Преступивший Грань (СИ) - Клеттин Антон

— Ну тогда с богом, — с этими словами Тима сбросил труп боцмана в море.

— Как то странно, — задумчиво проговорил Лон.

— Что именно? — уточнил попаданец, хотя и подозревал, что точно знает ответ на этот вопрос.

— Как то странно читать молитву на своих собственных похоронах.

— Ну, — протянул попаданец, — лучше читать молитву на своих похоронах, чем слушать как над тобой ее читают, ведь верно?

— Наверное, — с какой—то непонятной интонацией в голосе, ответил ему Лон.

— Не тушуйся, — Тима сделал движение, пытаясь хлопнуть того по плечу, но вовремя вспомнил что перед ним дух, и убрал руку, — по крайней—мере ты можешь думать и говорить, практически жить. Это лучше, чем полное забвение.

— Ага, жить твоим духом—рабом.

— Исключительно по собственной глупости и жадности, — жестко заметил попаданец, — ладно, пойдем, хватит тут торчать.

Они спустились в трюм и Тима, под руководством Лона, закрыл и заклинил люк, ведущий на палубу.

— Ну как? — обратился попаданец к бывшему боцману, когда работа была завершена.

— Вроде бы неплохо, но насколько хорошо ты все сделал будет ясно когда буря пройдет.

— А как долго они обычно длятся?

— Как повезет. Некоторые за несколько часов прекращаются, а некоторые могут и с неделю бесноваться.

— Сколько?! — воскликнул Тима, шокированный до глубины души.

— Ну а ты как хотел? — удивился бывший боцман. Бывает и дольше, конечно, но редко. Это же открытое море. Да и сезон скоро.

— Капец, — потерянно протянул Тима, — и что мне все это время делать то? Чем вы вообще занимались во время шторма?

— Как чем? Работали, естественно. А ты что, думал, что команда, как ты, в трюме сидела? Да кто бы им позволил? Во время шторма работы всем хватало.

— Понятно. Ну да ладно. Чем заняться сейчас — я знаю, а дальше видно будет, — задумчиво пробормотал себе под нос Тима. — Ну что, Лон, ты придумал чем можешь быть мне полезным? — поинтересовался он у по—прежнему задумчивого коротышки.

— А? Что? — встрепенулся тот, — да, подумал. Но многого я не умею. Знаю как боцманом быть, науку рулевого, как рыбу удить.

— И все? — в голосе Тимы было столько разочарования, что его дух—раб немного стушевался.

— Ну, драться еще умею. На кулаках, на ножах, да на саблях.

— А ну—ка поподробнее, — заинтересовался попаданец. Владение холодным оружием в этом мире, в котором только оно и есть, было отнюдь не лишним. Правда на чем строилась уверенность Тимы в том, что других видов оружия тут нет, вряд—ли мог внятно объяснить даже он сам.

— Да чего подробнее то? — не понял Лон, — я сам родился и вырос в порту Ибсура, а там что без первого умения, что без второго — не выжить. А с саблей меня обращаться научили когда я юнгой ходил под капитаном Толором. Был там боцман, по прозвищу Псина, он хоть и сволочью редкостной был, но саблей махать умел знатно, получше многих. А самое главное — не стеснялся обучать команду. Вот и меня поднатаскал.

— А меня ты научить сможешь?

Бывший боцман задумался, а затем неуверенно ответил:

— Думаю смогу. Правда все показать не получится. Да и постоять друг против друга — тоже. Но в остальном — вполне. Только не сейчас. Нужно, чтобы качка была минимальной.

— Это понятно. Ну тогда ладно. Давай приноси мне клятву верности и я пойду посплю немного, а там, как буря пройдет, займемся тренировками.

— Клятву? — переспросил Лон.

— Ну а ты как думал? Мне не нужны те, на кого я не могу положиться. Так что давай клятву или я тебя развоплощу.

— Я согласен, — после некоторых раздумий проговорил бывший боцман, — что говорить нужно?

— Повторяй за мной, — и Тима слово в слово повторил ту клятву, что ему когда—то приносил Гадаар, не став уточнять, что варианта «не согласен» в принципе не могло быть. Лон внимательно слушал и повторял сразу за попаданцем.

