Тео. Теодор. Мистер Нотт (СИ) - "Hashirama Senju"

Над чаном, в котором стояла бочка, в жутких конвульсиях бился призрак. Полупрозрачная фигура взрослого мага, черноволосого и белокожего, страшно кричала и сжимала своё лицо ладонями. Сизые клубы пара поднимались вверх, а силуэт, напротив, всё опускался ниже, будто бы тонул.

Крики, что издавало существо, отзывались жутким холодом, первобытным страхом в душе юного волшебника. Ему хотелось сжаться в комок, уткнуть голову в колени и плакать, надеясь, что Древнее Зло пройдёт мимо, но он держался. Не потому, что был очень храбр или готов принести себя в жертву. Напротив. Потому, что этот страх так пригвождал его к полу, к холодным камням, что он не мог и пошевелиться.

Так прошла Вечность. Или же один миг. Теодор Нотт, семнадцатилетний волшебник, не мог сказать определённо. Призрак мужчины опустился, став похожим на разлагающийся труп, и вовсе скрылся за стенками, и тогда всё замолкло, ограничившись всхлипами. Возможно, это всхлипывал сам Теодор, а, может, кто-то другой, но жуткие крики отступили. Тео поднялся сначала на колени, потом, сплюнув вязкую слюну, нетвёрдо опираясь на подставку под драконью кожу, на ноги. Пересилив свой страх и ужас, он, снова крепко сжимая палочку с пером феникса внутри, подошёлк чану и заглянул вовнутрь.

Страх и отвращение овладели им. Хоркрукс будто бы вылупился. Вместо диадемы Райвенкло, вместо маггловской жижи, что вся стала сизым дымом, там лежало отвратительное существо. Не грызун, не человек, неведома тварь, имени которой не было, но всем видом своим эта тварь вызывала желание уничтожить её, устранить ошибку, вернуть баланс в магию…

— Авада Кедавра! — Теодор швырнулся этим проклятьем, не до конца осознавая свои действия. Зелёный луч ударил в тварь — и только тогда он понял, что это не было никакое существо. Это была аура, плотная аура магии, выглядевшая так отвратительно вокруг потускневшего серебра диадемы. Зелёный луч пронзил и развеял эту ауру, вспыхнув снопом зелёных искр в остатках жидкости на дне.

Тео с испугом посмотрел на свою руку с палочкой. Он дал слабину, а ведь применение против живого существа этого проклятья было равноценно Азкабану. Вдруг в чане раздалось шипение, и в бурлящей жидкости на дне Нотт успел заметить лишь ладонь с большим пальцем, тающую в несуществующих глубинах… и всё кончилось.

Давление магического фона вдруг куда-то пропало. Руки, обожжённые кислотой, отозвались острой болью, а мысли вдруг улетучились. Мир потускнел и завалился куда-то наверх — а Теодор провалился в бездонную пустоту.

Глава 144

— О, Тео! — окликнул шатающегося Нотта Винсент Крэбб, когда тот ввалился в спальню. — Поздно ты.

Мгновенно считав настроение и состояние товарища и соседа, толстяк отвёл взгляд и будто бы сдулся. Может, он и хотел чем-то важным поделиться, но Теодору было буквально не до этого. Тело горело огнём, голова гудела, и это было ещё благостным облегчением после отвратительных ощущений, встретивших его после возвращения в сознание.

Его спасла мысль, пришедшая среди сумбура сотен других: он вдруг вспомнил про универсальное зелье лечения, сваренное Эдуардом Принцем, и, наколдовав стакан (вышла уродливая чашка), выпил залпом его содержимое. Не задумываясь ни о дозировке, ни о последствиях — только о том, как бы спастись от отвратительных ощущений.

Язвы на коже затянулись мгновенно, ранки на лице — тоже, а потом Теодор выпускал из себя «кракена», стоя на четвереньках на полу комнаты-по-требованию, выплёскивая какую-то дрянь изнутри тела. Собравшись с мыслями и духом, он совершил сверхусилие и, переодевшись и собрав вещи, покинул пределы восьмого этажа и спустился вниз. Аккурат ко времени отбоя.

Сходив в душ из последних сил, написав Джинни отбивку «у меня всё хорошо», проигнорировав все её десяток неотвеченных реплик, наконец, завалившись на свою кровать, Теодор Нотт забылся глубоким сном. Ему снился адский крик, страшный француз Шевалье и кислота, что шипела, пока он в ней тонул.

