Слом (СИ) - Моричева Наталия "Кельта"

Но едва Катя смогла привести себя в относительный порядок после долгой дороги, одеться в чистое и устроиться на очень низкой и узкой лежанке, как провалилась в тревожный, изматывающий, наполненный бредом сон.

Даже в мире снов всё плыло перед глазами, люди и места были словно в тумане или дымке. Вот мама накрывает на стол в доме Риссы и укоризненно смотрит на свою дочь. «Я не рожала убийцу» говорит она, и стены перетекают в стволы деревьев вдоль обочины дороги. Вслед за домиком истаивает и мать, а вокруг из лёгкой дымки возникает Эль-Элитин. Он смеётся, убивая напавшего разбойника, и брызги крови стекают по его лицу, переплавляя его в Эль-Саморена... Кошмар сменялся кошмаром, смешивал память о двух мирах в невероятные истории, и Катя не могла вырваться из череды смертей и убийств, пока во сне вновь не оказалась возле стены Артефакта.

Сон отступил, оставив после себя тяжелый, липкий осадок, до последнего пытающийся не выпустить девушку из своей хватки. А рядом негромко разговаривали двое, и их голоса помогали вернуться из паутины бреда.

— Мы тут ещё одеял принесли, ну чтоб не тряслась так, — мужчина с глухим стуком сгрузил на пол тяжелую стопку.

— Молодцы, а теперь неси обратно. Юродивая сказала не укрывать сильно. Лучше расскажи, что нового от соседей слыхать? — женщина с плеском уронила тряпку в воду и отошла к печке подкормить огонь полешком.

— Да что там интересного... Как у них мор пошел, так десятка два людей животом полегло за пару дней всего. А теперь чой-та ими и эльфы заинтересовались. Но больше нигде боляки почитай и не было, да и там как-то странно болели, если купчикам верить. Ну, когда мор только один дом выкашивал?

— Ну и боги пусть судят. А то совсем ведь обнищали тамошние. Ты иди, иди давай. Мне нашей хворой помочь надобно, так что не смущай девочку. И одеяла не забудь!

Мужчина с покряхтыванием вышел, сердито стукнув дверью, а женщина продолжила что-то ворчать себе под нос, хлопоча у печки.

— Можно воды? — хрипло спросила со своей лежанки Катя, неловко пытаясь сесть. — Пить хочется.

— Ох, очнулась, наконец-то. Сейчас, сейчас. Мы так за тебя испужались, три дня вот тут металась. — Хозяйка присела рядом, поддерживая, помогла напиться. — Как затихнешь, так не трогали. Но как лопотать начинала, так аж мурашки: ни слова не понять.

— Простите, не хотела вас пугать.

— Ты полежи ещё, отдохни. После такого сил, поди, нет никаких.

— Нет, — Катя огляделась в полутёмной комнате. — Мне на воздух надо.

С трудом, держась за стену, девушка медленно выбралась во двор, встала, убрала влажные волосы с лица и, часто моргая, с наслаждением дышала. После полутёмного душного домика холодный воздух казался живительно вкусным, свет слепил, но не резал глаза. Высокое, ясное и пронзительно-счастливое небо смеялось над застигнувшей всех врасплох зимой. Это был миг. Эйфория. Прерванные вывернувшей желудок судорогой.

— Какая же всё это ложь, — пробормотала Катя, умывая лицо пригоршней снега, стирая остатки трёхдневного кошмара. — Вся моя дорога, мамочка, вся это проклятая дорога — это такая ложь! — слезы защипали глаза, но не решились показаться. — Ложь, лицемерная ложь...

В этой деревне пришлось задержаться ещё на два дня, прежде чем с очередным идущим мимо караваном отправиться дальше. Девушка плохо представляла, в каком уголке мира сейчас находится, поэтому, всё так же боясь спросить лишнее, она продолжала полагаться на судьбу, надеясь, что та выведет её туда, куда Катя сейчас стремилась. И ей всё равно пришлось петлять окольными путями.

Отступление четвёртое

Золотой пылью рассыпался закат где-то в просвете между деревьями, словно бы по волшебству неожиданно одевшимися за прошедший день в лёгкое кружево первой листвы. А ветер уже подсказывал, что скорей всего ночевать эльфийка будет под крышей, а не на непросохшей земле. И действительно, через пару сотен шагов тропа вывела её к огородам крошечной деревушки.

