Шутки Богов. Новые секреты - Усманов Хайдарали

Андрей, теперь для всех – Анд Рей, работал молча, как и всегда. С утра он перебирал пучки сушёных трав, готовил глиняные чернила, и сортировал пергаменты, сохнущие на деревянных рамах. Но ближе к полудню старик внезапно попросил:

– Сегодня – не лезь в приёмную, слышишь? – Он даже не притворился, что говорит это как бы вслух. А направил слова прямо ему, при этом смотрел прямо на парня, внимательно и даже как-то… Зло… Глаза – в глаза. И Андрей понял. Это было явное предупреждение. Почти угроза.

Так что, когда двойная дверь снаружи скрипнула, Андрей уже знал – это не обычный посетитель. Не маг из тени, не наёмник за заказной амулет. Даже не сектант, с очередным заказом на проклятие.

Вошла она. Тихо, как призрак. В традиционном многослойном облачении из плотного синего шелка, украшенного серо-золотыми нитями. На лице – вуаль цвета утреннего инея. На руках – перчатки из тончайшей кожи. Даже пальцы были скрыты. Спина прямая, шаг – ровный. Позади неё – двое мужчин. Один был широкоплечим, с глазами, в которых отражался каждый световой блик. Другой – тонкий, сухощавый, но нес определённую хищную грацию. Оба были в боевых облачениях, в виде достаточно неплохих кожаных доспехов, усиленных кольчугой, и скрытых под накидками путешественников. Но Анд Рей уже научился чувствовать магическую вибрацию. Оба обладали развитыми ядрами Ци, особенно левый. Его боевое поле было угрожающе плотным.

При появлении этой странной “гостьи” Чхве Тансу не встал – но наклонился с таким почтением, которое ранее Андрей у него не видел. Ни разу.

– Уважаемая госпожа Чон, честь видеть вас в этом доме. Всё приготовлено, как вы велели…

Тон был мягок, лицо – почти заискивающе спокойное. Речь ритуальная, как при встрече высшей знати, что скрывается от глаз мира. Старик обращался к ней как к хозяйке – или к чему-то ещё более опасному.

Андрей же, внимательно и очень осторожно наблюдая из внутреннего зала через тонкую щель в деревянной ширме, напрягся. Родственница? Ни один кровный родственник не вызывает такой реакции. Она – или знатная фигура в какой-то секте, или посланник… Чего-то или кого-то более глубокого.

Её холодный взгляд всё же метнулся в сторону заднего помещения. Как раз туда, где стоял Андрей. Он почувствовал это не глазами, а кожей. Хотя довольно плотная и тёмная вуаль скрывала её лицо, аура, исходившая от женщины, была резко настороженной, с презрительной вертикальной волной, словно она вдыхала через губы, сморщенные от неприязни. Она молчала. Но даже через ткань чувствовалось. Этот немой – лишний. Этот немой – грязь. Этот немой – подозрителен.

Андрей же не ответил ей. Он быстро опустил взгляд, как подобает уличному сироте. И сделал шаг назад. Простой, немой, ничем не примечательный помощник… Но он всё равно заметил её ядро. Слишком мощное для обычной "родственницы". Медленное вращение, с тремя осями – характерное для мастеров достаточно высокого уровня. То, как оно излучало магический след, прямо говорило о том, что она – практик. Опытный. И дисциплинированный.

Когда беседа в приёмной пошла тише, Андрей аккуратно сделал шаг назад, растворился в помещении, и исчез в своей нише между травами и полками. Но его разум работал. Она не родственница. Старик знает это. Но также стоит учитывать то, что он явно связан с ней. Долгом или страхом, уже не суть важно. И у неё есть интерес к этой лавке. Или к тем, кто в ней находится. И Андрею нужно понять – зачем она пришла. И кого она ищет. Потому что в том, как она смотрела на него – была не просто неприязнь. А какой-то странный прообраз… узнавания…

В задней части лавки воздух казался плотным и настороженным, как будто сама древесина стен слышала больше, чем хотела бы. Андрей, всё ещё изображая безмолвного помощника, привычно подметал узкий коридор между полками, стараясь не шуметь. Он двигался тихо, грациозно, как тень, и именно потому и услышал:

– …Состязания в этот раз начнутся раньше. Верховный астролог уже дал знак. Площадь активируется в течение сорока дней. – прозвучал мягкий голос девушки. Но даже сквозь приглушённость двери он звучал, как лёд, скользящий по серебряной чаше. Красиво, точно… И обжигающе холодно.

