Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий

— Немногим дольше, чем тратить время на дорогу сюда — да еще и в такой час… — медленно проговорил я и, прищурившись, уточнил: — Вы ведь явились ко мне не поэтому? Верно, Алексей Иванович?

— Да, ваше сиятельство. — Судаев потупился и зачем-то убрал руки в карманы. — Есть… и другая причина.

— И какая же? — Я отступил на шаг и нахмурился. — Если уж вы появились здесь в такую рань — хотя бы потрудитесь…

— Я не доверяю своему окружению! — прошипел Судаев и, оглядевшись по сторонам, продолжил. — Вы не хуже меня знаете, что сейчас происходит в стране. Не хотелось бы, чтобы чертежи или, не дай Бог, образцы попали не в те руки.

— Что ж… Могу понять. — Я на мгновение задумался. — Не могу гарантировать, что работа нашей службы безопасности полностью лишена изъянов. И все же это весьма серьезное обвинение… Вы подозреваете кого-то конкретно, Алексей Иванович?

— Если я начну рассказывать о своих подозрениях — вам придется уволить сотни две человек, — мрачно ухмыльнулся Судаев. — И самое отвратительное, что без некоторых из них я не могу обходиться и дня. Что бы там ни говорили, над вашим оружием работает целая группа талантливых конструкторов и станочников. Одному человеку такое попросту не под силу.

— Догадываюсь, — вздохнул я. — Но тогда — что вы предлагаете?

— Принять меры. Хотя бы усилить охрану… и наладить учет. Признаться, я сам порой не слишком аккуратен и не всегда могу вспомнить, что еще лежит в каком-нибудь ящике — а что уже давно разобрано на запчасти. И все-таки мне кажется, — Судаев виновато втянул голову в плечи, — что несколько образцов… пропали.

Так себе новости. Не то, чтобы я готов был незамедлительно разделить подозрительность оружейника — он явно волновался сверх меры и, похоже, чуть ли не готовился устроить на заводе самую настоящую охоту на ведьм. И все же.

— Я не оставлю подобное без внимания… разумеется. — Я сложил руки на груди. — И все же напоминаю, что следить и за своими образцами, и за группой разработчиков — в первую очередь ваша собственная задача, Алексей Иванович.

— Я знаю, — огрызнулся Судаев. — Делаю все, что от меня зависит. И, как видите, даже немного больше… Эту винтовку я собирал лично, один.

— И замечательно. — Я склонил голову. — Тогда завтра я непременно велю Настасье Архиповне лично заняться патентом. Ей мы оба можем доверять, как самим себе.

— Почему только завтра?!

— Алексей Иванович, пожалейте несчастную девушку, — усмехнулся я. — Сегодня у Настасьи Архиповны выходной… И у меня, вообще-то, тоже.

Глава 3

— Выглядишь… просто сногсшибательно.

Я не соврал: Настасье всегда было не занимать эффектности, но сегодня она буквально превзошла сама себя. Или я просто слишком привык видеть ее или в строгом наряде, или в рабочей робе. Последние…

Полтора месяца? Полгода? Я уже успел забыть. Похоже, что целую вечность мы с ней встречались или на заводах, или в начальственных кабинетах. На тоскливых, зачастую бесполезных и немыслимо затянутых встречах, куда она непременно надевала деловые костюмы. Как правило — даже с брюками. И теперь я в очередной раз убедился — правильно делала: вздумай она вырядиться так, как сейчас, все — от работяг до самых серьезных старичков-министров, за исключением разве что непробиваемо-железного Судаева, едва ли смогли бы сосредоточиться на переговорах хоть на минуту.

Туфли на тонком каблуке, юбка — короткая, но в меру. Не знаю, помогала ли Настасье какая-нибудь столичная модистка, или она сама сумела подобрать идеальный баланс: ноги в светлых колготках — а может, и чулках — выглядели весьма… игриво — и все же без излишеств или намека на вульгарность. Светлая блузка с коротким рукавом казалась почти деловой, но все равно не могла скрыть формы под ней. Наверняка была еще и куртка — но ее из-за жары пришлось оставить в машине.