Люди встретили её приветливо, но без лихорадочного преклонения, как этой иногда бывало. Чувствовалось, что здесь живут люди если не счастливые, то с чистой совестью. Они с радостью согласились пустить девушку переночевать. Это была обычная крохотная деревушка, только...

Во дворе на завалинке Катя увидела необычного старика. Он сидел, сгорбившись годами, откинув легкие седые волосы на бок и подслеповато щуря глаза, спрятавшиеся между морщин. Но самое удивительное, что старик был эльфом. В этой крохотной, меньше десятка домов, затерявшейся в дебрях деревушке Катя больше ожидала встретить лешего и домового, чем эльфа, но глаза и чутьё её не обманывали.

— А что тут делает этот эльф? — поинтересовалась она у развешивающей выстиранное бельё женщины. — Это ведь эльф?

— Да его умирать привели. Давно уже, — чуть удивилась женщина, встряхивая очередную пелёнку.

— У-у-умирать? И когда?

— Этого? Его лет тридцать назад оставили. Он последние лет пять в соседнем селе жил, а вот уж с осени у нас. Ан как Колисса с крыльца на сносях упала, так сразу и перевезли.

— А зачем? Он врач? Ну лечить умеет? — пояснила Катя на немой вопрос.

— Как зачем? Не разумекаешь, что ль? Да и что с тебя взять, тебе, юродивой, так и должно, — задумалась собеседница, но, махнув рукой, ответила. — Они жеж сами помереть не могут, нет в них смерти. Вот и приходится у других просить. А так он дитю несчастному часть своей жизни передаст, а смерть от дитя отодвинет. И всем ладно.

— И всегда так?

— Ой чудные ты вопросы задаёшь... не знаю я. Только эльфов этих мне всё равно жалко. Бедные они, жизнью будто проклятые. Деток у них мало, даже слышала, что если у кого двое в семье, они это за великую редкость почитают. Да и малыши растут только с нашими нянями. А кто вырастет, что его ждёт? Какое счастье может быть, если даже собственное дитя нужно кому-то отдать, если ему добра хочешь? Нет, жалко мне этих эльфов, — женщина подняла опустевшее корыто и вразвалочку ушла в сарай.

Катя осталась смотреть на старика, не зная, что же должна чувствовать к нему. Он просто своим присутствием здесь спасал ребенка, но и использовал его. Она долго пыталась понять, но так и не смогла и, в конце концов мысленно махнула рукой. Но зато теперь стали объяснимы и няня Алли, когда-то позаботившаяся и о ней, и зачем эльфы в городах выходят на улицы и обнимают подряд всех людей. И малышня сама к ним бежит с криками, смехом и улыбками, девушка сама это видела два раза, но тогда побоялась расспросить. И какая ирония, что этих высокомерных гордецов, принимающих свои власть и богатства с презрительным равнодушием, жалеют глупые честные люди. И какой каприз судьбы, эти же люди идут воевать и умирать за эльфов и под их командованием.

***

День уже повернул к вечеру, а Катя петляла по тропинке, то теряющейся в высоком подлеске, то вновь появляющейся серой змеёй под ногами. Девушка устало вздохнула, грустно встряхнула пустую фляжку и медленно пошла дальше, прислушиваясь и присматриваясь, надеясь найти родник или ручей. Но вместо тихого журчания воды она внезапно услышала шум и крики. Подчинившись кольнувшему любопытству, девушка свернула и побежала напрямик на голоса. Через сотню шагов она вылетела на узкую вытянутую полянку, на которой женщина пыталась одновременно заслонить собой четверых детей и спрятаться за спинами вооружившихся палками мужчин. А в нескольких шагах перед ними эльф отбивался от трёх волков.

Катины ноги словно бы вросли в землю, не давая ей ни отступить, ни приблизится. За всё время путешествия ей несказанно везло — ни один дикий зверь страшнее зайца не приближался к её кострам. А сейчас на её глазах серые стремительные тени уже до кости разодрали ногу вооруженного тонким мечом юного защитника, и его рубаха слева была уже бордовой от пропитавшей её крови. Но напавшие тоже несли потери. Первый волк коротко проскулил и рухнул, а оставшиеся двое воспользовались возникшей заминкой: один из них сбил юношу с ног, а второй проскочил к почти безоружным мужикам. Эльф отчаянно закричал, судорожным движением всадил меч в живот удерживавшего его зверя, рывком скинул его, перевернулся и застонал. Он залитой кровью рукой достал откуда-то нож и последним усилием метнул сталь вслед последнему волку.