Саламандра (СИ) - "полевка"

Сканд вздохнул и уселся на еще один принесенный во двор стул. Остальные люди так и стояли, не зная, что делать дальше.

— Так ты скоро здесь? — Сканд с нежностью посмотрел на рыжика.

— Ну, мы тут ждем, пока глина осядет, — Лекс показал на таз с глиной, где уже появился слой воды, — а пока обсуждали, что сроки ученичества слишком уж затянуты. Ну, сколько надо человеку времени, чтобы стать мастером? Года два-три? Но ведь не больше? В конце концов, каждый человек на протяжении всей жизни должен чему-то учиться и стремиться к новому. Без новинок и прогресса нет движения вперед, а это очень плохо. Учение и стремление к новому — основа благополучия народа. Надо каждый день думать, что можно улучшить в своей работе. В конце концов, каждый человек будет решать, покупать товар или услуги у этого мастера или у того, — Лекс посмотрел на замерших мастеров и учеников, — гильдия должна присматривать, чтобы мастеров не обижали, а не устраивать диктатуру стариков над молодыми. Старикам — почет, а молодым — дорога вперед! На благо империи!

— Ну, и правильно! — Сканд обласкал взглядом своего мужа, — все во благо империи! А несогласных на арену, побегать с ящерами наперегонки! Вынесу этот вопрос на рассмотрение в Сенат. Интересно, что там скажут?

— Уважаемый Лекс, — мастер склонил голову перед рыжиком, — не хотелось бы вас задерживать излишнее время. Может, вы нам поясните, что надо делать, а дальше мы сами?

— Хм, — Лекс встал со стула, — наверное, так и поступим. Ну, смотрите сами, — Лекс наклонился над тазом и посмотрел на оседающую глину. — Пусть постоит несколько часов, потом осторожно слейте воду, а потом выложите глину на столы слоем толщиной в палец и пусть просыхает. А потом ее надо будет порезать на полосы и тщательно размять. Она станет эластичной и ровной на ощупь. И вот только тогда из нее можно делать кирпичи, — Лекс обвел взглядом мастеров и учеников, которые, похоже, впитывали новое, как губка.

— А вот чтобы лепить чашки и посуду, например, глину надо будет потом еще раз или даже два промыть в тазу. Увидите, что после каждого слоя внизу все равно будет песок, а он в посуде совсем не нужен. Значит, если все поняли, — Лекс посмотрел, как закивал мастер, — то сделаете кирпичи и высушите, как положено, а потом я покажу, как правильно обжигать. Так, чтобы кирпич был красивым и звонким, как привозные вазы! Надо постараться, и мы еще сами будем горшки тем мастерам продавать!

Тара

— Так что ты решил с пиром? — Сканд поправил палантин на плече мужа, а потом взял его за руку, как ребенка, — Пушан уже спрашивал, когда мы в гости позовем?

— Ты уверен, что стоит устраивать пир, пока Кирель с яйцом сидит, а Шарп его охраняет?

Лекс посмотрел на монахов, которые как бы невзначай разгоняли людей впереди и смотрели, чтобы к нему никто не приближался.

— Пока император занят, Пушан выполняет его обязанности, — Сканд пожал плечами, — ну, там, речи умные говорит на открытии игр в Колизее, занимается сбором налогов и в Сенате присматривает, чтобы сенаторы друг другу глотки на дебатах не повырывали.

— А что, такие случаи бывали? — удивился рыжик.

— Ох, если бы, — вздохнул амбал и повел плечами, пытаясь их размять от усталости, — если бы можно было двум говорунам дать по ножу и выгнать в круг, чтобы дрались до смерти. А потом решить, что кто выжил, тот и прав. Тогда и дебаты бы проходили быстро, и следить за ними было бы интереснее. А то порой кажется, что они пытаются заговорить соперника насмерть. Скукота! Ладно, хоть сегодня никто не спорил. Может, каждый день на них зеркалом светить?

— Не стоит, — Лекс задумался, — после пира сделаю тебе песочные часы. Ну, это такое устройство, чтобы время отмерять. А потом представить закон в Сенате — пока песок сыплется, говорить можно, а как только песок закончился, надо замолчать и пусть говорит оппонент. Они тогда быстренько научатся излагать свои мысли кратко.

— Какая интересная задумка! — обрадовался Сканд, — песочные часы от жителя пустыни. Интересно, я такого в доме твоего отца не видел… Ой, прости, мой хороший, не хотел беспокоить болезненные воспоминания, — Сканд выглядел виноватым.

