Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий

Две крохотные стычки, каждая из которых длилась немногим больше перестрелки под стенами шато де ла Гранж. То ли правитель Люневиля имел какие-то личные счеты с герцогиней, то ли сам был родом из немцев — городок сопротивлялся, пока я не разнес Свечкой крышу ратуши. И уже на следующий день в деревеньках по соседству остатки солдат разбегались и сдавались в плен раньше, чем мне приходилось использовать родовой Дар.

Если я и ошибся в своих прогнозах, то не так уж и сильно: тем, кто в Лотарингии еще оставался верен Каприви, воевать было попросту нечем. Города и деревни один за одним поднимали французский флаг, и даже стычки на границах, где стояли регулярные части Рейха, оказывались незначительными и всякий раз заканчивались победой. Не знаю, успели ли такие новости дойти до двора императора Жозефа, но в соседних с Лотарингией и Эльзасом областях слухи уже гуляли вовсю. Добровольцы прибывали под знамена герцогини аж из самого Реймса, и за полторы недели победного марша от Меца наша армия выросла до нескольких тысяч штыков.

Впрочем, я не слишком-то обнадеживал ее светлость — да и сам не спешил раскатывать губу. Воинство, состоявшее из крестьян, горожан и местной мелкой знати буквально искрилось энтузиазмом, любовью к родной земле, императорскому роду Бонапартов и герцогине лично. Парни были готовы идти с боем хоть в Страсбург, хоть в Штутгарт, хоть в саму Вену — но нам пока еще не приходилось встречаться с настоящей силой.

Если Каприви перебросит сюда отборные части германской военной машины: пехоту, аэропланы и панцеры — хотя бы десятую часть от той мощи, что сейчас застряла под Варшавой… Об этом я старался не думать. Может, отважным французам и хватит мужества не разбежаться даже под прицелом пушек — но что они, в сущности, смогут сделать против обученных солдат и полусотни опытных боевых магов?

— Ваша светлость ведь понимает, что вот так, — Я указал рукой на ликующую толпу снаружи, — не будет вечно? Любое везение рано или поздно заканчивается. И если наместник канцлера не вступал в настоящее сражение — это вполне может значить, что он лишь копит силы под Страсбургом.

— Разве теперь это имеет значение, князь? — отмахнулась герцогиня. — Когда мы туда придем, моя армия станет еще вдвое больше. Видит Бог, нам хватит и оружия, и людей, и отваги чтобы занять Страсбург.

— Не сомневаюсь, ваша светлость. Но какой ценой? — Я покачал головой. — Если придется, я сам поведу людей на штурм… И все же куда лучше будет заручиться поддержкой императора Жозефа и заключить союз до того, как мы столкнемся с германской армией.

— Это так, князь. — Герцогиня устало вздохнула. — Хотела бы и я, чтобы в день решающего сражения мой народ стоял бок о бок с французскими солдатами. Не сомневаюсь, что вести о нашем выступлении уже дошли до парижского двора… Но Жозеф слишком осторожен.

— Он не сможет вечно делать вид, что все это его не касается. — Я пожал плечами. — И если до этого времени мы успеем выиграть…

— Значит, мы должны выиграть! — Глаза герцогини зажглись в полумраке салона тусклыми огоньками. — Чего бы это ни стоило. А сейчас — Бога ради, князь! — улыбайтесь. Если даже у вас есть сомнения — нельзя показывать его людям.

Возразить было особо нечего — так что я просто взялся за ручку и приоткрыл дверь. Еще до того, как машина успела полностью остановиться у ратуши. И тут же едва не захлопнул обратно, едва не оглохнув от раздавшегося со всех сторон радостного рева. Конечно же, местные жители приветствовали ее светлость герцогиню, а какому-то юнцу в мятом сером костюме доставались лишь крохи всеобщего восторга — но и их оказалось достаточно, чтобы я на мгновение почувствовал желание нырнуть обратно в авто и если не убраться подальше, то хотя бы отсидеться там, пока шум не стихнет.

Но свою роль полагалось играть до конца. Я приветливо помахал столпившимся вокруг жителям и обошел машину, чтобы помочь выбраться герцогине. Когда туфелька ее светлости ступила на мостовую, уши снова чуть не заложило от радостных криков. В народной любви можно было буквально захлебнуться, и все же я не забывал поглядывать по сторонам.

