Сталин поднялся, давая понять, что совещание завершено:
— На этом все, товарищи. Жду через полгода конкретных результатов, а не теорий.
Выходя из кабинета, я ощущал странную смесь триумфа и тревоги. Первое сражение выиграно, эксперимент получил высочайшее одобрение. Но впереди предстояло еще много битв.
В приемной Орджоникидзе крепко пожал мне руку:
— Поздравляю, Леонид! Блестяще выдержал допрос. Особенно удачно парировал вопрос о колхозах.
— Спасибо, Серго, — ответил я, все еще не до конца веря в успех. — Но мы лишь в начале пути. Теперь нужно обеспечить реальные результаты на всех тридцати семи предприятиях. И еще в колхозах…
— Не сомневаюсь, что справишься, — подбодрил Орджоникидзе. — Завтра жду тебя в наркомате, обсудим детали расширения эксперимента.
Каганович, проходя мимо, бросил холодный взгляд, но промолчал. Молотов сухо кивнул. Куйбышев на прощание тихо заметил:
— Интересный эксперимент, товарищ Краснов. Будем внимательно наблюдать за результатами.
На улице меня ждал автомобиль. Снег прекратился, и морозный вечерний воздух прояснил голову. Москва сияла огнями, готовясь к встрече нового, 1932 года, который должен стать решающим для нашего эксперимента.
Сев в машину, я позволил себе несколько минут передышки. Глядя на проплывающие за окном здания, я размышлял о колоссальной ответственности, которая легла на мои плечи.
Впереди шесть месяцев напряженной работы. Нужно расширить эксперимент на новые предприятия, обучить тысячи специалистов, создать систему учета и контроля, которая докажет эффективность модели даже самым закоренелым скептикам.
И что еще важнее, надо решить с его распространением на сельское хозяйство. А это вообще отдельная песня, к которой я почти еще не готов.
Но главное не потерять темп. Политическая конъюнктура благоприятствует сейчас, но ситуация может измениться в любой момент. Нужно действовать быстро и решительно, пока Сталин видит в «промышленном НЭПе» полезный инструмент для укрепления экономики и обороноспособности страны.
Времени на раскачку нет.
Глава 10
Индустриальный прорыв
Машина медленно продвигалась сквозь вечернюю Москву. Мысли кружились в голове, словно снежинки за окном.
Победа в кабинете Сталина принесла не только облегчение, но и новую гору забот. Как воплотить грандиозные планы?
Как успеть за полгода доказать эффективность «промышленного НЭПа» на почти четырех десятках предприятий? И самое сложное, как перенести уже проверенные методы на сельское хозяйство, где ситуация накалялась с каждым днем?
Автомобиль остановился возле здания, где располагалась моя лаборатория. Несмотря на поздний час, окна третьего этажа светились. Верная команда ждала результатов.
Едва переступив порог, я увидел настороженные лица Вознесенского, Котова, Величковского и еще нескольких сотрудников. Они молча смотрели на меня, боясь задать главный вопрос.
— Продолжаем работу, товарищи, — объявил я, снимая пальто. — Эксперимент расширяется до тридцати семи предприятий тяжелой промышленности. И еще нам поручили распространить модель на сельское хозяйство.
Комната взорвалась возгласами восторга. Вознесенский подскочил со стула и принялся энергично пожимать мне руку. Пожилой Величковский промокнул лоб платком. Даже обычно невозмутимый Котов улыбался, обнажая ряд желтоватых зубов.
— Нельзя терять ни минуты, — продолжил я, когда первые эмоции утихли. — У нас мало времени, и Сталин ждет конкретных результатов.
Январь 1932 года выдался морозным и снежным. Из вагона поезда я вышел на перрон Сталинградского вокзала, где меня уже ждала делегация руководителей двух крупнейших машиностроительных заводов Поволжья.
