Он замолчал и наконец сумел оторвать взгляд от так и не слышавшей его супруги и оглядеться. Странно, никто не смеялся. А немногочисленные оставшиеся на поле магессы кидали заинтересованные взгляды на стоящих рядом с ними магиков. Особенно красноречивым выглядел взгляд Янки Мертвые руки. Мейнгрим даже напугался, что под этим взглядом Багряный принц не выдержит и как повторит его подвиг, тем самым запуская целцую волну признаний, но обошлось, слава небу.
— Главное, не забудь и впрямь повторить ей лично, — на правах лучшего друга только и сказал Скарбимеж. Мейнгрим плотно сжал губы, словно борясь с желанием уже сейчас начать отнекиваться от своего признания и кивнул.
Он не трус.
Но, то ли от смущения, то ли еще отчего, смотреть безостановочно на Радославу он больше не мог. Блуждающий взгляд уткнулся в черную бугристую морду дракона. Абелард! На нем прилетел Ламберт и потому ни у кого не достало смелости сунуть ему воду из источника или яблоко. Он оглянулся в поисках своего мешка, но его нигде не было. Да и вряд ли там остался хоть один горький плод!
Мейнгрим откашлялся. Не хотелось снова привлекать к себе внимание, и без того многие глазели не на фонтанирующую магией Радославу, а на него, но видеть этот слишком мудрый взгляд на драконьей морде было невыносимо.
— Ваше величество, — он снова кашлянул. — Фабиуш Изменчивый. Дракон…
Он замолчал, костеря себя и за косноязычие, и за несвоевременность. Дракон так жил сколько? Неизвестно, но полчаса потерпел бы точно.
Но Фабиуш улыбнулся ему точно так же, как улыбался с тех пор, как Мейнгрим забрал их с Радославой в свой дом. Словно не видел его недовольной физиономии, не слышал его злых колючих слов. Вот и сейчас, казалось, что Мейнгрим не нарушил своим предложением тонкий баланс покоя, установившийся среди так и не рискнувших покинуть поле боя магиков. Впрочем, многие остались не потому, что боялись. Именно здесь, как и предсказывал Фабиуш, творилась история. И многим хотелось увидеть и услышать это самим, чтобы потом передавать детям.
Тем временем Фабиуш расставил пальцы так, словно держал что-то в руках, и вскоре там и впрямь оказалось продолговатое светло-зеленое яблоко. В мешке, что привез с собой Мейнгрим, таких не было. Не иначе как оно было с какого-то другого колодца. Мало разве этих колодцев по королевству раскидано? Сам Мейнгрим понятия не имел, сколько. Да и вряд ли кто-то кроме драконьих всадников это знал!
Король протянул яблоко Мейнгриму, признавая за ним право самому вернуть этого магика. Кто это будет? Летописец, способный восстановить историю королевства без лакун, вызванных насильственными превращениями, воин, не знающий поражения, или, чем небо только не шутит, предыдущий король яблоневого королевства?
Не без тщательно скрываемого волнения Мейнгрим осторожно положил горькое яблоко в приоткрывшуюся пасть и быстро глянул на Радославу, всё также застывшую и упершуюся растопыренными пальцами в землю. Ей было очень больно, он видел это по лицу. Может, он и правильно отвлекал сейчас внимание от неё? Кто знает.
К волне магии он был готов и легко устоял на ногах, несмотря на то, что был ближе всех к дракону. Будучи сам бывшим драконом, он был уверен, что сейчас увидит древнего старца, ведь Абелард был стар даже по меркам дракона. На деле же мужчина с длинными спутанными иссиня-черными волосами выглядел пусть и старше Мейнгрима, но годился разве что ему в отцы. И воспоминания о том, кем мжет являться этот магик, у Мейнгрима не появилось. Может, об этом знал Ламберт, крякнул что-то непонятное Железный король, не отпуская Еву — вот уж еще одна головная боль для Мейнгрима! — и всё.
Мейнгрим бросил взгляд на плечо, чтобы узнать цвет Абеларда. И с трудом удержался от возгласа. Черный знак на черной перчатке, надетой словно доспех до середины плеча. Разве такая магия есть?
Абелард же повел широкими плечами, словно попытался по привычке развести крыльями и склонил голову.
