Осколки вечности в Академии Судьбы - Княжина Елена

Ах да, верно… Древний монстр украшал мной интерьер. Я ведь для этого рождена.

А потом, когда наскучило, забрал память и вышвырнул на порог. Или я сама сбежать умудрилась?

Желая немедленно смыть хлещущее внутри отвращение, возмущение и раздражение, я подхватила сорочку и побежала в душевую. Черную рубашку Валенвайда стянула на ходу и по пути зашвырнула в маг-контейнер для уничтожения.

Сколько мочалок потребуется, чтобы смыть с себя гадкое послевкусие пробудившейся памяти?

***

В душевой я провела почти час. Терла кожу до красноты грубой мочалкой, хлебала воду прямо из лейки, выгоняя вкус горькой сладости с языка. Взбивала пену на волосах, мылила тело всюду, куда дотянулась. Стирала горячим потоком следы, оставленные чужими пальцами и языком.

Спятил он! Точно спятил! Только зверь, бесчувственный, эгоистичный, способен присвоить силой… Лишить свободы и воли… Заставить забыть. О жестоком убийстве, о красных лужах на аптекарском балконе, о стеклянных глазах отца.

Целый месяц я помнила только о хрустале чувств, что звенели в сердце. О своей любви к кровожадному монстру. А он этим пользовался. Укладывал в кровать, словно ничего не случилось.

Эмоции были настоящими, вот только… Не бывает одного без другого. Невозможно взять и выбросить кусок себя, чтобы не мешался под ногами.

И теперь… Эрик прав, теперь стало невыносимо.

Не помню, когда была такой злой. И была ли когда-то. Кажется, способность раздражаться в нас искоренили еще на первом курсе. Максимум гнева, на который способна милая леди, по уровню не превышает бульканье кипящего конфитюра.

Но сейчас во мне рождалось столько грубостей и резкостей, которые я желала немедленно высказать вампиру в лицо, что меня разрывало на лоскуты. Как он мог так со мной? За что?

– Вероника, ты там чешуей не обросла? – с осторожным лукавством спросила Анна Николаевна через тонкую дверь. – Люмьеры случайно не отрастила?

– Я просто… я…

Я порывисто крутанула вентиль и остановила поток. Из глаз продолжало течь, но это другое.

– Отрицанием делу не поможешь. По себе знаю…

– Я не отрицаю. Я… злюсь. Так злюсь! – взвыла обиженно, растираясь полотенцем. – Грудь аж печет.

– Я приготовила успокоительное. На ранних сроках лучше не волноваться…

– Но я хочу волноваться. Хочу кипеть. Чувствовать самостоятельно! Это мои эмоции, а не… не кем-то подброшенные, внушенные и вообще, – вспыхнула я, яростно забираясь в больничную сорочку.

– Однако твой ребенок…

– Как мне с этим быть? Ребенок. Богиня, ребенок! – я бросила на пол полотенце и уселась сверху. Прислонила затылок к двери, за которой стояла княгиня. – У меня ничего не осталось. Никого. Я даже с трудом понимаю, кто я и где я. Единственную вещь, которая связывала меня с прошлым, я только что бросила в маг-уничтожитель.

Ни-че-го. Ни-ко-го.

А ведь недавно все, что меня волновало, – это низкий балл за «Извлечение», который сильно испортит табель успеваемости. Мать разочаруется, отец пожурит…

Отец не пожурит: он умер. Мать не разочаруется: она стерла имя «Вероника» из памяти.

Моя жизнь была распланирована. Понятна от начала и до конца. Учеба в Париже, удачная помолвка, перспективный брак, роль, отыгранная на отлично…

Этому я училась несколько лет – быть послушной дочерью и идеальной супругой. Смиренно принимать судьбу первокровки-аристократки. Не знать, не думать, не заглядывать в темноту. А если случайно увидела, услышала или прочитала дурное – сделать вид, что не заметила. Высший класс, матушка этим чудно владеет.

Не так уж плохо было жить в коконе предопределенности. У меня было все, кроме свободы воли… Семья. Подруги. Жених. Репутация. Будущее.

Я от всего отказалась. Всех предала ради любви. Жестоко высмеяв «оковы» аристократов, Эрик подарил мне свободу и волю. А потом сам же их отобрал!

И вот – никого. Ничего.

