Пять королевств Ирландии - Стефенс Джеймс

— Ох, если бы нас тогда не разделили… — прорычал Кайрилл.

— Разделили! — сказал Конан с такой усмешкой, что борода его встала торчком.

— Да, разделили. Если бы тогда между нами никто не встал, я думаю…

— А ты думай потише, мой дорогой, — мы же теперь друзья по закону.

— И верно, — отозвался Кайрилл, — а закона стоит слушаться. Пойдем, мой друг, посмотрим, как юноши тренируются в школе. Есть там один подающий надежды мечник.

— Фи! Да ни один юнец не справится с мечом.

— И снова ты прав. Владение мечом требует долгой подготовки.

— Мальчики хороши с пращами, — продолжил Конан, — да и там от них одни убытки. То все запасы съедят, то с поля боя удерут…

И двое широкоплечих мужей рука об руку направились в школу Фианны.

Случилось так, что Финн мак Уайл созвал на пир мужей Фианны с их женами. Пришли все, ведь пир Финна — событие не из тех, что стоит пропускать. Был там Голл мак Морна со своими людьми, был и сын Финна Ойсин, и внук его Оскар. Был и Дермод Веселый, был и Кэлтэ мак Ронан — всех и не-перечислить, ибо все гэльские столпы битв и факелы войн собрались там.

Пир начался.

Финн сидел в кресле Вождя, напротив же себя на почетное место усадил он славного своей доблестью Голла мак Морна. По обе стороны от них расположились остальные благородные жители Фианны, каждый согласно своему чину и происхождению.

За доброй едой последовала добрая беседа, а за доброй беседой — сон. В общем, все шло своим чередом. Каждый ел и пил, сколько ему вздумается, виночерпии едва поспевали подносить блестящие рога с вином, украшенные драгоценными камнями. И юные герои становились веселыми и добродушными, их леди — нежными и ласковыми, а барды показывали чудеса мудрости и остроумия. И не было в том зале глаз, не блещущих радостью, и все взгляды были обращены к Финну — великому и доблестному герою.

Тогда обратился Голл со своего края стола к Финну с такими словами:

— О Вождь, всего довольно на этом пиру!

И улыбнулся ему Финн, видя взгляд, исполненный нежности и дружелюбия.

— Всего довольно, — ответствовал он, — только не хватает ладно сложенной песни.

И тогда поднялся глашатай, держа в одной руке цепь из железа, а в другой — из прекрасного древнего серебра. Он потряс железной цепью — и все слуги и работники хозяина умолкли. Он потряс серебряной цепью — и все благородные люди и барды обратились в слух.

И Фергус, прозванный Правдивые Уста, бард Фианны, восславил тогда Финна, и предков его, и деяния их. Когда же закончил он свою песню, поднялись Финн и Ойсин, и Оскар, и мак Лугак Ужаснорукий и поднесли ему редкие и дорогие дары. И каждый в зале восхитился щедростью их, и даже сам бард, привыкший к богатым подаркам королей и князей, изумился тем дарам.

Тогда Фергус обратил свой взгляд к другому краю стола, к сидящему там Голлу мак Морна, и запел о Крепостях, Разрушениях, Походах и Победах клана мак Морна, и песни превосходили одна другую в красоте, и радовался Голл, и был он доволен.

Когда закончились песни, повернулся Г олл в своем кресле и закричал:

— Где же мой гонец?!

А гонцом у него была женщина, чудо быстроты и преданности.

Она выступила вперед.

— Я здесь, мой владыка.

— Принесла ли ты мою дань с данов?

— Она здесь.

И, призвав помощников, разложила она перед ним столько чистого золота, сколько могут унести трое мужчин. И из этого сокровища Г олл мак Морна заплатил Фергусу за его песни, а также подарил ему множество браслетов и ожерелий из тех, что были при нем. И как ни велика была щедрость Финна, Голл заплатил вдвое больше.

И после этого кто бы ни выступал на том пиру — арфист ли, предсказатель или фокусник, Голл одаривал его щедрее всех прочих гостей. И Финн был недоволен, и пир продолжался в напряжении и молчании.

Глава 2

Голл продолжал раздавать чудесные дары, и тяжесть и недовольство начали расти в огромном пиршественном зале.

Мужи вопросительно переглядывались и бездумно разговаривали на отвлеченные темы — разум их был занят другим. Певцы, барды и фокусники были подавлены предчувствием назревающей ссоры, и никто не мог сказать, что будет дальше и чем все это кончится. И сомнения эти породили страх, принесший на своих плечах молчание.

