Слепые чувства (СИ) - Иванов Марк

— Слушай, Костян, — сказал Вороба, перекладывая тяжёлый кейс с СВД из затёкшей и замёрзшей руки в отдохнувшую, которую только что вытащил из тёплого кармана куртки, — можешь ещё раз по человечески объяснить, как мы, бухая в гараже, сможем найти третий ключ?

— Я же уже сотый раз пытаюсь вбить это в твою тугодумускую башку… — Костя покрепче сжал свою гремящую поклажу, — будущий я сказал: «В ситуациях, не описанных в этом письме, поступай как хочешь — любое твоё решение будет правильным». Я ему верю, потому что это, мать его, я, а я себя знаю. Без понятия, как именно мы получим третий ключ, но раз любое моё решение на пути к нему будет правильным, то почему бы не хлопнуть пивасика? Уверен, что скоро он либо сам придёт к нам в руки, либо у нас появится хорошая возможность достать его… — он немного помолчал и, взглянув на своего друга, добавил, — это… сорян за тугодума… Ты же знаешь, я вас с Крысой не со зла так называю, а просто для красного словца на эмоциях.

— Не парься, я всё понимаю. Тем более, мы с ним и правда очень тупые овощи. Меньше надо было прогуливать школу… — после недолгих размышлений Дима добавил, — всё равно мою бабку в плане унижений уже никто не переплюнет. Если ты просто стебёшь нас за отсутствие мозга, причём очень даже заслуженно, а иногда даже и остроумно, то вот эта старая карга изо всех сил хотела воспитать во мне «умного и праведного мальчика», — после этих слов Костя звонко усмехнулся, чем заставил Воробу сменить тон на более доказательный, — вот ты ржёшь а мне реально было не до смеха. За ошибки в домашке эта сумасшедшая била меня по пальцам самодельной… как же её… такая плётка с грузиками на концах.

— Девятихвостка, — с лица Кости разом пропал весь тот задор, который мелькал до этого, и сейчас он слушал своего друга с серьёзным видом, впитывая каждое слово.

— Точно! Спасибо, Костян. Ну так вот, она сделала эту… девятихвостку из пары мотков какого-то шпагата или бечевки, я хз как эта хрень правильно называется, и небольших гаечек. Хлестала будь здоров, до сих пор шрамы остались, — Дима показал Косте свои пальцы, испещренные мелкими белыми отметинами, — а плакать было нельзя, потому что «настоящие мужики, такие как твой покойный дед, царствие ему небесное, никогда не плачут», да и вообще «мужики сейчас пошли… чёрте что. Вот, по телевизору показывают: волосы покрасили, нос прокололи, марафет на лице навели… Тьфу на них! Разве они смогут защитить нас, когда Немцы опять попрут? Не дай Бог Димочка, ты станешь таким же — задушу, неблагодарная сволочь, этими же руками, которыми и кормила».

— А ты чего? — с непроницаемым лицом спросил Костя, — как реагировал на весь этот бред?

— Спрашиваешь ещё… Я не ты и колко ответить на старческий маразм не могу даже сейчас, не то, что десять лет назад. Мне оставалось только клясться, что никогда не предам её, и считать про себя минуты до очередной прогулки с тобой и Максом. Вы, парни, были единственным, что спасало меня в то тяжёлое время. Эта старая дура вообразила в своей башке какой-то идеальный образ меня, и шла к нему, невзирая ни на что. И плеть — это ещё были цветочки… Так, например, за двойки она заставляла меня по нескольку часов стоять на коленях перед иконами и просить прощения; каждое воскресенье превращалось для меня в настоящую пытку с походом в церковь и воскресную школу, чтобы я «набрался там ума». Кстати, именно по этому до своего четырнадцатилетия, пока эта старушенция не отправилась к своему Богу, я не тусовался с вами по воскресеньям. А вот что она сделала со мной, когда до неё дошли слухи о том, что мы спалили тачку того чувака… Впрочем, эти подробности будет уже лишним…

— Ты прав, я не хочу даже гадать… Слушай… — Костя склонил голову, проводя расчёты в своей голове, — у тебя же родители алкаши, как тебя не забрали после этого в детдом?

— Бабка взяла меня к себе на «воспитание» по своей инициативе и формально у них всё ещё были родительские права. Но по факту к моменту, когда она откинулась мы уже перебрались к тебе в гараж. Такой вариант устроил всех — я не мешал им и не видел их пухлые рожи.

