Предрассветные боги (СИ) - Сергеева Александра

Ибо образ зла может быть разным, а страх перед ним одинаков для всех народов. И пусть славнам не ведомы вон та двуглавая лягуха на козлиных ногах или черномордый красноглазый уродец, все одно, зло, коим от них несет, и для них подлинное зло.

— Ты сможешь их загнать обратно? — хмуро спросила бога Айрул.

— Куда загнать? — не понял тот.

— Обратно под землю.

— А, это. Смогу, не тревожься, — отмахнулся, досадуя, он. — Не о том мысли твои. Поглядывай вон лучше за хозяевами. А то они с перепуга еще и на вас кинутся.

— Луки! — приказала Айрул, стягивая с плеча свой. — Великий, ты, коли что, плотней ко мне жмись. Стрелять нужно.

Стрелять не понадобилось — несколько бросившихся в их сторону баб, завидя скалящихся степнячек, ломанули обратно, вслед удаляющимся воплям. Тронулись вглубь аила и сами воительницы, дабы собрать в кучу полоняников, коих по указке мужиков на крышах домов Перунка приводил в беспамятство. Набралось их изрядно: восемнадцать баб с десятком детишек, двенадцать девок и четыре мужика из Белого народа, торчащих посередь аила в колодках. Из этих Перунка усыпил навечно сразу трех — не жильцы на белом свете. Последнего паренька вернул уж почти из-за кромки, велев тащить его в обоз под догляд Лунёк. Узрев на ногах многих баб проеденные солью язвы, кое-кто из мужиков страшно ругался. А Зеля, Кротка и Лепава чуть не сорвались вслед немилостивым хозяевам бить их стрелами. Драговит навел порядок, повелел забрать три повозки, заготовленные под мешки с солью, и, прихватив десяток мужиков с Айрул, двинул туда, где копали соль.

Поспел вовремя, ибо охранители полоняников из местных, заслышав шум в аиле, помчались туда, разбирать, что за притча такая. Да, видать, вместе с родичами и попрятались. А два с половиной десятка полоняников, разлегшихся в изнеможении на берегу у белых соляных куч, уже, было, надумали смыться. Почти все еще свежие, не шибко калеченные — куда лучше, нежели на прежней копи. Перунка даже не бросился с ходу их править, мол, не горит. Просто обождали, покуда они смоют с себя соль, и потащили с собой в аил, где народ с обоза уже вовсю шуровал по брошенным домам. Все полоняники-мужики с этой копи оказались из одного Рода Оленя, что обретался на закате от прежде освобожденных туров — знавали и тех, и самого Тугора. Они махом сообразили, какая удача на них свалилась, а потому и в одежу воинов сакха весьма споро обрядились, и с оружием их разобрались. Старшим у них был Чедомир — могучий детина лет тридцати с хвостиком — что тотчас попытался выказать освободителям свою волю. Даже могучие стати Драговита с Парвитом его ничуть не смутили — телом-то он им мало уступал. Чедомир с ходу потребовал несколько повозок, дабы набить их добром, что причиталось оленям, и заявил, что не намерен тут околачиваться. Что он, дескать, пойдет прямиком на родную землю.

— И чего ж это тебе тут причитается? — криво ухмыльнулся Небор, надзиравший, как его парнишки-куницы забивают в повозки добро, отобранное старшими мужами да признанными средь баб набольшими хозяйками обоза. — Иль ты тут что-то с боя взял? Тут твоей добычи нет, и не облизывайся. Коли на то пошло, так ты и сам наша добыча. А мы тут все есть добыча славных богатырей с гор, что на восходе. Это вождь Драговит явился к сакха, дабы нас из неволи выручить. Много нас тут, кого набралось из всяких родов-племен. Нас куниц полных два десятка. Туров полтора десятка, да степняков народа Сул под два с половиной. Бабы и вовсе кто откуда — мы и разбирать не полезли. А славнов, что под рукой Драговита, всего семеро, но последнее слово за ним держится. И оспаривать сие один ты такой храбрец нашелся.

— А мне ни туры, ни кто иной не указ! — с вызовом бросил Чедомир. — Я и своей головой горазд. И воли чужой над собой не потерплю.

К Небору шагнул второй по старшинству средь родовичей-куниц Русан, что отличался не только высоким ладным телом, но и недюжинным умом. Драговиту он сразу глянулся достоинством и осторожной повадкой вдумчиво за всем присматривать да на ус мотать.

— Про голову твою не скажу, — холодно оповестил он. — А вот языком ты и впрямь горазд молоть. Мой старшой тебя предупредил, да ты не внял. На рожон вздумал лезть, видать, и впрямь с великого ума. Ну, да мы поперек дороги тебе не влезем. Твоя воля: ступай, куда хочешь! А у нас со своими порядками ты верховодить не станешь. Мы под рукой Драговита из Белого народа славнов ходим своим путем.

— А ты не встревай, — прошипел Чедомир. — Молод еще против меня…

— Молод, — подтвердил Парвит, досель молча любовавшийся на стычку. — Нам с Русаном обоим по двадцати шести лет всего. Да и мой брат старшой Драговит помоложе тебя будет. Ему тридцать лишь на следующее лето сравняется. Однако же, в стычке с тремя сотнями сакха он в одиночку против них вышел. И сюда пришел родичей из Белого народа выручать, да эвон, какой обоз собрал. А ты-то чем славен? Тем, что соль лучше его копать выучился?

