Завгар (СИ) - Курзанцев Александр Олегович "Горный мастер"

– Ты всё-таки не отказался от своих мыслей... – констатировала Захаровна, вдоволь насмотревшись на однообразный пейзаж приусадебной лужайки.

Я кривовато усмехнулся. Отказался? Нет. Вовсе нет. У меня было время подумать. Да и ЭУМ я использовал с толком, а не только в стрелялочки бегать. Хотя, признаюсь честно, парочку местных компьютерных игр я под шумок в магазине к покупкам присовокупил – геймерское прошлое давало о себе знать, пусть я и убеждал себя, что это всё в чисто научных целях.

Так вот, внимательно изучив кое-какие источники в глобальной сети, я понял явно: все эти отдавания в мужья в тридцать лет особо свободой и не пахли, разве что куча партнёрш сменялась на одну-единственную. Однако совершенно не обязательно на ту, которая нравится именно тебе. Как раз у будущего мужа согласия не спрашивали – кому в награду захотела боярыня отдать, та и получила. Меня подобный вариант уж точно не устраивал.

А вот в качестве фаворита было куда интересней. Во-первых, свобода передвижения. Во-вторых, право самому определять, с кем и чего. Это оказалось для меня весьма удивительным открытием, но, став фаворитом, наложник всё равно мог не зацикливаться на одной боярыне, а по собственному желанию – заметьте, желанию! – подменять любого из обычных наложников. Нюанс заключался в том, что этим правом никто не пользовался – Лифариус сроду героически собою амбразуру не закрывал. Но факт фактом: право выбора у него имелось. В-третьих, платились деньги! Которые я сам мог тратить на всё, что захочу.

Кстати, в перспективе гипотетическая возможность таки стать и мужем боярыни тоже существовала, но особых преимуществ я в этом не нашёл. А вот когда дочь фаворита становилась боярыней, то и вовсе открывались отличные перспективы, так как фаворит автоматически становился вдовствующим боярином и мог делать уже всё, что желал. Ну разве дочь откажет любимому папочке?

Правда, все эти планы являлись весьма отдалёнными, особенно касательно вдовства – боярыня помирать покуда не собиралась. Однако факт: наибольшую свободу я получал именно став фаворитом, остальные варианты были куда хуже.

Что до эфемерной возможности стать просто свободным и ни от кого не зависящим, тут всё было очень печально. Наложники родов оказались слишком странной категорией лиц, абсолютно не вписываясь в формат граждан империи. Не существовало механизма признания их гражданами. Никаких официальных бюрократических процедур или прецедентов. По крайней мере, я таковых просто не нашёл. Вообще ничего не нашёл, словно попав в информационный вакуум. Пережиток средневековья, что тут ещё скажешь.

– Не отказался, – твердо произнёс я. – Так вы узнали, когда у госпожи лучший период для зачатия?

Прикрыв глаза, женщина устало потёрла лоб, пробормотала:

– И во что я ввязываюсь?.. – а затем снова посмотрела на меня и хмуро кивнула. – Узнала. Как раз дня через два-три будет самое удачное время. Но учти, что она способна контролировать процесс, поэтому тебе нужно её согласие, иначе всё будет бесполезно.

– Решим, – удовлетворённо кивнул я. Прикинул на пальцах, подытожил:

– Сперматозоиды достигают яйцеклетки в срок от дня до недели. Значит, уже можно начинать пробовать.

– Я даже не буду спрашивать, откуда ты это знаешь, – медленно протянула Захаровна.

– И не спрашивайте, госпожа, – я поднялся с кровати следом, улыбнулся и чмокнул женщину в щёку. – Спасибо, я этого не забуду. Ну а остальное предоставьте мне. Вот увидите, и девяти месяцев не пройдёт, как Лифариусу придётся подвинуться.

Мамка покачала головой, то ли осуждая, то ли восхищаясь такой моей наглостью.

– Ладно, Петя, как знаешь. Пока можешь отдохнуть. Но чтобы к двум был полностью готов, я за тобой зайду.

Я посмотрел на время. У меня оставалось ещё больше трёх часов, а значит, никто не мешал зарубиться на компе в партеечку с ботами на средней карте местного аналога “Варкрафта”.

Впрочем, меру я тоже знал. Благо давно переболел всеми детскими болезнями киберспортинга. Поэтому, когда Захаровна вновь вернулась за мной, я был уже при параде – в строгом костюме, как раз том, в котором ездил в город, единственно, что без маски.