— Сюда, товарищ Краснов! — Навстречу шагал Дмитрий Сергеевич Волков, директор Сталинградского тракторного, коренастый мужчина с густыми бровями и пронзительным взглядом. Рядом с ним держался подчеркнуто прямо Николай Петрович Завьялов, руководитель Сталинградского судостроительного завода, высокий худощавый человек с профессорской бородкой и очками в тонкой оправе.
Эти два предприятия, гордость советской индустрии, до сих пор не входили в сферу моих интересов. Теперь им предстояло стать экспериментальной площадкой для внедрения «промышленного НЭПа» и, что важнее, испытать на себе новую модель конкуренции между государственными заводами.
— Рад приветствовать вас в Сталинграде, Леонид Иванович, — Волков энергично тряс мою руку. — Мы приготовили все материалы, как вы просили. Цеха готовы к осмотру. Рабочие собраны на митинг.
— Спасибо за оперативность, товарищи, — кивнул я. — Но прежде чем ехать на заводы, давайте заглянем в ваши кабинеты и обсудим главную идею.
В просторном кабинете Волкова, с плакатами первой пятилетки на стенах и портретом Сталина, тщательно всматривающегося в прищуре с расстояния, мы устроились за длинным столом для совещаний. Рядом с нами сидели главные инженеры обоих заводов и секретари парторганизаций.
— Товарищи, — начал я без предисловий, — вы знаете о нашем эксперименте по внедрению новых методов управления промышленностью. Сегодня предлагаю сосредоточиться на одном аспекте, системе соревнования между государственными предприятиями.
— Соцсоревнование? — поднял брови Завьялов. — Так это не новость. Мы уже внедряем…
— Нет, Николай Петрович, не просто соцсоревнование в традиционном понимании, — покачал я головой. — Я говорю о реальной экономической конкуренции между вашими заводами.
Повисла напряженная пауза. Директора переглянулись.
— Объясните подробнее, товарищ Краснов, — нахмурился Волков. — Как государственные предприятия могут конкурировать? У нас разная продукция, разные планы…
Я развернул на столе схему, над которой мы с Вознесенским работали последние дни.
— Смотрите: ваши заводы производят разную продукцию, тракторы и речные суда. Но используете сходные технологические процессы. Литейное производство, механическая обработка, сборка крупных узлов, принципы одинаковы.
Главные инженеры заинтересованно подались вперед.
— Предлагаю организовать конкуренцию по параметрам эффективности. Сравниваем одинаковые технологические процессы, определяем лучшие практики, рационализаторские предложения, методы организации труда.
— И что получает победитель? — прищурился Завьялов.
— Премиальный фонд, — ответил я. — Двадцать процентов от достигнутой экономии. Десять процентов для рабочих, пять для инженерно-технического персонала, пять для руководства.
— За счет чего формируется этот фонд? — скептически спросил секретарь парторганизации судостроительного завода.
— За счет реальной экономии ресурсов. Сниженной себестоимости, сокращения отходов, повышения производительности. Государство не тратит дополнительных средств, а наоборот, получает больше продукции при меньших затратах.
Следующие два часа мы детально обсуждали механизм конкуренции. Определили ключевые показатели для сравнения: удельный расход металла на тонну готовой продукции, энергозатраты, трудоемкость, количество брака. Установили систему перекрестных проверок, чтобы исключить приписки.
— А теперь, товарищи, главный элемент системы, — подчеркнул я после согласования технических деталей. — Обмен опытом и внедрение лучших практик.
— То есть, если мой завод найдет способ экономить металл, я должен поделиться им с конкурентом? — недоуменно спросил Волков.
— Именно. В этом принципиальное отличие социалистической конкуренции от капиталистической. Выигрывают все, и передовик, получающий премию за инновацию, и догоняющий, внедряющий передовой опыт у себя, и государство, получающее экономию в масштабах всей промышленности.
К концу дня, после посещения обоих заводов и выступления перед рабочими, я подписал приказ о начале соревнования. Особое внимание уделили информационному обеспечению.
На каждом заводе появились специальные стенды с ежедневно обновляемыми показателями обоих предприятий. Рабочие могли наглядно видеть, насколько эффективно трудятся они сами и их «конкуренты».
