Жена из дома утех для генерала дракона - Юраш Кристина

– Вот то-то же, – бросил я.

– Папа! Но должен же быть другой способ? – бросился за мной Вальтерн, не давая сделать и шагу. – Не может такого быть, чтобы другого выхода не было. Я не хочу на ней жениться…

– Хорошо, сынок. Цепляй на себя юбку и чепец, учись вязать и езжай распространять слухи среди матрон, что статья – ложь и клевета. Что это было сделано нарочно, чтобы очернить честь такого хорошего жениха и не допустить помолвки. Только учти: если я вдруг увижу тебя в юбке, задушу голыми руками. Поэтому в таком виде на глаза не попадайся! – резко бросил я.

– Ты издеваешься, – замотал головой Вальтерн. – Должен же быть другой способ.

Он замер, шумно вздохнул, пряча лицо в руках, и простонал.

– Карета готова! – произнес дворецкий, глядя на остатки банкета.

Я развернулся и направился к двери.

– Отец, постой! – услышал я крик Вальтерна, его голос был полон мольбы. Он бросился ко мне, хватая меня за рукав. – Ты ведь не серьезно? Ты понимаешь, что я не могу жениться на… на девушке из дома утех!

Я остановился. Медленно повернул голову, посмотрел на взъерошенные темные волосы сына и заглянул в его глаза. Внутри я уже все решил.

– Можешь, – тихо сказал я, мой голос был полон холодной решимости. – Все ты можешь. Ты просто не хочешь.

Я снова отвернулся, не желая больше смотреть на его страдания. Внутри меня бушевала буря эмоций, но я знал, что должен быть тверд. Я был герцогом, и моя честь была превыше всего.

Я был зол. Как так вышло? Где допустил ошибку? Что сделал не так? Смотрел на сына, стиснувшего зубы от боли, и качал головой.

– Да, но что подумают о нашей семье? – услышал я голос Вальтерна, его голос дрожал, но в нем все еще звучала надежда. – Невеста из дома утех… Герцогиню Моравию заказывали на ночь!

Я почувствовал, как внутри меня поднимается волна ярости. Как он смеет говорить мне об этом? Как он смеет сомневаться в моих решениях? Я повернулся к нему, чувствуя, как мой голос становится ледяным.

– Хуже, чем сейчас думает вся столица, не подумают, – сказал я, кивая своим мыслям. – И ты женишься на ней. Это не обсуждается.

Я чувствовал себя чудовищем. Но кто дал ему право вести себя столь безрассудно? Кто дал ему право забывать о чести мундира? Кто дал ему право разрушать жизни других людей?

– Пап, ну зачем так? Ты женился на маме без любви. Поэтому она состарилась и умерла! Я не хочу без любви! Люблю Анну-Шарлотту, – испуганно произнес сын, умоляюще глядя на меня. – Ты можешь поехать завтра и поговорить с ее родителями…

– Мне плевать, кого любишь, – сказал я, чувствуя, как мои слова звучат жестоко и безжалостно. – За свои поступки мужчина должен отвечать. Ты женишься на Эмме. И точка. Или думаешь, разрушив жизнь одной, сумеешь построить счастье с другой? Из-за тебя она оказалась в доме утех. Не самое подходящее место для леди! Твоя обязанность – вернуть девочке честное имя.

– Отец! – услышал я голос, полный отчаяния. Но выдохнул и закрыл за собой дверь, отрезая все возражения.

Пару секунд стоял с закрытыми глазами, пытаясь успокоиться, а потом направился к карете.

Глава 4

Я услышала требовательный голос, и внутри всё сжалось. Тон, которым он прозвучал, был холоден и безжалостен.

– А ну быстро спустись вниз! – резкий голос мамаши вызвал у меня приступ тошноты.

Её голос, как острая щепка, проникал прямо в сердце, вызывая дрожь и ужас. Она открыла дверь, глядя на меня с презрением строгой школьной учительницы. Таким взглядом смотрят на двоечников строгие математички и русички на «ёжиков».

Что же делать? Сказаться больной? Или сказать, что у меня начались критические дни?

– У меня критические дни, – прошептала я, глядя в бесцветные, как у мёртвой рыбы, глаза мамаши. Они, казалось, видели всё.

Её худая, угловатая фигура застыла в дверях.

