Благие намерения - Лукина Любовь Александровна

Что старая жизнь кончилась, а новая началась, Колодников понял уже на следующее утро, когда они вдвоем с Димкой вышли из дому - каждый по своим делам. Гулкий двор, наискось простреленный апрельским солнцем, ошеломил Алексея стуком и треском переставляемой мебели, натужными голосами грузчиков, всхрапами подъезжающих грузовиков. Такое впечатление, что в городе была объявлена эвакуация. Возле каждого подъезда громоздились узлы, бревна ковров, шершаво темнели стенки и комоды, сверкало граненое стекло горок, слепили молочной белизной высокие дорогие холодильники. Неподалеку кто-то кого-то неистово бранил и, сплошь и рядом срываясь на мат, требовал, сдать назад свой фургон, потому что должна же быть в конце концов какая-то очередь!..

Алексей ошалело озирался. Стоящий рядом с ним Димка был, не в пример отцу, вполне спокоен и вид имел самый что ни на есть удовлетворенный. С высоты крылечка он неспешно, как-то даже по-хозяйски оглядывал творившееся во дворе.

- Драпают, что ли, уже?.. - упавшим голосом осведомился Колодников.

- Угу… - отозвался сын.

Потом вдруг недоуменно сдвинул брови и, пропустив сквозь зубы: «Я - сейчас…», - сбежал с крыльца. Озадаченный Алексей уставился вслед. Уверенным неспешным шагом Димка приблизился к табору возле четвертого подъезда и заговорил с хозяином - тем самым кавцазцем, у которого однажды гостя в арке побили. («В больнице лежал, да?..»)

Упитанный смуглый кавказец, казавшийся рядом с огромным Димкой толстячком-лилипутом, замахал руками, раскричался. Димка слушал его и мрачно кивал. Уяснив суть дела, вернулся.

- На другой город меняется… - ворчливо пояснил он. - Вовремя он…

- На историческую родину? - наобум предположил Алексей.

Димка злорадно ухмыльнулся.

- Ага… Сдалась она ему, эта родина!.. Под Москву куда-то…

Оба направились к ближайшей арке.

- А тебе до него какое дело?..

- Пап!.. - с достоинством пробасил Димка. - Я ведь от киосков отошел…

- Очень интересно… - пробормотал Алексей. - И-и… куда же ты, прости, отошел?.. Я хочу сказать: чем ты теперь занимаешься-то?..

- Квартирами, - просто ответил тот.

Колодников остановился. Димка - тоже.

- Скупаете квартиры?!

- А чего? - не понял Дмитрий отцовского ужаса. - Бегут же… Они ж все - эти… - Тут Димка запнулся и наморщил лоб. - Забыл… - с досадой признался он. - Ну, не зерна, а эти… Сказано: соберите сначала, свяжите в связки… Ну, чтобы сжечь потом… Сорняки, короче…

- Плевелы? - со страхом спросил Алексей.

- Ага, плевелы!.. - обрадовался Димка.

Они ступили под гулкие каменные своды арки. Колодников пришибленно молчал. Внезапно внимание его привлекла яркая листовка на серой стене у самого выхода. Такие обычно лепят во множестве куда попало перед выборами в разные там органы власти.

- "Братья и сестры… - прочел он, содрогнувшись, обращение - крупно набранное по центру, как заголовок. По спине пробежал холодок, повеяло речью Сталина и вообще началом Великой Отечественной. - Уже секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают…" - Алексей осекся и поглядел на Димку.

Димка, склонив лоб, угрюмо читал про себя. На скулах его шевелились желваки.

- Эх!.. - поразился он вдруг. - Гляди-ка: и Полтину со Скуржавым вставили…

- Где? - Колодников судорожно протирал линзы.

В глазах запрыгали строчки. «…шестого августа прошлого года Аркадий Злотников сунул под поезд своего подельника Пороха… а утром тридцать первого марта его самого нашли с отрезанной поездом головой… вдали от вокзала… Сказано: все, взявшие меч…»

Стилистически страшная эта листовка представляла из себя некий гебрид проповеди и уголовной хроники. Один раз в ней даже мелькнуло слово «разборка». Чувствовалось, что кто-то из составителей ее, в отличие от того же оперуполномоченного Геннадия Степановича, владеет информацией целиком.

- Ваша агитка?.. - охрипнув, спросил Алексей.

Димка был по-прежнему мрачен.

- Нет, - нехотя бросил он наконец. - Конкуренты…

До кирпичного особнячка Колодников в этот день добирался с неслыханным комфортом. Сразу же за аркой Димку поджидал транспорт - длинная с привскинутым широким задом иномарка, и Алексея подбросили до работы со свистом. Город выглядел, как ни странно, приветливым и спокойным - разве что милиции поприбавилось на улицах. Паника, надо полагать, затронула пока только дом номер двадцать один по проспекту Крупской, да и то далеко не всех его обитателей…

Впрочем, Алексей, как вскоре выяснилось, спешил напрасно. Окрестности двухэтажного теремка были пустынны, а тяжелые двери парадного подъезда - опечатаны. Кажется, опоздал - и навсегда… Кроме бумажной полоски с двумя круглыми бледно-фиолетовыми, напоминающими полумесяц оттисками и чьей-то беглой подписью, на дверях еще была косо прилеплена все та же зловещая листовка, что и в арке: «Братья и сестры…»

Алексей огляделся растерянно и решил попытать счастья с черного хода. Фонд арендовал лишь половину особнячка, стало быть, вторую половину могли и не опечатать. Он приблизился к железным воротам со щитом и мечом на каждой створке, погремел щеколдой.

Калитку приоткрыл уже знакомый Колодникову красномордый седобровый страж, только вот угрюмства и свирепости в нем на этот раз не чувствовалось. Похоже, он даже обрадовался появлению Алексея: через порог разговаривать не стал, пригласил к себе в будку.

- Накрылся ваш фонд!.. - благодушно сообщил он, сияя. Словно с именинами поздравлял. - Утром опечатали…

Алексей стоял неподвижно, и лицо у него, надо полагать, было скорбное и глубокомысленное. Колодников пытался понять, как отнестись к этой черной вести. Работы он, конечно, лишился… Да, но с другой стороны, за прогул могли уволить по статье, а теперь и увольнять некому… Иными словами, порочащих записей в трудовой книжке не предвидится…

Глядя на него, седобровый даже крякнул. Задумчивость Алексея он принял за глубокое, искреннее горе.

- Зарплату-то, небось, так и не выплатили?.. - посочувствовал он. - Ж-жулики!..

- Да зарплата - что зарплата?.. - помявшись, отвечал ему бывший специалист по компьютерному дизайну. - Тут бы теперь трудовую обратно взять…