Ознакомительная версия. Доступно 351 страниц из 1755
— Ура! — понеслось над полем у Петерсберга — видит бог, мне нравилось это название!
— Никто не останется без награды! Жалую войско деньгами, каждому по десять рублей! Но это не все! Вы выбрали, как я приказал, самых достойных. Тех, кто особо отличился. Вот они — перед вами, стоят ошую и одесную от меня. Полковник Платов! Выйти из строя! Ко мне!
Матвей Иванович покинул ряды ждавших награждения и поднялся на подиум.
— Бывают в сражении моменты, когда все зависит от мужества немногих. Полковник Платов и его люди малым числом спасли армию, спасли битву в первый день сражения. Казакам не впервой биться с превосходящим их кратно врагом, но это не умаляет подвиг трех сотен храбрецов. Жалую каждого солдатским Георгиевским крестом, а тебя, полковник, генерал-майорским чином и высшим воинским орденом Российской империи — офицерским Егорием первой степени. Носи с честью!
Я вручил белый эмалевый крест Платову и быстро шепнул:
— Встанешь рядом и будешь своих десятками выкликать.
Новоиспеченный генерал-майор понимающе кивнул, принял из моих рук орден и воинские знаки отличия и громко крикнул:
— Служу царю и Отечеству! С таким-то царем-батюшкой и помирать легко!
— Слава казакам! — громко крикнул я.
— Слава! — понеслось над полками.
Пошло награждение казаков — процедура долгая, но необходимая, важная. Именно с них, с простых работяг войны, я хотел начать долгие процесс награждения.
Когда последний казак — 218-й, именно столько осталось в живых из трех сотен — получил Егория, пришла очередь Александра Васильевича.
— Без генерал-поручика Суворова ничего бы не вышло! Согласны со мной⁈ — армия откликнулась на мой вопрос дружным одобрительным криком. — Александр Васильевич! Скачи-ка сюда!
Суворов подлетел, молодцевато спрыгнул с коня, отдал поводья ординарцу и поднялся на подиум.
— Поздравляю генерал-аншефом! — громко выкрикнул я и тихо добавил, чтобы услышал только мой командующий. — Вену возьмешь, станешь генерал-фельдмаршалом!
Суворов сверкнул глазами, принял от меня звезды на воротник и с моего разрешения обратился к войскам:
— Была у меня одна надежда на Бога, другая — на величайшую храбрость и высочайшее самоотвержение войск. Вы богатыри! Вы витязи! Вы русские! Какую победу перелетели! Какие крепкие батареи вы взяли! Не посрамили русского оружия! Ура!
— Ура! — в который раз понеслось над полем.
Процедура награждения продолжилась. Уже заканчивался пятый час, как я поднялся на помост. Ноги уже не держали. Но пришлось собрать последние силы и довести все до конца — никого нельзя было обойти своим вниманием.
Когда закончил и добрался до скромного домика в Петерсберге, выбранного для моего постоя, думал свалюсь без задних ног. Меня встретил Почиталин. Его лицо было бледным, в руках он сжимал письмо и прятал глаза.
— Что⁈ — прохрипел я, севшим от долгого напряжения связок голосом.
— Дурную весть, государь, доставили из России. Царевна Наталья Алексеевна до срока разрешилась мертвым ребенком и умерла родами.
Я покачнулся и осел на пол.
Глава 13
Серая полоска берега вытягивалась меж зыбких вод и туманных холмов. Мелкий дождь, будто сговорившись с ветром, вполз за воротник иезуита и стекал по лопаткам под рясой. Священник стоял на носу корабля Sanctus Victor, не отрывая глаз от прибрежных очертаний, теряющихся в сыром мареве.
— Terra incognita… — пробормотал он, опираясь на трость, — и, быть может, terra nostra.
— Что вы сказали, отец Лауренцио? — спросил, подходя, капитан Караффа. Высокий, плечистый, в пропитанных порохом сапогах, он походил скорее на ветерана альпийских баталий, нежели на морехода.
— Я сказал: земля неизведанная. Но, по воле Божией и по милости русского царя, она, возможно, станет нашей.
— Справедливо — после всех испытаний, что выпали на нашу долю.