Отец мертв, матушка видеть меня не желает. Братья первыми вонзят кол в сердце, чтобы не позорила род «грязным приплодом».

Жених – абсолютно чужой человек, отродье черной крови. Подруга – хитрая вертихвостка, предательница с рыжим пушком на невинной морде. И вишенкой на кошмарном торте – любимый мужчина, который… который не смог удержать клыки за губами и все испортил! А потом еще потоптался на пепелище!

– Прошлое так легко не уничтожить. А ребенок – это тоже семья, – прошептала Анна Николаевна и поскребла медную ручку. – Открой, Вероника. Ты не будешь одна. Я постараюсь помочь.

Помощь вышла специфической. Княгиня накачала меня «убойным транквилизатором на волшебных травках», как она сама обозвала густо-зеленое варево, и уложила обратно на кушетку.

Я провалялась до вечера. Заливаясь слезами, хрипя и кусая подушку.

Мне снились кошмары. Как я наливаю в детскую бутылочку что-то красное и несу к колыбели. Как гордо демонстрирую новорожденного малыша леди Аврелии, и ее выворачивает прямо в сияющей столовой замка Честер.

Как под шепоток толпы я с коляской иду в банк, в раздел полукровок, чтобы с позором зарегистрировать клыкастое дитя. Потомка того типа, чей оскал часто мелькал на первых страницах «Трибьюн».

Как меня встречает Эмиль за стойкой приема и выдачи. Брата окутывает хрустальный свет регистрационной залы. Почетные горожане избрали его новым банкиром, и он начал носить суконные костюмы и отращивать полагающееся должности пузо.

Его чуждый взгляд пробегает по маг-идентификационной карте, но брат не узнает имени. Кто такая Вероника? Никто. Отрава из прошлой жизни, спутавшаяся с убийцей отца.

Кошмары не прекращались, танцующие единороги не могли прорвать их вязкий круговорот. Я выревела все, что накопилось за тридцать дней… А возможно, и больше.

Проснулась в сумерках, красная и опухшая, в пустой холодной палате. Выпила два стакана воды, возвращая в организм хоть немного жидкости. Вытерла мокрым полотенцем лицо и нащупала под кушеткой домашние туфли.

На крючке, волнуемый сквозняком, болтался плащ целительницы… И я поняла, что хочу немедленно выйти. Покинуть очередную клетку, пока в меня не влили новых успокоительных, которые ни тролля не успокаивают.

Замотавшись в чужой плащ, я вероломно пробралась в кабинет главной целительницы. Тут пахло кофейными зернами и сухими травами.

В подвесном шкафчике над кофемашиной хранились запасы печенья, сухофруктов. Стояла небольшая баночка с орехами, замоченными в крепкой настойке. Для особых гостей. После секундных сомнений лакомства перекочевали в мой карман.

В кабинете княгини, обставленном уютной желтой мебелью, тоже имелось окно – с видом на полчище стеклянных теплиц и далекий заповедник. Я уселась на подоконник, перекинула ноги и по примеру вампира сорвалась вниз. В темноту.

Благо, больничное крыло располагалось на первом этаже академии и туфли быстро нашли опору. Размазывая слезы по щекам, я двинулась к лесу – в место, где обосновалась ламбикурья стая под предводительством Аарона Черного.

Милая леди должна вести себя достойно. Милая леди должна выглядеть элегантно и утонченно даже в моменты горя. Милая леди должна держать эмоции при себе. Должна, должна…

Но я, тролль дери, больше никому ничего не должна.

Глава 9. Птенец

– Аарон! Вы здесь? – орала я хрипло, наматывая круги под елками.

В Петербурге смеркалось, кроны отбрасывали наземь жутковатые тени. Колючие лапы создавали над головой причудливое темно-зеленое кружево. Я зашла довольно глубоко в чащу – свет от фонарей сюда едва проникал.

– Ау-у-у… Вы знаете, где дом вожака свободной стаи? А вы? – спрашивала, сталкиваясь с недобрыми взглядами-молниями в темноте.

В гнездах наверху копошились ламбикуры. Они высовывали курчавые бордовые головы, глядели на меня с любопытством. И тут же забирались обратно в свои «аистиные» лежанки из сухих веток, сена и мха.

– Где живет Арри? Черный? Эй, вы… А вы? – вцепилась взглядом в клювастую морду с ярко-оранжевыми глазами. – Где гнездо Джи-Джи?