По дороге, следуя установившейся традиции, обломал головку цветка из вазы в коридоре и воткнул в карман. Я, конечно, вычитал, что по правилам этикета следовало бы в петлицу, но у пиджаков с воротником-стойкой таковой в природе не существовало. Потому карман и только карман.

Когда мы вошли в большой зал с застеленным скатертью длинным столом и уже расставленными слугами стульями, я увидел остальных наложников. Правда, никто из них не садился ещё, и все кучковались в свободной части помещения, о чём-то негромко переговариваясь. Но стоило им увидеть меня, как сразу наступила тишина.

– Я скоро вернусь – шепнула Захаровна и, окинув нас всех взглядом – похоже, пересчитав по головам, – удалилась, а я, двинувшись к собратьям по несчастью, произнёс:

– Здорово, парни!

– Привет, – хмуро бросил кто-то, но в остальном ответом мне было одно напряжённое молчание. Неужели их так мой пьяный дебош настроил?

Выцепив взглядом Джаспера, я схватил его за рукав и, оттащив в сторонку, попросил:

– Джас, ты хоть объясни, чего вы все так надулись на меня? Честное слово, как мыши на крупу.

Но даже он, мой единственный товарищ здесь, лишь раздражённо выдернул руку и негромко, но весьма ядовито сказал:

– А за что тебя любить? Ты дерёшься, пьёшь, делаешь что хочешь – и тебя не наказывают. Фаворитом пока не стал, а у тебя уже отдельная комната. Да и мы для тебя чмошники, а не мужики, и яйца у нас по недоразумению. Считаешь себя лучше других?

– Погоди, – изумлённо взглянул на парня, – я такого не… – тут я вспомнил свой пьяный базар у Марины в комнате и растерянно закончил: – ...говорил.

Джаспер, поджав губы, дёрнул головой и вернулся к остальным, оставляя меня в одиночестве.

“Какая сволочь... – с поднимающимся изнутри гневом подумал я. – Ну какая сволочь донесла?!”

С другой стороны, винить стоило себя и только себя – за несдержанность. Правильно говорят, что у трезвого на уме – у пьяного на языке. Похоже, мою громогласную речь подслушал кто-то в коридоре и потом доложил. Кому доложил – тут у меня сомнений не возникло. Лифариус, кто же ещё. Или сам шпионил, или кто-то из слуг на него работает. А теперь мстит мне, гад такой, за попорченный фейс. Вон, весь гарем против настроил.

В этот миг двери в противоположной стороне зала распахнулись, и в них вошла боярыня собственной персоной, одетая в демократичный брючный костюм без верха с белой рубашкой, выгодно подчёркивающей осиную талию и впечатляющий бюст. Волосы её были собраны просто в хвост, да и вообще весь образ скорее подходил не официальному мероприятию, а таким полудомашним посиделкам.

Внезапно я поймал себя на мысли, что это и есть домашние посиделки, потому как кроме нас и хозяйки усадьбы больше никого не было. Хотя нет, следом за боярыней добавился один субъект.

Я проводил взглядом вплывшего, по-другому и не скажешь, в двери донельзя гордого собой фаворита. Посмотрев на омерзительно довольное лицо Лифариуса, испытал жгучее желание вмазать по нему ещё раз. Но сдержался. Кулаками я однозначно сделаю хуже. Нет, побеждать мудака мы будем на другом фронте – половом.

Встав во главе стола, положив ладони на спинку кресла перед ней, боярыня обвела нас всех взглядом, тепло улыбнувшись, громко произнесла:

– Рада вас видеть, мальчики. Не представляете, как я по вам всем соскучилась. Всё вспоминала, как вы тут, думала, всё ли у вас хорошо. Не испытываете ли какой нужды.

Перешёптывания тут же стихли, и все как один наложники, потупив глазки, принялись с лёгким румянцем на щеках слушать хозяйку. Правильно говорят, ласковое слово и кошке приятно, а боярыня умела подбирать не только нужные фразы, но и сам голос, тембр – всё буквально источало искреннюю заботу и тепло.

– Вы – украшение нашего общества и очень важная часть рода Златолесских, – продолжала тем временем она. – Что бы мы, женщины, делали без вас, милых, скромных и таких красивых? Ведь лишь вы вселяете радость в наше суровые женские сердца, лучиком солнца пробиваясь сквозь хмурые будни.