— Да, резонно. Так и есть, — согласно кивнул телохранитель. — И именно спрос же рождает предложение. Поэтому «Слава роду» и читает весь Эдем, а всякие там замудрённые книжки, где автор наивно думает, что кто-то будет читать его нудные монологи «не о чём», которые напоминают скорее учебник высшей математики, чем художественную литературу… Нет, это глупо. Как и глупо на это обижаться, сетовать на какое-то там… Этий сохрани… быдло, которое просто не может познать весь «гениальный гений».
— Потому что получения удовольствия от книги зависит в равной мере и от читателя, и от автора, — вдруг Офлея вспомнила слова своего наставника. — Прямо, как и результат моей работы зависит в равной мере от меня и от качества технического задания. Как результат обучения зависит в равной степени от ученика и от учителя. Такой принцип можно много где применить: в той же любви, в армейской сотне, в трактовке замысла Творцов. Вроде всё так просто, но… никто это не применяет.
— Да, хорошая мысль, — согласился слегка успокоившийся Густав. — С одной стороны если никакой морали в книге нет, то как читатель может найти там что-то ценное? А с другой если читатель не понимает, что добро и зло относительные понятия, то как он поймёт что-то большее, чем незамысловатый сюжет, основанный на банальной мести? Конечно, можно пояснить за относительность, что и будет лучшим вариантом, но я даже боюсь представить сколько ещё элементарного придётся объяснять. Ведь… многие действительно верят в какое-то абсолютное добро. Выходит, нужно пойти на компромисс? Скажем дать и то, и другое?
— Кому-то может и нужен этот компромисс, но… не знаю как там другие всякие авторы, но автор «Слава роду» и ему подобные просто зарабатывают деньги. Есть потребитель, их желания, получаем результат. Всё просто… — произнёс Алистер, ухмыльнулся и наконец-то приложился к бутылке после неприличного долгого воздержания. — Просто представьте, да, что вместо гарема или экошнчика автор через главного персонажа начнёт задаваться вопросами о любви? Только что сцена с гаремом была, а тут прямо в лицо тебе плюют тем, что похоть ничто иное как животный инстинкт и ты вообще оказывается всё это время не мог и трёх различий между любовью и сексуальным влечением назвать. На таком моменте книгу просто бросят читать. Нет, кто-то останется, но…
— Но от деятелей искусства почему-то ждут не искусства, а удовлетворения спроса. И вот уже писатель не автор, а продавец, который должен подобно шлюхе делать всё, что захочет клиент, — грустно вздохнул Густав, вспоминая как пришлось убрать статую второй жены Зелгиоса из-за того, что второй сын её не желает видеть, а ведь она часть цельной истории и ничего с этим не поделаешь.
— Приехали, — произнёс удивлённый возничий.
Не поездка, а приключение на целую главу. И ведь казалось бы… немой орк, распутная девица, алкаш, прораб, матерящийся мастер… но каким-то чудом диалог у них состоялся. Хотя и сами эти личности далеко не случайные путники с дороги. И всех их объединяет что-то одно.
Может где-то здесь чьи-то похороны проводят?
Что-то кончается, что-то начинается
2350 год пятой эры по единому календарю. Пять лет спустя сыгранной Алентиной пьесы, после которой в том же году Лансемалион Бальмуар совершил свою главную ошибку и поехал в сердце Эдема.
— Пф-пф-пф… тяжело… тяжело… — бурчала себе под нос Ада, разгоняя в подземелье пыль, пауков, каких-то других неизвестных насекомых. — Откуда здесь вообще пыль и живность всякая?
— Горгульи же ходят, с них сыпется. А живность… забегает тоже, — пожимая плечами отвечал Хранитель, который тоже помогал с уборкой.
— А что было в третьем хранилище?
— Клык пустотной гидры.
— А кто его забрал?
— Это уже немного личная информация. Я же про тебя всем подряд не рассказываю.
— Резонно, — вздохнула девушка, продолжая влажную уборку.