Не глядя на пораненные язвами ноги и давнюю голодуху, прыгнул на него Чедомир резво. И выше-то был чуть не на голову, и в плечах шире, но землю носом пропахал уже спустя миг. Да и двух его родичей-помощничков Парвит скрутил в бараний рог за три удара сердца. Разом не угомонил, так пришлось еще поучить.

— Сверни ему шею, — присоветовал Северко, тож подтянувшийся к месту разборок. — Этот уж не угомонится. Так и будет костью в горле торчать. А оно нам надо такую докуку при себе иметь? А хочешь, так я сверну, не побрезгую.

Мальчишки-куницы, собравшиеся за спинами своих старших про всякий случай, одобрительно захмыкали. С противной стороны на них недобро щурились да примерялись к стычке такие же мальчишки-олени. И быть бы драке, кабы не Драговит, что никак не желал, но встрял поневоле — а куда деваться? Им сейчас вот только всей этой мути и не хватало.

— Хорош, — негромко приказал он, заступая промеж горячих голов из двух Родов. — Некогда кулаки чесать. Нас еще третий аил ожидает. Да и на ночевку подале отсюда отойти нужно. Нам сакха в соседях не впрок. Небор, самолично турнешь всех отсюда?

— Да у нас все готово, вождь, — спокойно ответствовал тот. — Сейчас клич кину из аила к обозу вертаться, и трогаем.

— Проследи — на тебя надеюсь. А ты, — обернулся Драговит к Чедомиру, — отваливай, куда собрался. Одежу мы вам выдали. Какие другие пожитки, так собирай сам — мы лишь по верхам пошарили. Кони в аиле есть, повозки тоже. Вздумаешь еще раз нам дорогу заступить, не взыщи.

— И что будет? — зло бросил неугомонный олень, сплевывая кровь разбитой губы.

Что будет, пустодырый познал тотчас — его вместе с сородичами повалило, где стояли, ровно бурей. Да так скрутило, что жалко было глядеть.

— Еще чего растолковать, или дошло? — уточнил Драговит и отвернулся от проученного дурака: — Айрул, ты бы пробежалась чуток вперед. Возьми в подмогу… вон, хоть Русана, да присмотрите нам местечко для ночевки. Вукир! Где ты там запропал!

— Да все тут крутился, — откликнулся Северко. — Я его, пожалуй, возьму, да с Айрул прогуляюсь. Ты как, не против?

— Давай, — одобрил Драговит. — Явился, — буркнул он беззлобно. — Нагулялась, хвороба беспутная?

Вукир с невыразимой важностью прошествовал к приятелю и пристроился почесаться боком о его ногу.

— Северко, — указал тот волку, приученному к именам горцев. — Северко. С ним ступай.

— Вукир, на охоту! — призвал Северко уже из седла. — Давай-давай! Побежали!

Снежок, перебирая ногами на месте, недовольно фыркнул на волка, толи пеняя на задержку, толи не дозволяя отираться вблизи от себя. Вукир пренебрежительно оглядел норовистого жеребца и потрусил прочь из аила. За ним стронулись Северко с Айрул, в седле коей задумчиво пялился в одну точку Перунка. Последним двинул жеребец Русана, коему кто-то из куниц сунул в руки узелок еды и баклажку с водой.

В обобранном поселении забрали все десять повозок, лишь три определив под барахло и хворых, что не могли идти своими ногами. А семь забили зерном, выбрав его подчистую. Почти полторы сотни коней требовали прокорму, что становилось в тягость. Пока-то они еще обходились подножным кормом — пасли их на ночевках по всей округе около обоза, идущего двумя рукавами. А вот предстоящая зимовка мнилась нелегкой в первую очередь из-за коней. И хотя в большей части трех с лишним десятков повозок тащилось зерно, так и тащили-то каждую по два коня. Нужно было поспешать к Великим водам, дабы обосноваться там задолго до снега, коего и тут по зиме в достатке. Вся надежда только и оставалась на четыре воинских поселения вдоль реки, где, по словам Сэбэ, было вдоволь запасено конского и человечьего прокорма. И не абы как, а на пять сотен воинов с теми, кто проходил мимо по своим делам, останавливаясь в этих аилах лишь передохнуть. Горцы ныне собрали под три сотни полоняников, но ведь и то не предел. И на пять сотен воинов в четырех поселениях на всю зиму не запасено — подвозят же время от времени сюда припасы. Стало быть, беда с кормежкой их ждет, пусть не совсем уж неминучая, но грозная. А окрестные сакха, прознав о таких соседях, неминуемо побегут прятать запасенное на зиму. Опять-таки, не у всякого и заберешь последнее — совесть-то поиметь нужно. Одно дело, у соледобытчиков отнять, а другое — у пастухов в драных бешах, коих немало по пути попадалось. Так что, едва они приткнутся к месту зимовки, придется гнать мужиков запасаться на зиму, сколь бы далеко не пришлось отрываться. И барахла лишнего хапать больше не с руки — то дело наживное. А, впрочем, время покажет, как оно там будет сподручней развернуться.