Цветок из пламени - Чернованова Валерия М.

Мадлен это тоже заметила и, прежде чем я успела возразить, шустро и от души нарумянила мне щеки. А потом еще и уговорила нанести на грудь, соблазнительно видневшуюся в глубоком декольте платья, фривольную мушку в виде полумесяца.

Платье из кремового атласа, украшенное по подолу золотистым шитьем, удачно сочеталось с жемчужным ожерельем, обвитым вокруг шеи и хоть немного скрадывающим сверхоткровенный вырез, а также со светлым перышком, которым Мадлен увенчала мою прическу.

Вооружившись веером и фальшивой улыбкой, я отправилась на поклон к королеве.

— Неужели! — При виде меня ее величество чуть в ладоши не захлопала. — Нашлась наша пропажа! Где же вы так долго пропадали, милочка?

Пожелав себе удачи, рассказала о загадочной болезни моего батюшки и о его счастливом выздоровлении, которое и подвигло меня отправиться в путешествие.

— Что ж, мы рады, что его милости стало лучше, — благосклонно улыбнулась королева и предложила мне устраиваться подле нее на совершенно неудобном низком пуфе, да еще и возле вечно храпящего дога.

Благо шут нигде не просматривался, и два часа в обществе правительницы и ее фрейлин, к коим теперь относилась и я, прошли вполне сносно.

Когда на замок опустились сумерки, настало время ужина.

Приглашенные, которых, по моим скромным подсчетам, приехала в замок добрая сотня, расположились в просторном зале за длинным столом. Во главе его восседал Люстон XIV. По правую руку от короля обосновался кардинал Бофремон, по левую — мой муженек. Который, не успела я переступить порог обеденного зала, принялся сверлить меня своими черными, как сама мгла, глазами.

Под чутким надзором стража я чувствовала себя букашкой, которую препарируют долго и со вкусом. А вскоре к созерцанию моей персоны присоединилась и Серен. На протяжении всего ужина моим единственным желанием было юркнуть под стол и ползком добраться к спасительному выходу. А там уже дать деру и без оглядки мчаться до самой чащи. Что мне ведьмы и духи Чармейского леса, когда самая опасная в мире ведьма пожирает меня глазами! Словно здесь подкрепиться больше нечем…

Когда слуга поставил передо мной первое блюдо — куропатку под изумительным ягодным соусом, я заметила, как Моран решительно поднялся и направился ко мне.

— Где мой подарок? — это вместо приветствия.

— Который? В последнее время вы завалили меня презентами.

— Предпочитаете, чтобы я попробовал? — потянулся он к столовым приборам. Наклонился ко мне еще ниже, обдав выбившиеся из прически кудряшки у висков своим горячим дыханием.

По телу пробежали мурашки, а сердце (чтоб его!) и вовсе стучать перестало. Все то время, пока страж находился рядом.

— Могу ведь и отравиться, — уколол словами и взглядом.

— Заманчивая перспектива.

Тяжело вздохнув, достала из болтавшейся на поясе атласной сумочки рог неведомой живности. Поморщившись, опустила его сначала в вино. А спустя несколько секунд, когда стало ясно, что хмельной напиток и не думает менять пурпурный цвет на какой-либо другой, дернула за витой шнурок, к которому рог был привязан, и увенчала этим обломком некогда аппетитную, а теперь уже совсем не интересную моему желудку куропатку.

Когда проверка была закончена, его светлость выпрямился, увеличив разделявшее нас расстояние, позволив мне тем самым вздохнуть свободнее, и дал добро:

— Можете приступать.

Сказав это, отправился обратно надзирать за государем, а я в который раз, обреченно вздохнув, пришла к выводу, что рядом с этим мужчиной у меня не только барахлит сердце, но и дышать получается с трудом.

После ужина часть подданных разбрелась по сумрачным галереям замка. Большинство же переместилось в комнаты, где на круглых, затянутых зеленым сукном столах игроков поджидали колоды карт.

В тот вечер я изнывала от напряжения под прицелом далеко не дружелюбных взглядов — Морана, Серен, Адриена, тоже притащившегося в Оржентель, — а потому, пытаясь хоть как-то расслабиться, позволила себе лишнего. Или, точнее, несколько лишних бокалов вина. В которых добросовестно, под пристальным вниманием стража, снова и снова топила рог ретала.