— Ничего страшного, — Лекс махнул рукой и задумался, как бы это сделать, — я все равно ничего из прошлой жизни не помню. А песочные часы видел во сне.

— Странные у тебя сны, — Сканд пожал плечами, — мне вот ничего такого не снится, все понятно.

— А что тебе снится? — удивился рыжик.

— Война, ящеры, — задумался муж, — до свадьбы снилось, что мы с тобой занимаемся любовью. Я тогда просыпался среди ночи, аж мокрый от пота, как хотелось к тебе прикоснуться. А ты, зараза такая, бегал по дому и делал вид, что тебе все равно. А теперь просто счастье, протяни руку, и вот, пожалуйста, свое родное, мягонькое и всегда согласное. Просто мечта! И пахнешь так вкусно, так бы и съел!

— А как я пахну? — рыжик задумался, — я пахну как фрукты или цветы?

— Ты пахнешь как специи: сладко, пряно и еще немного остро, как перчик. Я раньше думал, что это от тебя так пахнет благовониями из курительниц, которые вокруг тебя твои прихвостни таскали, но как оказалось, они как раз пытались добавить тебе цветочного запаха, каждый раз сладкого просто до одури. Я раньше возле тебя старался не дышать, чтоб от приторной сладости тошнить не начало! Каждый раз, когда домой возвращался, то от одежды воняло несколько дней, фу. А вот сейчас совсем другое дело — запах просто как мечта, так бы нюхал и нюхал! — Сканд поправил свою тогу и осмотрелся по сторонам, — хотя, если подумать, то у тебя и характер раньше был под стать запаху — приторно-слащавый! Бегал на цыпочках, пританцовывал и хихикал тоненько. А следом твои прилипалы бегали с опахалами, благовониями и подносом со сладостями. А ты так дотанцуешь до подушечки, усядешься там, как змейка, и давай пальчиками арфу свою щипать и тоненьким голоском подвывать любовные песенки. А потом манерно так скривишься и спросишь, понимаю ли я, грубый солдафон, высокий слог изящной словесности? Или мне переводчика вызвать из тех рабов, что ящерам стойла убирают, чтобы они перевели мне стихи о прекрасной возвышенной любви на доступный мне солдафонский язык?

— Серьезно? — Лекс удивился, — а ты что?

— А я уходил куда-нибудь, — Сканд вздохнул, — очень боялся, что как-нибудь сорвусь и шейку твою тоненькую откручу. Поэтому старался в охрану к наследнику сам не ездить, а посылать центурионов, из тех, у кого шкура потолще, чтобы на твои шпильки не реагировали. А если самому и приходилось приезжать, то дальше приемной не ходить, а то ты как меня видел, то так кривиться начинал и нос зажимать, будто я в говно ящера вляпался. Я рад, что ты сейчас другой. Хотя, я вначале думал, что ты обманываешь и что-то хитрое задумал. Но ты, как в клетку попал, так совершенно другим человеком стал, я долго не мог поверить, что так измениться можно. Ты теперь совершенно другой, и я этому очень рад.

— И когда ты понял, что любишь меня? — Лекс прижался боком к мужу и заглянул ему в растерянные глаза, — только честно!

— Не знаю, — Сканд вздохнул, — вначале не верил, думал, что это твоя игра какая-то хитрая, как человек может память потерять? Но ты каждый раз меня удивлял, у тебя голос изменился, писклявость пропала, и походка стала без подпрыгиваний, как у нормального человека. А потом обнаружилось, что ты умный, шахматы одни чего стоили, это было очень неожиданно. — Сканд ухмыльнулся, — или как ты прислугу раскидал во дворце у отца. А до этого полотенцем для лица Пушана себе ноги вытер. И, главное, моську такую сделал, как будто все нормально. А потом я увидел тебя у столба. Это было сильно. Ты еле стоял, и кожа на спине была в лохмотья. Но ты стоял и молчал. Не жаловался и не просил, смотрел белыми от боли глазами и молчал. И я понял, что это не хитрость, и ты действительно другой человек, и меня тянет к тебе просто со страшной силой. А когда Чаречаши приехал за тобой, то чуть с ума не сошел. Хотелось, чтобы брат тебя забрал и ты был в безопасности, и отпускать тебя не хотелось. Как представлю, что больше не увижу, так хоть кричи.