Чхве Тансу ответил с характерной сдержанностью:

– Значит, Древние Печати реагируют уже сейчас… Не рановато ли?

– Нет. – Голос гостьи стал чуть тише, и в нём зазвучала нота… ожидания. – В этом году – десятый цикл. Ровно сто лет с последней Селекции по Внутреннему Зову. Все магические школы уже получили знамение. И все выслали своих молодых бойцов.

Андрей замер. Селекция. Состязания. Зов. Он присел на корточки, будто бы проверяя связку пыльных кистей, но слух его был направлен чётко к узкой щели между стенкой и косяком, откуда доносился разговор.

– Они ведь не знают, где именно появятся артефакты? – Осторожно спросил старик.

– Как всегда. – Девушка усмехнулась, но без веселья. – Даже мы не знаем. Всё зависит от того, кого выберут Печати.

– И что станет с выбранными? – Тут же явно насторожился старый лавочник.

– Что всегда. – Её голос стал холоднее. – Их начнут убивать. Сначала те, кто хочет отобрать артефакт. Потом те, кто не желает видеть чужую победу. Затем правительственные люди, и наконец – сами хранители.

После этих слов возникла небольшая пауза. Звук посуды, словно она взяла пиалу, чтобы отпить вина. А потом…

– Артефакты выбирают только “достойных”. Они пробуждаются сами. Это не просто инструменты – это фрагменты старой эпохи. Погибшего века. И каждый из них несёт отпечаток Воли. Именно она и выбирает.

– Сколько проявится на этот раз? – Коротко хмыкнут старик.

– Неизвестно. Иногда один. Иногда семь. Один раз было тринадцать… Тогда началась война между сектами, и город тонул в крови три дня.

В этот момент Андрей буквально на физическом уровне почувствовал, как между лопаток стекает холодный пот. Каждое слово этой женщины сейчас ощущалось парнем точно заточка, воткнутая ему прямо в затылок. Площадь… Селекция… Артефакты, что пробуждаются сами… И всё это происходит здесь. В этом самом городе.

– Наши хотят принять участие? – Снова раздался голос Тансу.

– Обязательно. Уже прибыл представитель от Храма Девяти Небесных Ликов. И даже “Кровавые Пески” прибыли из Южной Пустыни. Если хоть одна из Печатей отзовётся – даже Великий Совет вмешается. – И потом, уже с явным раздражением, добавила. – Но если ты не можешь гарантировать, что твоё “укрытие” не создаст проблем… Этот новенький…

– Он молчит. Он дышит, как земля. Я не почувствовал в нём пробуждения, ни следа техники.

“А вот тут он явно лжёт! – Подумал Андрей. – Он проверял. И знал, что что-то есть. Но сейчас… защищает? Почему?”

И тут до него донёсся новый обрывок фразы:

– …если артефакт выберет кого-то вне круга, и не из секты, его могут убить в первую ночь. Только чтобы забрать “результат” такой реакции. Если только он сам не догадается быстро согласиться войти в какую-то секту. Тогда у него будет хоть какая-то защита. Это не состязания. Это бойня.

Только в этот момент Андрей кое-что понял. Это будет не турнир. Это ловушка, устроенная какими-то древними артефактами. И все бегут туда, потому что именно такая смертельная угроза и притягивает тех, кто мечтает стать бессмертным.

Потом он услышал тихий скрип открывающейся двери, и легкие шаги. Девушка в вуали вышла из комнаты, а её охранники, всё также следующие за ней, чуть повернули головы в его сторону. Один остановился на миг. Но Андрей, низко склонившись, будто чистил пол, не издал ни звука. Их хозяйка, даже не задерживаясь, прошла мимо. И они всё же ушли. А за ними – осталась мысль, как острое лезвие под кожей… Если я останусь в этом городе… Тем более, именно здесь… То меня или выберут, или убьют. Если я уйду сейчас – то упущу шанс узнать, почему всё это вдруг… Притянуло меня именно сюда.

………

Ночь в столице никогда не бывает по-настоящему тёмной. Город, чьи улицы переплетались, словно сосуды в теле древнего зверя, не засыпал даже под звёздным пологом. Где-то в верхних кварталах мягко мерцали огни фонарей из духовного стекла, а в торговых улицах всё ещё шептались тени поздних купцов, в поисках тайных соглашений. Но в центральной части, там, где располагалась та самая легендарная Площадь Печати, было особенно тихо. Даже слишком. Тишина здесь казалась настроенной – неестественной. Как будто сама площадь ждала чего-то.