не видел столицу такой крохотной. Город словно съежился перед надвигающимся противником.

Кира быстро взглянула на меня, но не падала виду.