— Жесть… Почему ты никогда не рассказывал нам об этом в ТАКИХ подробностях, а держал всё это в себе?

— Я молчал по той же причине, по которой ты не распространялся о своём брате. До недавнего времени в нашей компании было как-то не принято изливать друг другу душу…

— Ладно, радует только то, что всё это дерьмо мы уже пережили… — заворачивая за угол своего гаражного кооператива, сказал Костя каким-то странным голосом, — Впереди у нас лишь…

Что-то резко ударило его по голове, причём прилетело так сильно, что у парня буквально потемнело в глазах, а руки, сжимающие пластиковый ящик, разжались сами собой. Ломик, под звон бьющихся бутылок, повалился на снег, но благодаря этому сильному удару ему не пришлось прибегать к ножу, чтобы пробудить своего Зверя. Окаменев, он немного приподнялся и оглядел округу: Воробу крепко держали трое парней в военной форме, каждому из которых было уверенно за двадцать пять. Хоть Дима и старался освободиться из всех возможных сил, но когда к нему подошёл четвёртый солдат, который со всей силы врезал ему кулаком в живот, то он, обессилев, повис на державших его руках.

Костя уже собрался вскочить, чтобы разобраться со всем этим безобразием, но тут к нему подошёл Олег, крепко сжимающий в одной руке тёмный пистолет, а в другой дымящуюся сигарету.

— Как я и ожидал, — сказал он спокойным голосом, присаживаясь рядом на корточки рядом со своей жертвой, — ты использовал «удачную» возможность и тут же окаменел. И теперь я проведу с твоей бронёй парочку экспериментов, — он зажал сигарету в зубах и прицелился прямо в руку Косте. Прогремел выстрел и округа содрогнулась от резкого крика Ломика, в правой кисти которого красовалась ровная, но бескровная дыра. Глядя на результат своих опытов Олег улыбнулся и сказал, — так я и думал. Нечистую силу может победить только…

Он не как не мог ожидать от орущего Кости, что тот, не прекращая кричать, резко схватит его за амулет и попытается сорвать ключ с шеи. Но толстая цепочка прямиком из города будущего выдержала удар Ломика и сохранила амулет на шее Олега, который от резкого и неожиданного рывка повалился лицом в снег. Увидев это, Вороба закричал:

— Костян! Беги! За меня не парься, ведь ты сможешь воскресить меня! Спасай себя, это важнее всего!

— Молчи, тупица! — вскакивая на ноги, бросил Костя в ответ.

Двое солдат, чьи руки были свободными, тут же открыли огонь по беглецу из, но пули рикошетили от камня как от бетонной стены. Ломик со всех ног бросился к ближайшему углу, попутно крича Воробе во всё горло: «Раз уж взболтнул лишнего, то можешь рассказать ему всё! Не мучай себя понапрасну». Его друг лишь тихонько кивнул в ответ с легкой улыбкой на лице…

Холодный снег обжигал лицо Олега, а внезапное падение дезориентировало его. К тому моменту, как ему удалось вновь подняться на ноги и взять убегающего Костю на мушку, тот уже успел нырнуть за угол гаражного ряда. Опустив пистолет, он, не скрывая расстройства в голосе, сказал своим людям:

— Пофиг, ещё успеем добраться до него. Самое главное — мы узнали, что эти пушки могут пробить каменную кожу, а это значит, что Косте осталось жить считанные часы… — Олег подошёл к Воробе и врезал ему по лицу, вложив в свой удар весь гнев, скопившийся у него внутри. Зрачки Димы зажглись ярко-фиолетовым огнём, но толку от его способности в таком положении было ноль, — а теперь, Димас, будь добр, объясни мне, что ты там ляпнул про «воскрешение», — последовал ещё один удар, который сломал пленнику нос, — я ведь буду избивать тебя, пока ты не выложишь всё начистоту…

— Главный приз этой игры, — отплевываясь кровью сказал Вороба, — Всемогущество, и чтобы получить его нужно собрать три ключа и вставить их в дверь в концертном зале.

— В концертном зале, говоришь, — удар коленом в живот, — ну пойдём посмотрим на твою таинственную дверь.

Трутни капитулировали полностью и окончательно, передав всю власть в руки Пети и его офицеров. В ответ на этот благородный шаг навстречу миру им было дано письменное обещание, что все выжившие после этой кровопролитной войны трутни получат свободу и смогут беспрепятственно влиться в новое общество, которое Петя собирался построить по заветам Роберта.