Алешка сорвал было пучок травы, затем, глянув на него, а потом на товарища, отбросил его в сторону, ухватил своего коня и подался за Екимом.
...Где пешими, где вершниками, а добрались молодцы до речки-невелички. Дорога их прямо к броду вывела, так что искать не пришлось. Это уж сколько верст позади осталось, если от камня указательного считать? С полсотни, никак не меньше. Тут опять и лесу начаться, и пригоркам, а то все ровно по скатерке. Поскидали с себя все, и ну плескаться, будто дети малые. Рубахи, порты прополоскали, чтоб от пота избавить. Лошадей расседлали и возле дерев пристроились, на ночлег. Алешка дрова собирает, носит, ему и огонь разжигать, а Еким подобрал елку сухую, обстругал от веток, заострил и на речку вернулся. Она хоть и невеличка, - шагов с десяток будет, - а не без рыбы. Птиц, конечно, они на версту, что вверх, что вниз, распугали, а рыба... Куда ж она денется? Притихло, вот она на свои места и вернулась. Отошел Еким подальше, где кувшинки возле берега, затаился, высматривает. Сколько прошло, тень под листом заприметил. Теперь, главное, не спугнуть. Изготовил свое орудие, нацелился, да ка-ак даст!.. От того ли, что навык потерял, али усталость свое взяла, али просто не его сегодня день - и мимо, и сам в воду улетел. А щука - что? Была - и нет ее.
Вылез Еким на берег, снял с уха траву водяную, длинную, попрыгал на одной ноге, потом на другой, воду из ушей вытряхивая. Порты снял, выжал, только было собрался обратно надеть, и призадумался. Нет, не то, чтоб он в это верил, ан отчего бы и не попробовать? Все одно с его удачей нонче - только по грибы. И то - в погреб. Оглянулся по сторонам, будто худое замыслил, взял в руки порты, закрыл глаза, и как был в чем мать родила, крутнулся на одной ноге три раза, метнул порты вверх, руки выставил, шепчет: "Чтоб мне рыбу поймать, как порты поймаю"...
Алешка уже ждать заждался, когда Еким вернулся. Встал, видит, тащит его товарищ двух щук, каждая в три локтя, а сам смурной какой-то. Подошел, бросил добычу возле костра, и стоит, глаза в огонь вперив.
- Ты чего это? - Алешка спрашивает. - Аль русалку увидал?
- Да нет, ну брешут же все!.. - невпопад ответил Еким, махнул рукой и принялся насаживать рыбину на палку.
Хоть и кажется - велика рыбина, в три-то локтя, ан и молодцы не лыком шиты. Как сготовились щуки, ухватились поудобнее, и ну наворачивать - только за ушами трещит. До костей быстрее обглодали, чем иной до ста досчитает, ежели, конечно, грамоте да счету обучен. Водицей запили, у костра растянулись. Разговор завели, как-то заявятся ко двору княжескому, как-то встретят их да на службу примут, как служить станут, какая слава об них по белу свету пойдет. Все тише и тише голоса, все бормотнее, глаза сами закрываются - хоть поленьями подпирай. Оно, конечно, надо бы поочередно дозором бодрствовать, ан больно тихо вокруг, мирно. Лошади, вон, спокойно себя ведут, знать нет поблизости зверя хищного. Оружие - под руку, седла - под голову, и ну храпеть, аж ветви ближних дерев шеволятся.
Крепок сон молодецкий, сладок. Случись рядом где люди лихие, ох, несдобровать бы добрым молодцам. Их счастье, что не случилось. Уже и туман рассеялся, и солнышко красное из-за деревьев лучи кажет, а они - и в ус не дуют. Дрыхнут, хоть в било бей.
А тут странник показался. Старенький такой. Бредет себе с котомочкой через плечо, посохом в землю постукивает. Слышит, на взгорке кто-то соловьями заливается. Приостановился. Покачал головой, свернул и к молодцам направился. Подошел, глянул - люди делом заняты, отдыхают. А раз так, чего тревожить понапрасну? Присел рядышком с кострищем, посидел сколько, и тоже подремать приспособился. Клюку свою вдоль тела, руки под голову - и давай третьим соловьем насвистывать, пуще первых двух.
