Возвращение - Гончарова Галина Дмитриевна

– Прости, царица, не приметил. Вроде как темные…

Данила не издевался. Просто, как все мужчины, он и правда не приметил мелких деталей, которые столь важны для каждой женщины.

– Ладно, Данечка. Я сейчас пойду, а ты себя в порядок приведи, да не забывай – рассказывай, что и как. Очень мне это интересно…

Царица поднялась, оправила платье, коруну [24] – да и выскользнула вон. И не скажешь никогда, что в кладовке этой случилось. Только дух тут такой… тяжелый.

Данила кое-как поправил штаны, перепоясался заново, рубаху одернул. И вышел вон на подгибающихся ногах.

Какая женщина!

Это ж ураган! Гроза с молниями… Хороша!

Аксинья едва дождалась момента, когда оказалась одна.

В нужнике, а то где ж еще?

Дверцу дощатую закрыла, записочку развернула.

«Как первые петухи закричат, буду ждать под березой».

И все. Ни подписи, ни чего другого. Но так и лучше, наверное. Спокойнее.

Сохранить ли записочку?

Ой, опасно это. Случись что – маменька не просто розгу обчистит, в деревню отправит, а то и чего похуже придумает. На богомолье, к примеру, в монастырь на пару месяцев…

А ежели батюшка, так и того хуже будет.

Записочка отправилась в вонючую дыру, а Аксинья оправила сарафан, да и вышла вон. Нужник же! Чем еще тут заниматься? [25]

Как пропоют первые петухи…

Как же не уснуть до того времени? Или проснуться?

И выбраться, не разбудив Устьку?

Как сложно приходится бедной боярышне!

Нельзя сказать, что Элиза ждала этого дня с нетерпением.

Царевич?

Так что же? Эта карта непонятная. Заинтересуется он или нет, удастся его привязать к себе – или как получится… нет, непонятно.

Но вчера Руди приказал ей готовиться. И Элиза сделала все, как он приказал.

Заплела длинные волосы в косу, нацепила балахон, как ходят местные… кошмар! Ни пудры, ни румян, разве что совсем чуть-чуть! Ужасно!

И выреза никакого!

Может, водой смочить рубаху, чтобы она к ногам липла и формы показывала?

Элиза попробовала и осталась довольна. Да, пожалуй, так будет лучше. Надо бы еще заузить этот гадкий балахон, вот тут, в груди, но уже поздно. Руди принес его совсем недавно.

Вот в окне мигнул и погас свет. И снова.

Готово.

Надо бежать…

И Элиза действительно побежала так, словно за ней гналось чудовище из старых сказок, громадная собака с горящими глазами. Побежала что есть сил и почти рухнула на крыльцо дома, вцепилась в бронзовый молоточек, заколотила им о дверь.

Долго ждать не пришлось.

Дверь распахнулась, и Элиза почти ввалилась внутрь:

– Помогите! Умоляю!!!

Лакей опешил, но спектакль игрался не для него. А вот и зрители…

Услышав шум, выглянул из гостиной Руди, а за ним и его гости.

– Что случилось, Ганц?

– Прошу помощи! – Элиза почти рухнула навзничь, умудрившись красиво выпятить попку. – Добрые господа, помогите!!!

– Ганц, проводи девушку! – распорядился Рудольфус. – И воды подай!

Элиза тихонько зашипела.

Проводи!

Мог бы и сам, между прочим! Но вслух она ничего такого не сказала, просто раскинулась на кушетке, изображая жертву и оглядывая присутствующих.

Руди она знала.

Якоба, Адама – все они были ее клиентами. Еще двоих мужчин видела – они тоже приехали из Лемберга. А вот некоторые были незнакомы ей.

Очень красивый светловолосый парень. В борделе он бы имел успех и у женщин, и у мужчин. Глазищи еще такие зеленющие, чисто кошачьи. Красивый…

И второй. Высокий и откровенно невзрачный молодой человек, с редкими волосами и прыщами. Фу.

Но… судя по тому, что говорил Руди, именно это ее клиент. И именно на него Элиза устремила все свое обаяние, затрепетала ресницами, вздохнула так, что грудь приподнялась…

– Что случилось, девушка? – помог ей Руди.

