Ознакомительная версия. Доступно 351 страниц из 1755
Он махнул рукой в сторону гроба.
— Скончался две недели назад. Завещал… завещал похоронить себя в фамильном склепе.
Сенявин взглянул на гроб, потом на Долгорукова, потом на степные просторы, лежащие перед ними. В его глазах читалась полная растерянность.
— Я… я забальзамировал тело. Как смог. И повез. На фрегате. Куда же еще? На дорогах… неспокойно, говорят. Грабежи… мятежные казаки… Я думал, морем… через пролив… а там…
Он осекся, снова посмотрел на Долгорукова. Ждал сочувствия, понимания трудности своего положения. Как провезти гроб через всю страну, охваченную бунтом?
Василий Михайлович поставил чашку чая на стол. Подошел к краю мыса, вгляделся в степь. Потом обернулся.
— Дороги, Семён Иванович, сейчас вполне безопасные. По крайней мере, те, что контролирует новое Правительство. А насчет мятежных казаков… Вы ошибаетесь. Они не мятежные. Они правительственные.
Сенявин вздрогнул. Видимо, слухи о новом порядке, о Петре Федоровиче, до него в полной мере еще не дошли. Или он отказывался в них верить.
Долгоруков решил не тянуть. Лучше сказать сразу.
— Алексей Наумович. Я… и генерал-фельдмаршал Румянцев… мы присягнули.
— Самозванцу⁉
Гроб, стоявший неподалеку, казалось, покачнулся. Сенявин побледнел. Его офицеры замерли, уставившись на князя с широко раскрытыми глазами.
— Присягнули? Кому… кому вы присягнули, князь?
— Петру Федоровичу. Императору Всероссийскому. Он в Москве. Точнее уже в Петербурге. Принял присягу Румянцева и моей армии на Оке. Мир заключен. Вся 1-я армия и большая часть 2-й перешли под его командование. И я здесь, в Крыму, принял начальство по его указу. Получил чин генерал-фельдмаршала и приставку Крымский к фамилии.
Сенявин опустился на стул, словно подкошенный. Он обхватил голову руками.
— Господи… Что… что происходит…
Долгоруков собственноручно налил контр-адмиралу чаю, не экономя, как и себе, налил туда коньяку.
— Происходит то, Алексей Наумович, что прежней Императрицы нет. Она погибла. А Россия без Государя не может быть. Присяга принесена. Порядок восстанавливается. Насколько быстро — зависит от нас. Вам я тоже советую присягнуть. Пишите в новое Адмиралтейство. В Москве. Пишите напрямую Петру III. Он быстро отвечает, курьерская служба уже восстановлена.
— Адмиралтейство… А как же Кронштадт? Там же дом у многих офицеров… — прошептал Сенявин, словно не веря. — А… а как же эскадры? Они в Аузе. На ремонте. Зима… шторма… Как я… что мне делать? Какие приказы ждать?
Он совершенно не походил на себя — на адмирала, вставшего полгода назад на пути втрое превосходящего турецкого флота и не пропустившего его в Азовское море.
— Пишите, Алексей Наумович. Новое правительство начало работу. Поступают средства на выплату окладов в армии, продовольствие. Значит, и флот не оставят. Придется перегнать линейные корабли и фрегаты после ремонта и килевания сюда. В Керчь.
Сенявин поднял голову. Его глаза все еще были полны растерянности, но в них мелькнула искра профессиональной оценки.
— В Керчь? Но Ахтияр и Балаклава… Там бухты лучше. Глубокие, защищенные. Для линейных кораблей… Но вряд ли их пропустят турки…
— Возможно. Как решат в столице. Так что готовьтесь. Пишите в Адмиралтейство. И… подумайте о присяге.
Сенявин встал. Поправил мундир. Его офицеры все еще молчали, потрясенные.
— Я… я поговорю с офицерами Архипелагской экспедиции, князь. Отправлюсь тотчас, если позволит погода. И… и дам вам ответ. Но… перевезти тело… как же мне быть?
— Поговорите с комендантом крепости. Я отдам все распоряжения.
Долгоруков видел, что Сенявин еще не принял до конца новую реальность. Шок от известия о смерти Императрицы, груз скорби по товарищу, неопределенность собственного положения — все это смешалось в нем. Но приказ о перегоне эскадр в Черное море скоро поступит. Долгоруков в этом не сомневался.
* * *
Ботнический залив, как и Финский, зимой замерзал, но по-иному. Мелководье, лед тонок, налетевший шторм со стороны открытого моря мог его взломать. В декабре так случалось не раз. Расколотые льдины наползали друг на друга, смерзались, образовавшиеся трещины засыпало снегом. В итоге, образовалась целая мини-горная система, укрытая метровым слоем снега и совсем не похожая на ровную ледяную плоскость перед Кронштадтом. Протащить через нее полки, чтобы добраться хотя бы до Аландских островов, казалось невозможным.
Но император думал иначе. Почему-то он был уверен, что такой подвиг по плечу Зарубинским чудо-богатырям, подкрепленным полками из навербованных карелов, архангелогородцев и вятских мужиков. Переформирование легиона в усиленную дивизию или полукорпус проводилось вопреки всем правилам — по сути прямо на марше, пока зарубинцы двигались по территории Финляндии в направлении Або. Шведского сопротивления не было. Часть армии уже извели под Выборгом, часть просто разбежалась и уже вернулась в родные городки и поселки. Никто и помыслить не мог, что можно решиться на военные действия зимой.
Арсений Пименов, получивший после переаттестации майорские звезды на воротник, на долгом переходе не изломался. Эка невидаль сугробы! В уральских предгорьях с детства к ним попривык. Другое его мучило — распорядительные хлопоты. Не успел он худо-бедно батальон восстановить, как свалил на него Зарубин новую напасть. «Помогай, — говорит, — пополнениям в дивизию вливаться». А у тех хорошо если месяц-другой учебных лагерей за плечами. И командиры все какие-то косорукие, в егерской науке ничегошеньки не понимающие. На одном только духе и святой молитве выезжали.
Одна польза от северян была, этого не оспоришь. Привезли с собой нарты с собачьими упряжками. Обозу сразу вышло большое облегчение, а скорость движения возросла. Порох, свинец, продукты — все волочили на себе упрямые злые собачки. В полку ходили слухи, что лично царь-батюшка настоял на том, чтобы привлечь поморов к экспедиции.
Зарубинцы сделали небольшую остановку под Фридрихсгамом, передохнули и 22 января перешли границу со Швецией. Гельсингфорс обошли, чтобы не задерживаться. Або, к которому стремились, сдался без единого выстрела. Малочисленный шведский гарнизон и помыслить не мог сопротивляться 12-титысячному русскому отряду с многочисленными пушками на санях. Колеса к пушкам везли отдельно. На них сделали специальные зарубки, чтобы орудия не откатывались далеко по льду. Ну и колёсные пушки, по 4 ствола на ободе — оренбургскую инвенцию — не забыли. Выстрелил картечью, повернул, тут же новый выстрел…
Чика отдал приказ немедленно готовиться к переходу. До острова Большой Аланд, где стояла крепость и зимовал шведский флот, напрямки по льду 90 верст. От него до материка еще 40. Точка выхода на материк была намечена в 70 верстах от Стокгольма.
На последнем совещании, на котором командиров усиленной дивизии, ознакомили с диспозицией, почерневший и высохший от хлопот Зарубин резко бросал слова и бил кулаком по карте, а не показывал маршруты выдвижения двух колонн, которые должны были выйти к Большому Аланду с двух сторон.
— Господа офицеры! — хрипел он простуженным голосом. — Двигаться только вперед! Остановка — смерть. Если нужно, бросайте обозы, пушки, лошадей, но только вперед.
— Три дня будем плестись. Как людей накормить горячим и дать немного в тепле поспать? На льду костры не разожжешь, — резонно спросил майор Пименов.
— Все учтено, — устало мотнул головой генерал-майор. — Нам поможет цепочка мелких островов. Квартирьеры уже провели разведку почти до самого Большого Аланда. Нужные места обозначены флажками. Дрова повезете на нартах. Полевые кухни на полозьях и на железных поддонах. Горячая пища будет. Щи да каша — пища наша.
Офицеры — почти все выходцы из крестьян и низовых казаков — посмеялись.
* * *
3-го февраля на берегу Ботнического залива Пименов построил свой батальон и прикрепленные к нему роты новобранцев. Сильный ветер трепал новое белое знамя с красным лапчатым крестом, ощутимо подморозило, изо ртов солдат клочьями валил пар.
Ознакомительная версия. Доступно 351 страниц из 1755