Наверное, всему виной был хмель, ударивший в голову. Из-за него я потеряла над собой контроль.

А вскоре по моей милости его утратил и кое-кто другой.

Когда придворные стали занимать места за игорными столами, я поначалу растерялась, не зная, куда податься. Присоединиться к картежникам или же пополнить ряды наблюдателей. Я никогда не считала себя азартной, не увлекалась картами, а потому имела все шансы просадить за вечер не одну сотню алидоров, ведь при дворе играли по-крупному.

Встрепенулась, услышав, как кто-то меня окликнул. Этим кем-то, обладателем низкого раскатистого голоса, оказался мой недавний знакомый бородач, граф де Париньяк.

— Мадам маркиза! Что же вы раздумываете? Окажите честь, присоединяйтесь к нам. — Его сиятельство указал на единственное пустующее за столом место, и я, усмехнувшись своим мыслям, приняла предложение.

Что может быть приятнее, чем сыграть на деньги ненавистного (ненавистнее не придумаешь!) мужа и спустя пару часов остаться с пустым кошельком.

Поймав взгляд благоверного, примкнувшего к зевакам за соседним столом, улыбнулась графу своей самой обворожительной улыбкой и, хлопнув веером по ладони, грациозно опустилась на предложенное место.

— Вы так любезны, мессир.

— Находиться рядом с вами, моя дорогая, наивысшее наслаждение, — рассыпался в любезностях придворный, не забывая время от времени нырять глазами в глубокий вырез моего платья. С таким сосредоточенным видом, словно не моими прелестями любовался, а пересчитывал в ожерелье жемчужины.

Едва удержалась, чтобы не прикрыться веером. Еще лучше было бы с его помощью охладить чей-то пыл, хорошенько стукнув графа по лбу.

Мимо проплыл лакей, разнося напитки; мне повезло захватить с подноса последний бокал. Придворные набились в зал, как сельди в бочку; около дюжины надушенных сеньоров плотно обступили наш стол, отчего было не продохнуть. Даже распахнутые настежь окна, через которые в помещение проникал свежий воздух, напоенный запахами вечернего леса — мхом, грибами, полевыми цветами, — не спасали от духоты. Тяжелое амбре одеколона густым облаком нависло над игроками, перебивая все остальные ароматы.

Поэтому вино из королевских погребов, подслащенное капелькой меда, пришлось как нельзя кстати. Оно приятно охлаждало и помогало расслабиться. Незаметно один стеклянный кубок сменился другим, за ним последовал третий. Придворные хмелели, все чаще то тут, то там раздавались взрывы пьяного смеха. Шутки становились все развязней, а взгляды откровенней.

В какой-то момент мне даже почудилось, что де Париньяк, продолжавший усиленно налегать на вина и плотоядно косить в мою сторону, вместо закуски сожрет меня с потрохами.

По мере того как ночная тьма все плотнее подступала к замку, в зал вносили канделябры. И, наверное, поэтому от сотни зажженных свечей стало еще жарче. И дело вовсе не в Моране, чье присутствие я ощущала каждой клеточкой своего тела, которое, несмотря на протесты разума, продолжало к нему тянуться.

К счастью, герцогиня д’Альбре устроилась в другом конце зала, иначе бы я точно задохнулась — не от жары, так от ненависти. Зато одного из картежников за нашим столом вскоре сменил де Грамон. Словами не передать, как мне в тот момент хотелось выплеснуть в самодовольную рожу стража остатки крепленого напитка. А заодно воспользоваться бокалом де Париньяка, чтобы демонов чародей как следует освежился.

Как назло, в тот вечер мне катастрофически везло. Вместо того чтобы просаживать мужнино состояние, я его приумножала.

Безобразие какое-то! И рада бы проиграть, да только удача никак не хотела от меня отворачиваться. Я продолжала вести игру, держала ставку и отчаянно надеялась, что еще немного, и его чародейская светлость будет рвать на себе волосы, а я поздравлять себя с оглушительным проигрышем, ведь придется расстаться со всем, что поставила и выиграла до этого счастливого момента.