– Я шла домой… мне сегодня удалось заработать. На меня напал человек с ножом, хотел отнять деньги, я кинулась бежать, увидела свет в окнах и принялась стучать в дверь. О, я не могу остаться без денег! Моя мать, мои маленькие сестры – они просто погибнут.

Элиза врала практически в каждом слове. Правдой было лишь то, что сегодня она уже умудрилась принять двух клиентов и заработала.

А остальное…

Не шла она домой, а ждала знака от Истермана. И не нападал на нее, конечно, никто. И даже мать с сестрами не погибли бы без ее денег. Ханс кое-что оставил, да и лембергская община помогала своим. Наоборот, мать не раз уже намекала Элизе, что ее ремесло закроет перед сестрами все дороги, кроме одной. Той самой.

Кто ж возьмет в жены сестер шлюхи? А вдруг и они гулящие станут? Или дети их?

Нет-нет, такого в хорошую семью не надобно!

Так бы можно кого из сестренок сговорить за хорошего парня и чтобы делом отца занялся, мастерская-то стоит. Или самой Элизе замуж выйти. Но…

Элизе просто хотелось другой жизни. И ключ к ней стоял рядом. Смотрел… непонятно.

Женщина удвоила усилия.

Жаловалась, плакала, умоляла проводить ее, потом попробовала встать на ноги – и охнула. Якобы ногу подвернула.

– Теодор, мин жель, помоги мне? – предложил Истерман. – Давай проводим девушку в спальню, и я позову лекаря?

Фёдор поднял брови, но… почему бы нет?

Что ему нравилось на Лембергской улице, так это непринужденность обхождения. Кто во дворце был, тот поймет. Там-то слова в простоте не скажут, все кланяться будут, титуловать да величать, пока смысл речи поймешь, с тебя семь потов сойдет.

Платье парадное, тяжеленное, носи, ходи чинно, гляди скромно, голос не повышай, а чтобы кому руку подать… да ты что! Такое умаление царского достоинства!

Никак нельзя такое допустить!

А тут…

Проводить?

Почему бы и нет. И девушка Фёдору понравилась, она была похожа на Устю. Волосы такие же, красивые…

Элиза мысленно фыркнула.

Клюнул, карасик.

И оперлась на его руку, притиснулась грудью. Вот так, чтобы почувствовал… есть?

Есть!

Фёдор не видел ничего плохого в том, чтобы помочь девушке. Почему бы нет?

Чуть насторожился он, когда Руди вышел из комнаты, и они с Элизой, так представилась красотка, остались наедине.

Элизу устроили на кровати, которую Руди лично выписал из Лемберга. Ему привычка ладожан спать на лавках и сундуках казалась варварской, о чем он и говорил другу Теодору. Впрочем, Фёдору тоже не слишком нравились лембергские кровати. Какие-то они неудобные, жуткие, массивные…

– Я сейчас…

Продолжить он не успел. Элиза схватила его за руку, прижала ладонь Фёдора к груди.

– Умоляю, не уходи! Прошу тебя! Мне так страшно!

– Тебя здесь никто не тронет, – запротестовал Фёдор, чувствуя, как в ладонь упирается острый сосок. – Обещаю…

– Мне спокойно, когда ты рядом. Ты такой сильный, такой смелый… ты меня защитишь, правда?

И кто бы ответил отказом?

Фёдор не стал исключением. Он промычал что-то невнятное и кивнул.

– Д-да…

– Я знала! – Элиза придвигалась все ближе, голубые глаза ее сияли, рыжая коса ползла к Фёдору… и кто бы устоял в таком случае? А уж когда к его руке прижались нежные девичьи губы…

Элиза отлично знала, как надо поступать с девственниками, да и с нерешительными клиентами.

Движение, другое…

Фёдор и сам не понял, как оказался лежащим на кровати, а нежные женские ручки уже стянули с него всю одежду и добрались до самого важного…

А потом и думать было поздно.

Словно морская волна в нем поднялась, приливом швырнула на медноволосую красавицу, заставила подмять под себя, стиснуть…

Не эту он видел сейчас под собой.

Другую, с которой эту роднил лишь цвет волос.

А остальное все не то, не так… запах, вкус, стоны…