Нет ничего ужаснее молчания. Порожденную им пустоту может заполнить либо смятение, либо гнев, и нам остается только выбирать, что овладеет нами.

Тяжесть выбора легла на Финна, который не знал смятения.

— Голл, — спросил он, — как давно ты собираешь дань с людей Лохланна?

— Достаточно давно, — ответил Голл.

И взгляд Голла был напряжен и недружелюбен.

— А я всегда думал, что эти люди должны платить только мне, — продолжил Финн.

— Твой разум подводит тебя.

— Пусть так. И когда же ты обложил Лохланн данью?

— Давным-давно, Финн, когда еще твой отец пошел на меня войной…

— Ах! — сказал Финн.

— Когда он натравил на меня Верховного короля и изгнал меня из Ирландии…

— Продолжай! — сказал Финн, нахмурив свои подобные огромным жукам брови.

— Я пошел в Британию. Но твой отец последовал за мной. Я пошел в Белый Лохланн [16] и захватил его. Но твой отец изгнал меня и оттуда.

— Я это знаю, — сказал Финн.

— Я пришел в земли саксов, но твой отец настиг меня и там. И после этого, в Лохланне, в битве при Кнохе, мы с твоим отцом встретились в последний раз — глаза в глаза, и тогда, Финн!..

— И тогда, Голл? — спросил Финн.

— И тогда я убил твоего отца!

Финн сидел напряженно и неподвижно, с каменным лицом, ужасным, словно лицо истукана.

— Рассказывай дальше! — повелел он.

— В той битве я разбил войско Лохланна. После этого я вошел в крепость датского короля и вывел из ее подземелий пленников, ожидавших смерти. Я освободил тогда пятнадцать мужей, и одним из них был Финн.

— Это правда, — сказал Финн.

От этих слов гнев Голла утих.

— И не завидуй мне, мой дорогой друг, ведь эту двойную дань я отдаю тебе и Ирландии.

Слова о зависти разгневали Вождя.

— Невежливо, — закричал он, — рассказывать за этим столом об убийстве моего отца!

— Со своей стороны, — ответил Голл, — я скажу, что если бы Финн преследовал меня, как его отец, я и с ним поступил бы, как с его отцом.

Финн закрыл глаза, изо всех сил пытаясь подавить нарастающий гнев. Он мрачно улыбнулся.

— Даже будь это так, я бы не оставил за тобой последнего слова, о Голл. Здесь на каждого из твоих воинов у меня найдется по сотне.

Голл громко рассмеялся.

— Твой отец говорил так же!

Тогда поднялся Кайрилл Белокожий, брат Финна, и с грубым смехом вмешался в разговор.

— Скольких из дома Финна твой расчудесный Голл сможет победить? — выкрикнул он.

Тогда Конан Сквернослов, брат Голла, обратил свои гневный взгляд на Кайрилла.

— Клянусь своим оружием, — начал он, — с Голлом никогда не было меньше ста и одного воина, и худший из них с легкостью победит тебя!

— Ах! — крикнул Кайрилл. — И не хочешь ли ты сказать, о старая лысина, что ты один из этих воинов? — конечно, о Каирилл Толстокожий, Каирилл Тонкая Кишка! И я берусь доказать, что слова моего брата правдивы, а слова твоего брата исполнены лжи!

— Ты берешься! — прорычал Кайрилл и с этими словами нанес Конану сокрушительный удар. И Конан ответил ему, и кулак его был столь огромен, что одним ударом накрыл все лицо Кайрилла. И они вскочили на ноги и сцепились друг с другом, и носились, круша и молотя друг друга, по всему залу. Двое из сыновей Оскара не смогли спокойно смотреть, как избивают их двоюродного деда и подскочили к Конану, и двое сыновей Голла набросились на них. Тогда поднялся сам Оскар и, сжав по молоту в каждой руке, вступил в схватку.

— Я благодарю богов, — сказал Конан, — что они дают тебе шанс умереть, Оскар!

И Конан бился с Оскаром, и Оскар нанес ему такой удар, что он закричал от боли. Тогда Конан бросил призывный взгляд на своего брата Арта Ог мак Морна, и этот исполненный силы герой примчался на помощь и ранил Оскара. Ойсин, отец Оскара, не оставил этого так — он вскочил на ноги и набросился на Арта Ог. И Грубоволосый сын Морны ранил Ойсина и сам был сокрушен мак Лугаком, который, в свою очередь, был снова ранен Гарой мак Морна.