— Благодарю, — хрипло произнес он. — Но я сомневаюсь, что меня стоило возвращать. Всё-таки первая война началась из-за моего рода. И пусть я остался один… Вернуть былое величие я сумею.
— Простите, господин Абелард, — Мейнгрим бросил быстрый взгляд на Радославу, но она всё еще не приходила в себя, хотя огонь под кожей бежал уже медленнее — насытился. — Но… я не знаю, кто вы.
— Неудивительно, — Абелард бросил короткий взгляд на своего бывшего всадника, плотно застрявшего в временном коконе. — Сговорившийся с цветочными король сделал всё, чтобы моя семья оказалась забыта. Ведь именно мы ухаживали за магическим деревом королевства, прививали новые ветви, укрывали тонкие ростки и собирали плоды.
— А? — Мейнгрим по-прежнему ничего не понимал.
— Я вижу, какие магии при объединении дадут новые прекрасные умения, вижу, какой магией может легко овладеть найденные. Разумеется, у некоторых расположенность видна сразу, — и он поклонился тотчас засиневшей румянцем Янке. — Но большинство вслепую тыкается и считается себя слабым магиком или магессой, занимаясь не своим делом. А есть и того неприятнее ситуация, когда в потомке теряется магия.
— Но если люди любят друг друга, даже если их магии несочетаемые, что теперь? — воскликнула Янка и снова спрятала лицо на плече мужа.
Мейнгрим слабо улыбнулся. Да, он вспомнил, как боялись не помнившие о магиках крови Янка и Скарбимеж соединить руки в брачном обете. Магик жизни и магесса смерти!
— Я давно не говорил, плохо выходит, — слабо уулыбнулся Абелард. — Лучше я покажу.
Он взмахнул перчаткой, удивительно легко вращая таким громоздким артефактом, что занимала большую часть его руки, и по толпе пронесся легкий вздох. Посреди синего Радкиного сада засияла полупрозрачная хрустальная яблоня. Вот что значит великая яблоня, а вовсе не то старое дерево на площади в Лесине!
Как зачарованный, Мейнгрим шагнул ближе. Он видел в цветках и яблочках каждого магика, который когда-либо рождался в королевстве, и теперь он ясно как день понимал, о чем говорит древний магик. О да, моложавая внешность больше не сбивала Мейнгрима. Он знал, что Абелард и впрямь очень и очень стар. Теперь он видел, что черные магики были лекарями для магиков как садовники — лекарями для настоящих яблонь. Бережно следя за новыми ростками, они позволяли появится удивительным оттенкам магии. Так появились когда-то лазурные, пурпурные, багряные. Исчезли с великой яблони амарантовые, карминные, оливковые и горчичные. Не позволили появиться бирюзовым и опаловым. Зато половину дерева теперь занимали серые и коричневые, бурые. Соглядатаи и наемники. Всех этих неопределившихся и теряющих свой дар магиков Абелард мог «найти». И потому никто не мог найти его самого.
Теперь-то Мейнгрим знал, что он может воспитать их с Радославой младшего сына синим магиком, и ему будут удаваться боевые заклинания стихий ничуть не хуже чем любому из клана. А мог дать ему выбор стать аквамариновым, совместить с магией матери и управлять погодой. На Матиаса Мейнгрим смотреть не хотел, вместо этого он взглянул на Абеларда и тот медленно кивнул. Некоторые вещи должны были оставаться тайной. Еве проще будет вырастить сына синим, чем сделать его первым в своем роде бирюзовым магиком — хранителем очага. И ей точно не стоит знать, что она сидела рядом с ним безвольной домашней магессой и не пришибла своего мужа раньше именно из-за дара сына, созданного искусным сочетанием зеленого, синего и золотого. Нет уж, синий — значит синий!
От этих крамольных мыслей Мейнгрима отвлек негромкий голос Фабиуша, который ласково произнес:
— Мама, открой глаза.
Волшебство хрустальной яблони рассыпалось на мелкие осколки, бриллиантами упавшими на синюю траву. И все прочие мысли были забыты. Только Радослава. Только его судьба.
Глава 35
Рот обожгло огнем, который стремглав бросился под кожу, в вены и артерии, скатился в желудок и вспыхнул в волосах. В этот раз было куда быстрее, и Радка не удержалась на ногах, упала на колени. Кажется, к ней кто-то бросился, потому что она услышала резкий голос мужа:
