— Разумеется. Как я и сказала ранее. Знания имеют свою цену, у ТАКИХ знаний она особенно высока, и я готова её уплатить. Всю.
О тех девяти (за один цикл я-Ререй не успела провести все требуемые опыты) мне хочется вспоминать даже меньше, чем о дворце испытаний Аримана. При том, что в основном в неё превращался Перевёртыш (и ему понравилось, пакостнику этакому!). Он брал управление нашим общим телом, примерял на себя её мысли и чувства… Я же скорее наблюдал со стороны. Но даже долетавшие до меня отголоски были… Очень тзинчитскими. Я всё-таки дитя Хаоса Неделимого, такой холодный интеллектуальный экстаз был чужд даже семени Лоргара во мне. Что уж говорить о школьнике Нацуки Субару. А воспоминания о том, ЧТО могла натворить Ререй с магическим могуществом Голубых Писцов и знаниями технически развитого мира — до сих пор бросают в дрожь. Это какой-то некронский криптек в человеческом обличье! Ещё спасибо, что никто ей не рассказал о компьютерах — её сила немного ограничивалась тем, что она всё считала «на глазок», но даже так…
Если боги этого мира — хоть Двенадцать, хоть Четверо — узнают о подобном потенциале…
«Тзинч о нём уже знает», — напомнил с привычным ехидством Перевёртыш.
«Он видел это снаружи. Он понимает только результат. Впечатляюще, но не более того. Just as planned. А мы с тобой ею БЫЛИ. И знаем, что на каждую воплощённую в жизнь идею там приходится по сотне ожидающих воплощения!»
«Знаем. Только тебя это пугает, а меня — восхищает».
«Надеюсь, восхищает не до такой степени, чтобы побежать немедленно докладывать Тзинчу?»
«Конечно нет. Девчонка правильно сказала — мы, тзинчиты, понимаем ценность и цену знаний. Даже Изменяющему Пути придётся предложить мне очень много, чтобы я с таким расстался».
Теория относительности не помогла — в ней было два варианта замедления времени — при релятивистских скоростях и в сильных гравитационных полях, но не было вариантов ускорения оного. Ход неподвижных часов при нулевой тяжести был максимально быстрым в природе. А сбрасывать весь Новый Мир в окрестности чёрной дыры или разгонять его до скорости света наши архимаги всё-таки сочли нецелесообразным.
Но решение проблемы времени Ререй-которой-были-мы всё равно нашла. Называлось оно «Комната иллюзий». Не в том смысле, как лабиринт Аримана. Там не подвергался иллюзиям вошедший — вместо этого в иллюзию — в виртуальные частицы — превращалось всё, что в ней находилось. После чего эта «голограмма» подвергалась уменьшению в десять тысяч раз.
— Живого человека уменьшить невозможно, — объясняла Ререй. — Вернее, возможно, но это его убьёт — сверхплотный конденсат для биологической жизни непригоден. Но если мы сближаем не настоящие элементарные частицы, а только их тени, отражения, места где они МОГЛИ БЫ быть — можно настроить взаимодействие так, чтобы принцип исключения Паули и некоторые другие эффекты стали из законов — рекомендациями. А с уменьшением расстояний на четыре порядка — все процессы ускоряются на те же четыре порядка. В том числе и мышление — нервному импульсу просто нужно пробежать в десять тысяч раз меньшее расстояние. Магия, правда, в такой комнате работать не будет — любое постороннее заклинание нарушит работу заклинания уменьшения. Как создать магическую лабораторию с ускоренным временем — я ещё подумаю. Но чтобы прочитать учебники из вашей библиотеки и задать вопросы обо всём, что мне непонятно — Комната пригодна уже сейчас.
— Но ты же и стареть там будешь в десять тысяч раз быстрее! — быстро возразил Тзинч.
— Пока что да. Впоследствии я доработаю Комнату так, чтобы из иллюзии в реальность переносилось только состояние мозга, но не тела — тогда это будет почти как с возвращениями у Субару. Но пока что полгода субъективного времени на университетский курс я могу себе позволить — я не в том возрасте, где это скажется на моей эффективности.
Глава 60. Деньги, кровь, гордыня и спесь держат на себе величье этих стен
У римлян шёл в атаку последний легион.
Его ряды уверенно держались.
Но варвары сегодня, превосходя числом,
В сраженьи неизбежно побеждали.
У римлян шёл в атаку последний легион,
Свою судьбу прекрасно понимая,
Что для него не будет счастливого «потом».
Держать ряды! И римляне держали.
У римлян шёл в атаку последний легион,
Но не равняйте доблесть и закланье!
И, если хоть один с мечом и со щитом,
То римляне ещё не проиграли!
Тарас Кардаполов, «Последний легион»
Окрестности в пожаре
Пылают за окном.
Король наш старый Гарри
Подвинулся умом.
На нивах опалённых
Зерна не соберешь.
Летят отряды конных,
Вытаптывая рожь.
К чему страдать-трудиться,
Всё пущено на слом.
Не дай вам Бог родиться
При Генрихе Шестом!
Александр Городницкий, «Не дай вам Бог родиться при Генрихе Шестом»
Молт Сол Августус:
Зорзал так и лучился гневом. Нет, проявлять его открыто он не смел. Повышать голос на императора в Садере не имеет права никто — даже мои собственные дети. Особенно мои собственные дети. Особенно те, что в очереди на престол — а Зорзал в этой очереди был первым и очень не хотел потерять своё место. Я был единственным человеком, которого он боялся — пока что. Поэтому кроме учащённого дыхания, слегка раздувшихся ноздрей и покрасневшего лица он ничем не выдавал своего недовольства. Но скрывать ярость ему тоже было нелегко. Проведя много лет в провинциях, Зорзал разучился держать лицо при дворе — там-то большей власти, чем собственная, он не знал. Там даже его недовольство, не то что злость, почти наверняка означало чью-то скорую смерть. Разве что префекты и легаты осмеливались ему возражать — и то предельно тихо, скромно и вежливо. Здесь же соизмерять проявления чувств приходилось не только передо мной, но и перед Сенатом. Зорзал презирает Сенат и как я подозреваю — намерен после коронации разогнать его ко всем демонам. Меня это мало беспокоит лишь потому, что он не первый такой умный. Мысль о том, чтобы избавиться от остатков Республики и собрать всю власть в кулак, приходит членам моего рода где-то каждое третье поколение. Хотя казалось бы, когда твоя фамилия Кесар, надо бы знать, чем это заканчивается — пусть даже мы и не потомки по крови того самого Юлия Цезаря.
— Отец, чем я вызвал твоё недовольство, что ты дважды за последние дни меняешь мои полномочия?! — мальчик наконец выбрал подходящую, как ему казалось, линию поведения. — Вначале назначаещь меня командовать ауксилариями с другого континента, которых и на центурию не хватит. Затем, прежде чем я успеваю вступить в командование хотя бы на этой должности — хотя я загнал двух пегасов по дороге сюда, чтобы успеть вовремя — ты и от командования «Особым Легионом» меня тоже отстраняешь! Если я впал в немилость — так скажи это прямо!
— Нет никакой немилости, сын мой, — хотя сейчас мне очень хотелось именно её и объявить. Но увы, даже императоры вынуждены считаться с обстоятельствами. — Трон, Сенат и народ Садеры по-прежнему тебе доверяют, как нашей первой надежде и опоре, крепкой деснице. Просто появилась более срочная и более достойная задача именно для тебя и твоих талантов. Ты будешь назначен диктатором для защиты Вечного Города.
Зорзал умолк и растерянно моргнул. Всякого он мог ожидать, но только не этого. Последний раз полномочия диктатора выдавались члену императорской семьи двести лет назад.
— Это великая честь для меня, — с трудом выдавил сын. — Но что случилось такого, что стране понадобился диктатор? Неужели враги из-за Врат наступают так быстро?