Страшно и подумать, но ведь когда-то полуэльфийку никто не называл Огненной Бестией и жила она в далёком-далёком мире, ничего не зная об Эдеме. Но всё изменилось и в 2273 году, семьдесят семь лет назад глупая деревенская девка оказалась попаданкой. Чудом каким-то путь не закончился рабскими шахтами… хотя нет, не чудом, а довольно привлекательной внешностью, из-за которой тут же всё чуть было не закончилось изнасилованием.
Теперь же… Ада всё равно понимала, что целый век жизни — если быть точнее меньшее века, но не суть — лишь плевок в мировой истории. Стоит только на пару лет вылететь с арены, как снова никто не знает Огненную Бестию. А ведь она когда-то почти голыми руками без всякой магии одолела опасного зверолюда и выжила на подставном бое. А сколько побед потом было сделано… м-м-м… всё уже забыто, всем плевать. Даже если бы поколения не сменялись, то в центре внимания быстро появляются всё новые конкуренты. Хотя… где-то в Анхабари остаётся маленькая табличка с именем легенды. Правда… кто в эти залы ходит… а даже если ходит, то скорее к статуям великим, а почётную доску… на них и свободного места нет, а имён — не сосчитать. Так что вся уникальность теряется. Легендой она была тогда, в ту минуту, в момент победы, теперь же… снова безымянная никчёмность.
Впрочем, опыт и знания остались, как и шрамы. Руки нет, протез теперь попроще, как и всякого артефактного оружия на девушке — девушке, разумеется, по внешности — нет. Только простенький пространственный артефакт. Всё остальное оставлено, а что-то нагло реквизировано. Да, Око Смирения сразу же после той бойни забрали епископы, отказать которым невозможно.
— Ладно, здесь мы закончили, — довольно произнёс Хранитель, передавая метлу горгулье. — Пойдёшь уже?
— Да, пора бы… хотите со мной? Юбилей всё же, аж две тысячи пятисотый год… такое бывает буквально раз… раз в год.
— Как и любая другая из дат, которым смертные так любят придавать особый смысл.
— Прямо как своему существованию.
— Да, всё так, — улыбнулся голем.
Ада же ещё ненадолго забежала в соседний зал, чтобы полюбоваться на новое пополнение музея. Око Смирения духовенство отжало, но много другого редкого барахла осталось. Особо греет самолюбие собственный уголок. На доске легенд места может и мало, зато в музее его хватает. Теперь все гости смогут узнать, что когда-то на аренах Эдема сражалась Огненная Бестия, Непобедимая Адериин. Непобедимая это конечно сильно сказано, но нельзя же упускать свою возможность переписать историю! Ну и снаряжение здесь же и оставлено. Правда меч Упорный пришлось отнести в отдельное место, всё же он заслуживает своего уголка и не является частью истории лишь одной Ады.
Свежего пополнения в этом месте на самом деле хватает. Относительно свежего, но всё же. Много всего происходит в Эдеме и во всё мире, всё это собирается, сортируется, но… наверное можно догадаться, что уголок Огненной Бестии находится не в отделе истории всей ойкумены, а в зале, отведённом под более локальные события. Здесь же находился поваренная книга Вульфа, картины кошечки Неки, загадочная золотая монетка неизвестной и крайне древней чеканки и… пожалуй то творение, в тени которого будет меркнуть всё остальное. Ведь сам мастер Густав создал здесь копию своего труда: в этот раз так, как задумывал изначально, без потакания хотелкам конечного потребителя.
Изобразить Лансемалиона Бальмуара, вернее Граниира Торвандори в старой его внешности, у него получилось крайне… убедительно. Статный и даже пугающий, прямо грозный весь такой, ну аристократ, одним словом. Очень похож на своего брата, который также носит фрак, более того вкусы младшенького явно формировались под влиянием не только отца, но и старшенького. Это теперь очевидно.
И рабыня… помнится, похожее произведение Ада уже видела при своих первых посещениях. Две статуи до сих пор хранятся уровнями выше. Только там надпись стёрлась, но теперь понятно, кто был заказчиком. Зелгиос очень любил свою вторую жену… хотя может он очень любил первую и просто выдавал желаемое за действительное… кто уже расскажет правду? Никто. Все, кто знал правду мертвы, остальные являлись лишь заведомо предвзятыми наблюдателями.