– Третьи за этот месяц? – издевательски спросила она, в её голосе слышались ирония и презрение, как у человека, которого так просто не проведёшь. – Так не бывает, милочка. А ну быстро привела себя в порядок и вышла к клиенту!

Нет, только не это!

Я уже сегодня выходила к клиентам. Мне было приказано исполнять желания. Но слово «желания» я не расслышала, поэтому решила просто исполнять. Но стоило им шепнуть на ухо, что у меня придуманная болезнь с жутковатыми симптомами, желание переводить отношения в горизонтальную плоскость тут же пропадало. Либидо говорило «Адьос!», и я возвращалась в комнату нетронутой. Вместо меня брали другую.

Так мне удалось протянуть почти месяц. Но внутри я понимала: рано или поздно окажусь на улице без гроша или соглашусь на что угодно, чтобы не умереть от голода в нищете.

Внутри всё противилось мысли, что теперь моя судьба – делать вид, что я сгораю от страсти в объятиях лысого, облезлого, старого банкира. Или строить из себя недотрогу в руках женатого развратника.

Я не могла себе позволить пасть так низко. Пусть я и из другого мира, где нравы немного другие, даже для меня это было перебор! С того момента, как отец моего возлюбленного сказал «нет» нашему счастью, моё счастье разбилось вдребезги. Жизнь толкнула меня, сбивая с ног. И я знала, что придёт момент, когда бабки будут ходить за мной вместе с лавочкой.

«Как же я ненавижу этого проклятого старика!» – пронеслось в голове. Проклятый жестокий старик, наверное, присмотрел ему другую невесту! И решил, что я недостойна его сына. Ну ещё бы! Он богатый герцог и генерал из могущественной семьи Моравиа. Их семья вторая после королевской. Куда уж нам, скромным Винтерфельдам!

То, что никогда бы не позволила себе приличная девушка, случилось в ночь перед свадьбой. А наутро я ревела посреди комнаты в свадебном платье, глядя на коротенькое письмо. Как изумлённые швеи переглядывались, понимая, что свадьбы не будет. И тут же потребовали оплату за свою работу.

Время словно остановилось, оставив меня в горе и отчаянии. Опозоренная, брошенная, я вместе с родителями наблюдала, как из поместья выносят мебель, как кредиторы описывают имущество.

На мой брак возлагались большие надежды, но теперь, когда всё было кончено, кредиторы, до этого вежливые и терпеливые, словно с цепи сорвались, узнав, что свадьба не состоится.

Не было дня, когда отец дрожащей рукой не подписывал какие-то документы, а я лишь отводила глаза, видя, как милые сердцу предметы покидают наш дом. Как вместо них остаётся пыльная пустота и яркие пятна на обоях.

Я вспомнила, как однажды Жюли, моя мама в этом мире, схватилась за сердце и присела на стул, а потом больше не встала. Как я трясла её за плечо, как доктор отвёл глаза и озвучил то, чего я боялась больше всего на свете.

Я вспомнила, как моего отца забрали в каталажку, а меня грубо втолкнули в карету и привезли сюда, сказав, что мне придётся отрабатывать оставшийся долг семьи.

Жюли Винтерфельд и Дорис Винтерфельд не были моими родителями. Я не знаю, как попала в тело их дочери, которая умирала от чего-то похожего на скарлатину. Но я полюбила их, как родных. Ведь они сделали для меня всё, что могли, и я осталась благодарна.

– Ты будешь работать или нет? – резко произнесла мамаша. – И не надо изображать, что ты ушла в себя! Со мной этот номер больше не прокатит! Поднимайся! Тебя ждёт клиент!

Глава 5

Я посмотрела на маман с презрением, но промолчала. Она выглядела благородной и чопорной, как старая дева-экономка – благовоспитанная и суровая. В руке у нее была черная трость, на которой остались следы зубов ее любимой собачки – символ безграничной власти над теми, кто оказался здесь. Она толкнула меня набалдашником трости.

– Хватит бездельничать! – строго произнесла маман. – Я держу тебя здесь не для развлечений! И кормить задаром не намерена!

Я гордо промолчала, хотя внутри все кипело от ярости. Маман знала мое мнение и не раз сталкивалась с моим сопротивлением, но это не останавливало ее. Она была из тех людей, которые привыкли добиваться своего любой ценой.