Иезуит согласно кивнул. Караффа совершил настоящий подвиг. Он не только не растерял ни одного корабля в полугодовом плавании, не только вывел маленькую эскадру в нужную точку, нырнув между материком и землей Иесо [177], но и отчаянными усилиями нашел нужный проход среди лабиринта многочисленных отмелей и банок, закрывающих вход в Амур с моря. День за днем лодки с матросами рыскали в широком устье, раз за разом бросая лот и вытягивая пустышку. Боролись с сильными течениями, с трудом избегали бурунов у скалистого побережья. Налетевший шторм чуть не выбросил корабли на мель у одного мыса. Напряжение нарастало, уже пошли разговоры, что придется зимовать в Охотске — пугающая южан перспектива, но никто не заикался о возвращении в теплые края. В конце концов, упорство восторжествовало, проход был найден — достаточно широкий и глубокий, чтобы прошел крупный корабль.
— Вы спасли нас, капитан, спасли нашу экспедицию! — с искренней признательностью в голосе сказал отец Лауренцио.
Оба замолчали. Из-под облаков медленно выползал бледный диск солнца, слабо освещая чащу и узкий мыс, выдающийся в мутную гладь залива, врезавшегося в обширный Амурский лиман с противоположной от Охотского моря стороны. В подзорную трубу отчётливо виднелись две лошади, волокущие бревно, и грубые земляные насыпи, поверх которых сновали люди в кафтанах, с топорами и ружьями.
— Русские, — тихо сказал Караффа. — Казаки.
— Или солдаты. Но не дворяне. Видите, как трудятся?
Караффа с сомнением хмыкнул и оглянулся на остальную флотилию: четыре корабля, включая один грузовой галеон, рассыпались цепью у входа в бухту. Все под нейтральными знаменами — иезуиты умели быть осторожными.
— Спустим шлюпку, — распорядился капитан. — Пора встретится с властями и показать бумаги.
Спустя четверть часа лодка с двенадцатью вооружёнными матросами и двумя пассажирами отчалила от борта. Лауренцио подвязал сутану и молча скрестил руки на груди. Ему было шестидесят два, но кожа, выжженная филиппинским солнцем, казалась медной, а чёрные глаза и жёсткая борода придавали виду сходство с иконами византийских святцев. Русский язык он знал плохо, учил по словарям в пути. Впрочем, бумаги, которые он вёз с собой, должны были говорить лучше любых слов.
На берегу их встретили настороженно. Семь человек в красных кафтанах с мушкетами в руках и крепким, опалённым солнцем атаманом впереди. На перевязи — шашка, за поясом — пистоль. Он был ростом невелик, с круглым, жилистым лицом и серыми глазами.
— Кто такие будете? — спросил он хрипло.
Караффа, не дожидаясь перевода, шагнул вперёд.
— Capitano Carlo Caraffa, служу Святому Ордену. Мы прибыли по воле Царя, с его благословения. — Он обернулся к иезуиту. — Покажи им письмо.
Лауренцио, с трудом подбирая слова, достал из заплечной сумки свёрнутый в кожу свиток.
— Есть… грамота. От царя Петра Фёдоровича. Земли сии — пожалованы… Ордену Общества Иисуса. Под печатью. Привезли мы её. На ваш суд.
Атамана Лысов молча взял письмо, развернул, поднёс к глазам. Читал долго, водя пальцем по строчкам. Потом взглянул на них снова, прищурившись.
— С грамотами у нас порядок. Покуда пушки не говорят — читаем. Но… — он извлёк из-за пазухи другой свиток, потрёпанный и замятый. — И у меня своя бумага есть. Вот, глянь.
Лауренцио принял письмо с осторожностью. Бумага пахла дымом и рыбой. Присмотревшись, он с трудом разобрал дату — декабрь прошлого года. И подпись — «Пётр, император всероссийский». И росчерк чёткий, и печать восковая.
— Земли… за рекой… за мной. Под форт. Под промыслы. Под служилое заселение. На условиях присяги и податей. С пятилетним… отпуском, — пробормотал иезуит. — Ваше письмо — настоящее.
— И ваше, выходит, тоже, — пожал плечами атаман. — Мне что? Я тут по царскому повелению. И вы. Земли вокруг девственные. Леса бескрайние — лиственница, ель, пихта. Хошь, форт строй, хошь, церкву. О зимовье подумай — тут вам не ваша Гишпания. Мы мешать не будем. Только не суйся к нам с властью. Не вздумай хлопцев к себе зазывать без спросу.
Ознакомительная версия. Доступно 351 страниц из 1755