Утро принесло мало радости. Теодор проснулся затемно, проспав, по ощущениям, даже не пять часов, и невербальный Темпус подтвердил его опасения. Было шесть утра дополудни.

Оба соседа дрыхли в своих кроватях. Винсент задёрнул свой полог, а вот Блейз, как и Нотт вечером, этого почему-то не сделал, и спал, распластавшись в своей кровати и уткнувшись лицом в скомканное одеяло. Оценив бронзовую кожу приятеля, Теодор, снова бледный после зимы, помрачнел и отправился в душ.

За завтраком он поймал себя на мысли, что до дня, когда жизнь в Хогвартсе станет действительно невыносимой, осталось очень немного, а он так и не сообщил об этом и не обсудил планы с Невиллом. Гриффиндорец поймал его взгляд и вопросительно поднял бровь, и Тео не оставалось ничего, как махнуть ему рукой. В полупустом зале из преподавателей была лишь профессор Макгонагалл, с пространным видом глядевшая куда-то в потолок, а потому он не опасался, что это станет предметом интереса замковых надзирателей.

Выходя из-за стола, Теодор по-французски пожелал приятной трапезы Бэддоку и Пакстону, которые только-только сонно доплели до залы. Весенняя атмосфера чувствовалась в замке, пусть даже ещё не кончился март, и многие школьники только и говорили, что о будущих каникулах. Нотт вдруг вспомнил строки послания, переданного ему от Карамеди Уингером ещё в начале осени. «Он хотел, чтобы я поднял восстание здесь, в замке, выманил Пожирателей и прикрылся студентами», — подумал Тео, мрачнея на ходу. — «Но понимал ли он, сколько этих детей окажется в опасности?»

Невилл дожидался его в коридоре, пребывая в отличном расположении духа. Нотт даже позавидовал ему.

— Доброе утро, — хохотнул здоровяк. — Выглядишь помятым, Тео. Всю ночь спасал мир?

Теодора аж передёрнуло от жизнелюбия в тоне гриффиндорца.

— Практически, — туманно ответил он.

— Небось снова писал свои опусы, да?

— Разговор есть, — проигнорировав подкол в тоне приятеля, холодно ответил Теодор. Невилл тут же посерьёзнел, и жестом предложил следовать за ним.

Они поднялись на один этаж вверх, а затем дошли до какой-то статуи, напротив которой едва заметно колыхался на коридорных сквозняках гобелен. Озорно оглянувшись по сторонам, Невилл коснулся палочкой какой-то точки на гобелене, после чего край полотнища «отлип» от стены. Отогнув его, гриффиндорец пропустил внутрь недоумевающего Тео, а затем заполз сам.

— И давно здесь это?..

— Да ещё Уизли пользовались этим тайником. Правда, тут раньше было пыльно, паутина везде висела, а сейчас ничего. Хоть какая-то польза от этой грымзы.

— Ты про миссис Пинкертон?

— Да. Тоже мне, сыщица, почти все выходы из замка нашла. Тьфу. Так о чём ты хотел поговорить?

Теодор вздохнул. В нише царил полумрак, а низкий потолок уходил наверх под высоким углом, вместе со стеной, формируя скат откуда-то сверху. Тео вспомнил, что практически таким же коридором он неосознанно воспользовался, когда убегал от братьев Уизли на Рождество девяносто второго, и облокотился спиной о стену.

— У тебя осталась та газета? — спросил он вместо того.

— Ну, да, — хмыкнул он. — Спасибо Джинни, а то бы мы не догадались, что ты выигрывал нам время.

— Лучше уничтожь её, — посоветовал Теодор и вздохнул. — Я был у Снейпа. Ну, ты слышал.

— И что? Он пригрозил отработками?

— Хуже. Он известил, что как только Тёмный лорд узнает об этом инциденте, так в Хогвартс пришлют дополнительные силы Пожирателей. Не перебивай, пожалуйста. Он не угрожал. Он поставил задачу сделать так, чтобы студенты остались в безопасности, и никто не пострадал.

— Что? Твою мать, да пусть хотя бы ещё один УПэЭс войдёт под своды замка, мы его…

— Что-то ты не бежишь бороться с Руквудом, — перебил его Нотт, тут же сконфузившись — он-то попросил себя не перебивать. — Прости.

Невилл тоже отвёл взгляд. Руквуд, как и ранее, вызывал у студентов какое-никакое уважение, и даже гриффиндорские старшекурсники исправно посещали его занятия.