За прошедший с нашего знакомства год Настасья повзрослела, превратившись из крепостной девчонки с замашками сердитого подростка в женщину. Разумную, взрослую и невыносимо-серьезную — настолько, что я иногда даже скучал по той, что могла без разговоров засветить гаечным ключом даже сиятельному князю.

— Да ладно тебе, благородие. Как обычно я выгляжу.

Настасья смущенно поправила волосы — тоже преобразившиеся. Похоже, она чуть состригла кончики, а непослушную огненно-рыжую копну уложила в модные этим летом крупные локоны. Вряд ли сама — скорее специально ездила в город спозаранку — а потом вернулась обратно в Елизаветино.

И все это ради того, чтобы провести всего один день со мной.

— Нет, не как обычно. — Я поправил ворот рубашки. — Пустишь за руль?.. Хотя, нет. Давай лучше ты.

Настасья водила уже давно, но при мне почему-то стеснялась. Хотя и это у нее наверняка получалось неплохо — если уж она сумела освоить полный школьный курс и уже поступила в Политех. На инженера-конструктора, разумеется. Я представления не имел, где бедняжка собиралась найти время ходить в классы, однако не сомневался: найдет. Как говорил кто-то из великих — талантливый человек талантлив во всем.

Ворота перед нами раскрылись, и машина неторопливо покатилась по дороге. Скрытый под капотом могучий четырехцилиндровый двигатель нетерпеливо порыкивал, будто подначивая придавить газ и поскорее вырваться с пылящего грунта в родную стихию — на шоссе со свежим асфальтом. Но Настасья сразу дала мотору понять, кто здесь хозяин: ехала не спеша, пока не свернула за знак.

И только там обе они — и машина, и водительница — буквально преобразились. Двигатель грозно рыкнул, бросая стальное красное тело машины перед, и мы помчались. Так быстро, будто и вовсе не касались колесами дороги, а на самом деле летели низко над землей. Может, это авто чуть не добирало звериной мощи — в отличие от моего — зато подвеска работала безупречно, глотая любые неровности асфальта. Да и сама Настасья орудовала рычагом и педалями без единой ошибки: чуть закусила губу, нахмурилась — и переключала передачи так, что я не успевал даже почувствовать, как мотор на мгновение сбрасывает обороты.

Первые несколько километров я на всякий случай поглядывал и вперед, и в зеркала, но помощь Настасье явно не требовалась. Так что оставалось только развалиться на пассажирском сиденье, опустить стекло, подставить лицо теплому ветру и, наконец, расслабиться. Хотя бы постараться перестать думать и выбросить из головы документы, встречи, договоренности, планы…

Получалось так себе. И, похоже, не только у меня.

— Ты уже видел новый панцер Шестопалова? — поинтересовалась Настасья.

— Главным образом — на чертежах и фотографиях. — Я пожал плечами. — Но если хотя бы половина из того, что про него рассказывают, правда — машина действительно интересная.

— Еще какая. — Настасья чуть добавила газу, обгоняя автобус. — Броня спереди в полтора раза толще, чем на первой модели. Другая подвеска, высота меньше на полметра, щиты закруглены…

— Пушка вместо пулемета, — напомнил я.

Шестопалов чуть ли не с самых первых дней буквально бредил идеей усилить вооружение боевой машины. Они с Судаевым даже выкупили несколько списанных полковых орудий, укоротили ствол и попытались втиснуть здоровенную замковую часть под броню. Насколько я помнил, получилось так себе — для экипажа и топливных баков стало катастрофически мало места. Дело явно шло к разработки пушки уменьшенного калибра специально под панцер.

Но — шло. Императорская армия уже выкупила всю первую партию машин, подписала договор на вторую и с явным интересом присматривалась к третьей. Впрочем, рассчитывать на чудо пока, увы, не приходилось.

— А вот мотор — барахло. — Настасья будто прочитала мои мысли. — Дымит, масло ведрами съедает… Еще и клинит. Три раза за месяц перебирали.

— Клинит — это плохо, — вздохнул я. — Мне-то другое рассказывали.

— Ну едет, хорошо. Что есть — то есть. От первых моделей убегает, как американский “Мустанг” от трактора — только солярку заливай. — Настасья улыбнулась и покачала головой. — Крутится, с места рвет, чуть ли не прыгает. Стену сломает, если надо… Одна беда — ненадежный пока очень. Надо доводить до ума.