Конечно, герцогиню еще с утра увешали защитными плетениями, как рождественскую елку, но даже надежная и могучая магия могла подвести в самый неподходящий момент — и уж я-то знал это, как никто другой. Поэтому и на всякий случай просвечивал толпу Даром. Оружия вокруг наверняка было даже больше, чем получалось разглядеть обычным человеческим зрением, так что я и не пытался выискивать спрятанный где-нибудь за поясом револьвер или обрез ружья или винтовки.

А вот недобрый умысел я наверняка почувствую… должен почувствовать — конечно же, если враг не отправил по наши с герцогиней души мага высокого класса, да еще и с развитыми навыками менталиста.

Впрочем, такой едва ли стал бы стрелять в упор — скорее врезал бы Свечкой, пока мы были еще в машине.

— Ваша светлость… Прошу… Нет, это неслыханно! Возмутительно!

Невысокий похожий на шарик мужчина с тоненькими усиками появился невесть откуда — и тут же принялся скакать вокруг нас. Он явно порывался сказать что-то важное — но от нахлынувшего волнения так и не смог.

— Что вас так встревожило? — улыбнулась герцогиня. — И доброго вам дня, мсье…

— Делорм! — Шарообразный тряхнул лысой головой, едва не уронив очки. — Андре Делорм. Я глава местной…

— Не стоит так волноваться, мсье Делорм, в вашем возрасте это вредно для сердца. — Я взял разбушевавшегося мужчину под локоть и осторожно оттянул чуть в сторону от ее светлости. — И что же вы находите возмутительным?

— Вот это!

Делорм вырвался из моей хватки, отскочил назад и вытянул руку, указывая куда-то вверх. Видимо, на Жан-Поля, который уже успел сбросить с ратуши флаг Рейха и теперь под радостные вопли толпы натягивал на веревке французский.

— Вы хоть понимаете, чего вам… чего всем нам это может стоить?! — Делорм побоялся обратиться к герцогине или ругаться во всеуслышание — поэтому шипел мне в лицо, сердито брызгая слюной. — Если до императора Жозефа дойдет слухи, что его флаг…

— Это и наш флаг тоже, мсье. — Герцогиня положила руку на плечо Делорму. — Знамя, которое выбрала не я, а сам народ Лотарингии и Эльзаса. И мне кажется, на ратуше ему самое место.

— Я… вы прекрасно знаете, что я не посмею спорить с вашей светлостью. — Делорм опустил голову и съежился, будто в одно мгновение сдувшись чуть ли не вдвое. — Люди в Сен-Жорже не меньше остальных желают оказаться под защитой французской короны. Но император Жозеф далеко, а Страсбург куда ближе. Не поймите меня неправильно — но я должен думать о последствиях и…

— В первую очередь следует подумать, на вы стороне, мсье Делорм. — Я чуть склонился, чтобы говорить потише. — Сегодня Сен-Жорж переходит под власть ее светлости герцогини де Водемон. И мне бы очень хотелось рассчитывать на вас.

— Как будто у меня есть выбор, — вздохнул Делорм.

— Разумеется, есть, мсье. — Герцогиня чуть сдвинула брови. — Подданным Рейха будет позволено выехать по дороге на Страсбург в течение суток. Всех прочих же я попрошу до полудня сдать оружие и патроны моим людям. Здоровые мужчины старше семнадцати и моложе пятидесяти лет с настоящего момента поступают в полное распоряжение его сиятельства князя Горчакова… — Герцогиня развернулась ко мне. — Думаю, нам хватит нескольких дней, чтобы укрепить Сен-Жорж на случай появления войск наместника.

— Горчаков?.. — пробормотал Делорм. — Тот самый русский князь Горчаков?

— К вашим услугам. — Я легонько хлопнул обалдевшего главу коммуны по плечу. — И добро пожаловать домой, мсье.

Глава 31

Непривычные буквы расплывались перед глазами, норовя превратить слова и цифры то ли в нелепицу, то ли и вовсе в бессмысленные закорючки, разбираться в которых не осталось уже никаких сил.

— Учиться надо было лучше, Горчаков, — простонал я, откладывая перо.

По петербургским меркам я изъяснялся на галльском наречии не так уж дурно. Да и местных понимал без особого труда — но письменный французский буквально выпивал из меня все соки. Впрочем, возможно, дело было в том, что я не спать уже почти сутки. После успешного захвата Сен-Жоржа и импровизированного собрания местной знати и прочих власть имущих ее светлость герцогиня удалилась на заслуженный отдых — а мне остались дела, кипа бумаг и, конечно же, общество мсье Делорма, которое само по себе могло прикончить кого угодно.