— Отлично, — потер руки Тима, когда клятва была произнесена, — ты давай, следи внимательно, чтобы проблем никаких не было, а я пойду немного посплю. Все равно делать пока нечего.

***

Проснулся Тима от качки. Нет, конечно, она присутствовала и раньше — море все же. Но вот, чтобы она была настолько сильной — такого он не припоминал. Ему казалось, что он на огромной скорости несется по американским горкам. Очень—очень хлипким американским горкам. Он взлетал на их гребни, замирал на секунду—другую и ухал вниз, в пропасть. Гамак тоже добавлял суматохи, раскачиваясь из стороны в сторону, периодически, знатно так, прикладывая попаданца боком о ближайшую стену.

А были еще и звуки. Сильнейший рокот дождя, барабанной дробью, бьющий по палубе. Плеск и удары волн о борта. Периодические раскаты грома, боем литавр дополняющие композицию непогоды. Треск и стук от падающих за борт остатков такелажа. И скрип. Жуткий, скрип досок обшивки, пытающейся противостоять буйству стихии. Когда Тима понимал, что от бушующего океана, от черной бездны, в которой нет и никогда не было солнечного света, его отделяет всего лишь несколько сантиметров дерева, ему становилось жутко до оцепенения. И плевать, что он уже умирал, наоборот — сейчас ему хотелось жить как никогда раньше.

— Сучий корабль, сучьи пираты, сучье средневековье с их скорлупками вместо нормальных кораблей, — бормотал он себе под нос, мертвой хваткой вцепившись в края гамака, — если не сдохну сегодня и смогу выбраться, хрен я еще раз полезу на эти сучьи деревяшки. Л—о—о—он! — он хотел позвать своего нового духа—раба, однако, как раз в этот момент корабль, в очередной раз, ухнул с гребня очередной волны и голос попаданца дал петуха, в результате чего получилось нечто среднее между криком Тарзана и визгом перепуганной девчонки.

— Ты меня звал? — поинтересовался лысый коротышка, проходя прямо сквозь палубу, — эк тебя скрючило то, — участливо проговорил он, наблюдая за попаданцем, что сейчас, перевалившись через край гамака, избавлялся от полупереваренных остатков своего завтрака. Так уж вышло, что Тимин вестибулярный аппарат не смог справиться с той феерией ощущений, что дарило ему нахождение на неуправляемом корабле, посреди бушующего океана, и наступил закономерный итог.

— Звал, — просипел попаданец, вытирая грязный рот, рукавом, — как там дела, снаружи? — едва он договорил, как его вновь скрутил приступ морской болезни.

— А как они могут быть? — вопросом на вопрос ответил Лон. Буря там. Волны большие. Почти все обломки уже смыло, только куски грота, да пары парусов и остались.

— Как думаешь, скоро это закончится? — поинтересовался Тима, в очередной раз вытирая рот.

— Я же уже говорил, — бывший боцман сделал вид, что вздохнул, — хрен его знает. Может через час, а может и через несколько суток. Хотя, в это время года штормов подобной продолжительности быть не должно. Но на все воля богов.

— Я тебя понял.

— Так я могу идти? — поинтересовался Лон.

— А что, ты куда—то спешишь? — удивился Тима, причем не тому, что у его духа—раба появились какие—то дела, а тому, что в нем осталось еще место для сарказма.

— Да нет, — пожал плечами коротышка, — просто, как оказалось, в бытии призраком есть и положительные моменты — я теперь могу не бояться умереть и волны мне не страшны. А я люблю волны, — с некоторой тоской в голосе проговорил Лон.

— Развлекайся, — дал добро попаданец, — только не забывай следить за обстановкой на этой посудине и если что—сразу же рассказывай мне.

Бывший боцман согласно кивнул и отправился на палубу, пройдя прямо сквозь ее доски, а Тиму скрутил новый приступ тошноты.

Следующие несколько часов стали для попаданца, наверное, самыми жуткими и утомительными за все две его жизни. Он так не уставал даже тогда, когда целыми днями драил палубу этого, проклятого всем богами, корабля. К постоянным ударам о стену, он как—то уже притерпелся, хотя, иногда, и они были крайне чувствительны. А вот тошнота и качка утомляли сильнее всего. В конце—концов он впал в некоторое забытье, из которого его вывел встревоженный голос Лона.