Сколько прошло, Алешка пробудился. Присел, головой мотает. В ней такой шум стоит, будто стадо коров ревмя ревет. Ну, Еким!.. Растолкать надобно, а то всю живность окрестную распугал, так и с голоду помереть недолго. Потянулся, и глазам не поверил. Ничего не понимает. Когда ложились, вроде, Еким один был, а сейчас, проснувшись, двое. Что еще за напасть такая! Как это он умудрился, за ночь из одного - двумя стать? Чего и удивляться, что в башке шум стоит. Один - что гром гремит, а уж как двое, - и сказать нельзя. Может, и он тоже, того... Ну, двое его стало?.. Огляделся - нет, не того. Один. Тут только и дошло, что второй - это даже и не Еким вовсе, а какой-то старец. Откуда взялся, коли его тут не было, не понятно.
Перебрался Алешка к Екиму, и ну его тормошить. Растормошил кое-как, только тот спросонья тоже ничего не поймет.
- Это тебя откудова двое взялось? - бормочет.
- Да не двое меня, - Алешка отвечает. - Один я. А этот дед какой-то пришлый. Откуда взялся - не знаю. Просыпаюсь, а он тута. Ты его давеча, случаем, не видал?
- Вроде нет... Ты на него глянь, может, он того, из лесу?..
Хотел было Алешка в том смысле ответить, что коли из лесу, так сам и смотри, да раздумал. Со зверем справился, баенника одолел, - ну, не то, чтобы одолел, а при шкуре своей остался, - чего бояться-то?.. Ежели б в лесу дело было, тогда да... А на опушке, луг вон какой... Так, может, это луговик? И то не беда - в лесу схорониться можно...
Сам не зная, почему, на карачках пополз. Потом спохватился, встал. Дед, вроде, как дед, ничего странного в нем нету. Борода лопатой, нос картошкой, шапка, рубаха, вместо кушака - веревка, котомка, лапти с онучами... Тут Алешка хмыкнул. Ишь, вырядился дед, ровно девка на выданье. Лапотки-то хоть и лыковые, ан поблескивает в них, будто ниточки серебряные да золотые вплетены. Да и веревочки, что онучи к ноге прихватывают, тоже не простые. Мало того, из цветных ниточек свиты, так еще камешками разноцветными изукрашены.
- Ну, чего там? - Еким спрашивает. Он за сто верст сидит, ему оттуда видать плохо.
- Чего, чего... - бормочет Алешка. - Человек, как человек... Кабы не копыта лошадиные, да не хвост...
Екима аж подбросило.
- Какие копыта, какой хвост!.. - так гаркнул, что мало листва с дерев не посыпалась. - Чем попусту молоть-то!..
- А коли сам видишь, так чего спрашиваешь? - буркнул Алешка.
Не успел Еким ответить, зашевелился старец, глаза открыл, потянулся сладко и сел.
- Приключилось что, орете ни свет, ни заря?.. Отдохнуть не даете... Делом бы лучше занялись. Костер вон у вас погас, поутренничать нечем...
И так это сказал, будто всю дорогу от Ростова с ними заодно топал.
- Сам-то, кто будешь? - спросил Еким.
- Ты б, молодец, угостил чем, прежде как спрашивать. На пустое брюхо разговоры не разговаривают... Хотя бы и рыбкой, - дед кивнул в сторону валявшихся щучьих голов. - Я до рыбки очень охоч, коли только-только пойманная. Так что давайте так: кому - за рыбой, кому - по дрова, а я покамест травок наберу, для приправы...
Травок он наберет, для приправы... Переглянулись Алешка с Екимом. Как бы для чего другого не набрал...
А тот так улыбается, рот от уха до уха растянулся.
- Да не бойтесь вы... Коли б злое задумал, уже б и исполнил. Вы тут так хороводы водили, за сто верст слыхать...
- Да я ничего такого и не думал, - бормотнул Еким и, обращаясь к Алешке, - на речку пойду. Я там палку свою оставил, ну, где рыба...
И скоренько, скоренько, чуть не бегом, вниз поспешил. Алешка поглядел ему вслед, потом на старика, пожал плечами и - в лес, за валежником. Старик, как и сказал, тоже без дела не остался. Отошел подалее, согнулся в три погибели, в траве чего-то шарит.
Сколько прошло, огонь запылал, а тут и Еким возвращается. Трех щук несет, поменьше, чем давеча, а вид такой же пришибленный. Не окликни его Алешка вовремя, в костер бы, наверное, попал. Присел тихонько, и только головой качает. Натер старик рыбу травами своими, внутрь напихал, воткнули над огнем на палках, а Еким все какой-то... ну, не такой. В следующий раз, Алешка думает, либо с ним пойду, либо сам. Что-то там неладное на речке творится...
