Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
Словом, уже через пару часов после полудня у меня появились веские основания считать, что я успел немало сделать для Соединенного Королевства и теперь могу заняться собственными делами, то есть ненадолго зайти домой. Сердце у меня весь день было не на месте, хотя дворецкий, которому я несколько раз посылал зов, старательно меня успокаивал. Но я должен был сам взглянуть, что там творится: как ведет себя призрак отца, не пакует ли вещи повар, не помер ли с перепугу уборщик? Я решил, что, если реальное положение дел окажется хоть немного лучше моих самых мрачных прогнозов, это вполне можно будет расценивать как хорошую новость — именно то, что мне сейчас требуется.
Приближаясь к дому, я снова увидел компанию детишек, которую приметил утром. Они все так же сидели на краю тротуара и молча, разглядывали лиловый дом — можно было подумать, что я проходил мимо всего несколько минут назад. Совпадение, подумал я, наверняка они все это время бегали, играли, орали, как и положено детям, и только теперь сели перевести дух.
По правде сказать, эти детишки здорово мне не нравились. Будь они взрослыми людьми, я бы, пожалуй, арестовал всю компанию, повинуясь голосу сердца, а дальше пусть Джуффин разбирается, что с ними делать. Обычно интуиция меня не подводит, так что можно не слишком опасаться неприятностей, которыми чреват всякий арест невиновного человека. Но детей я никогда не принимал всерьез, поэтому раздраженно пожал плечами и пошел дальше.
Дома все было более-менее в порядке — насколько это вообще возможно. Призрак, глубоко оскорбленный тем фактом, что я оставил его в одиночестве ради какой-то дурацкой службы, сидел в библиотеке и вслух ругал авторов собранных там книг, всех по очереди. То обстоятельство, что обвиняемые в помещении отсутствовали и, следовательно, не могли узнать о его бесчисленных претензиях, Хумху совершенно не смущало: по словам дворецкого, он громил их труды с неиссякаемым задором уже не первый час и останавливаться на достигнутом явно не собирался.
Я присоединился к старику Кнейту, который с нескрываемым удовольствием подслушивал под дверью, и смог по достоинству оценить полемический пыл отца. Особенно мне понравилось, как Хумха поступал в тех случаях, когда книга была ему незнакома. Он безапелляционно заявлял, что автор, чье презренное имя ему неизвестно, безусловно, не мог написать ничего достойного. А тот факт, что книга чем-то приглянулась его непутевому сыну, то есть мне, неопровержимо доказывает, что там содержится откровенная чушь, поэтому читать ее совершенно не обязательно, и так все ясно.
Полчаса спустя я решил, что вполне могу вернуться к делам. На цыпочках пересек коридор и с колоссальным облегчением вышел на улицу. Жизнь понемногу начинала казаться мне более-менее терпимой процедурой. Книг у меня, хвала магистрам, много, а отец только вошел во вкус.
Мрачные детишки по-прежнему сидели на том же месте. Некоторое время я их внимательно разглядывал, потом решительно отвернулся — в конце концов, у них наверняка есть родители, вот пусть и беспокоятся, какое мне дело — и пошел дальше, дав себе слово при случае непременно выяснить, кто живет в доме из лилового кирпича на углу Большой Королевской улицы и Сырого переулка и все ли у этих людей в порядке.
Когда я говорю «при случае», это обычно означает, что таковой случай будет создан в ближайшее время, причем, скорее всего, моими собственными руками, хотя всякое, конечно, бывает. Однако на сей раз меня отвлекли. В первом же трактире, куда я зашел, приняв облик милой леди средних лет, закутанной в полупрозрачное от ветхости лоохи, вдруг обнаружился Джамис Прёк, бывший послушник ордена Стола на Пустоши, знаменитый не столько своими магическими деяниями, сколько пристрастием к карманным кражам.
Вообще-то гоняться за карманниками — обязанность полицейских. Но Джамис Прёк — о, это был совсем особый случай. У него имелась одна любопытная склонность, своего рода изюминка: он обожал красть у людей их последние деньги. Я имею в виду, самые последние, без которых — хоть в петлю. То есть жалкая горсть из кармана бедняка всегда привлекала Джамиса гораздо больше, чем дюжина туго набитых кошельков из сундука зажиточного горожанина. Некоторый шанс стать его жертвой был лишь у тех богачей, которые способны искренне страдать от самой ничтожной финансовой потери; вопреки общепринятому мнению столь трепетное отношение к собственности среди богатых людей большая редкость, хотя, конечно, чего только не случается.
Иными словами, Джамисом руководила не алчность, не нужда и даже не азарт, а страсть к мучительству. Люди с подобными склонностями обычно становятся убийцами/работорговцами в Куманском халифате или мелкими государственными чиновниками, однако и на своем скромном месте парень старался как мог, себя не щадил, других и подавно — целеустремленный юноша, ничего не скажешь. И ведь добился своего, сеял куда больше горя и страданий, чем все прочие городские карманники, вместе взятые. При этом, что самое замечательное, возиться с его поимкой полицейские ленились. Дескать, все равно за такую мелочевку его больше чем на год в Нунде не запрешь, да и награды от пострадавших не дождешься — ну и какой тогда смысл возиться?
Поэтому мне пришлось взять дело в свои руки. Я довольно быстро собрал достаточно фактов, чтобы упечь Прёка за неоднократное намеренное доведение до самоубийства, а за такое дело у нас можно огрести похлеще, чем за применение магии двухсотой ступени на центральной площади столицы. В общем, теперь мне оставалось только изловить гаденыша, и тут — пожалуйста, вот он, собственной персоной, еще и к карману моему подбирается, болван несчастный, то-то я сейчас развлекусь, даже жаль его немного.
Развлечение и, правда вышло знатное, к тому же в Мире не так много преступников, чьи дела я принимаю близко к сердцу, и поймать одного из них самолично было чрезвычайно приятно. Так что в сумерках, после того как мы с Джуффином закончили допрос и отдали жалкие остатки моей добычи ребятам из Канцелярии скорой расправы, я на радостях отправился в «Герб Ирраши», придав себе облик изможденной старухи, достаточно отталкивающий, чтобы никому в голову не пришло нарушать мое уединение.
