Системный Творец III (СИ) - Сорокин Александр Сергеевич

Сейчас же сил не осталось совсем. Я встал с постели, срешив привести себя в порядок. Выйдя во двор, я подошел к колодцу. Ледяная вода, выплеснутая на лицо и шею, окончательно вернула меня к жизни, смывая остатки сна и тяжелых дум. Я уже собирался зачерпнуть еще, когда из дома донесся знакомый скрип половиц и аромат жареного зерна — Орн принялся за завтрак.

Войдя внутрь, я застал старика за, казалось бы, совершенно мирным занятием: он невозмутимо помешивал кашу в котелке. Несмотря на царивший в доме хаос и предчувствие скорого исхода, его спина оставалась прямой, а движения — выверенными и спокойными. Эта простая, но такая сильная сцена наполнила меня ощущением покоя, и мое внутреннее напряжение немного отступило.

— Проснулся, сынок? — бросил он через плечо, не оборачиваясь. — Садись, сейчас будем есть. Последний раз в этих стенах.

Мы перекусили почти молча, каждый погруженный в свои мысли. Закончив трапезу, мы без лишних слов направились на главную площадь. Город просыпался, но его пробуждение было иным — не суетливым и деловым, а тревожным и поспешным. Из домов доносились приглушенные голоса, плач детей, скрип дверей. На улицы выходили люди, нагруженные узлами и котомками, их лица были бледны и выражали страх перед неизвестностью.

Площадь постепенно заполнялась. У подножия исполинской статуи Топора, неподвижные и мрачные, стояли капитан Горст и магистр Вальтер. Рядом с ними, выстроившись в подобие строя, находились бойцы «Когтя» и Крон. Их вид — холодная решимость, закаленная в боях выдержка — резко контрастировал с перепуганной, неуверенной толпой горожан.

Я заметил бабушку Агату, которая, опираясь на свою резную палку, стояла рядом с Линой, ее матерью и оравой младших детей. Мы с Орном молча присоединились к ним. Лина встретила меня взглядом, полным немого вопроса и страха, я лишь коротко кивнул, стараясь выглядеть увереннее, чем был на самом деле.

Вскоре площадь превратилась в бурлящее море людей. Смесь шепота, всхлипов и приглушенных возгласов сливалась в тревожный гул. Вальтер шагнул вперед. Он не кричал, не размахивал руками, но его усиленный голос, холодный и отчетливый, без труда прорезал шум, заставляя всех замолчать.

— Жители города! — его слова обрушились, как удары молота, не оставляя места для сомнений. — Все видели возвращение наших солдат и воинов Империи. Угроза, что движется на нас, не имеет аналогов. Это не просто набег тварей. Это — спланированное наступление армии Леса, ведомой «Шепчущим». Силы, против которой стены города не устоят.

В толпе прокатился ропот. Многие и так были в курсе от солдат или из слухов, но услышать это от магистра Вальтера — значило поставить окончательную точку.

— Единственный разумный выход — эвакуация. — продолжил он, игнорируя реакцию. — Мы не можем защитить здесь каждого. Но мы можем дать вам шанс уйти. Сегодня, до полудня, город должен быть покинут.

Тут же раздались отдельные выкрики. Седовласый старик с пылающими глазами завопил, что не покинет землю, на которой родился и где покоятся его предки. Другой, помоложе, требовал дать ему оружие, чтобы умереть с честью.

Но прежде чем Вальтер или Горст успели произнести хоть слово, вмешались сами горожане. Соседи, оказавшиеся рядом с бушующими крикунами, решительно схватили их за руки, пытаясь утихомирить шиканьем и уговорами.

— Замолчи, старый дурак! Ты хочешь погубить всех нас? — рявкнул на седого мужчину кто-то помоложе, вероятно, его сын.

— Ты думаешь, мы тут одни? Здесь же дети и женщины! — поддержала его соседка, ее голос звучал встревоженно.

Энтузиазм одиночек был мгновенно и безжалостно подавлен пробудившимся коллективным инстинктом выживания. Люди, еще недавно готовые к геройской гибели, под давлением тех, кому они были дороги, замолкали, опуская головы.

Тогда слово взял капитан Горст. Его голос, привыкший отдавать приказы, прозвучал громко и властно, возвращая толпе утраченное ощущение порядка.

— Времени на сборы нет! — отчеканил он. — Берите только самое необходимое: теплую одежду, личные вещи, еду на два-три дня. Все остальное оставляйте! Вас будет сопровождать гарнизон города. С вами пойдут обозы со всем продовольствием, что мы успели закупить на зиму. О еде и безопасности в пути мы позаботимся. Ваша задача — слушаться командиров и не поддаваться панике!

Закончив, Горст и Вальтер развернулись и отошли от статуи, погрузившись в тихий разговор с Аррасом. Их уход стал сигналом. Площадь взорвалась движением. Город превратился в гигантский, обезумевший улей. Люди бросились по домам, кричали имена детей, лихорадочно собирали пожитки. Воздух наполнился оглушительным гамом, плачем и скрипом повозок.

Орн тяжело вздохнул и коснулся моего локтя.

— Пойдем, сынок. У нас тоже есть дела.

Мы направились в его мастерскую. Войдя внутрь, старик на мгновение замер, окинув взглядом свое детище. Затем он резко встряхнулся и принялся за работу. Движения его были быстрыми и точными. Он не суетился, а методично собирал самые ценные и необходимые инструменты: наборы резцов, специальные пилы, шлифовальные бруски, упаковывая их в прочный кожаный ранец.

Внезапно его взгляд упал на входную дверь. Он замер, уставившись на место, где висела вывеска в виде резного топора и дерева. Она была символом его мастерской, жизни и пристанища.

— Макс. — тихо сказал Орн, и в его голосе прозвучала непривычная неуверенность. — Помоги-ка мне ее снять.

Я удивленно посмотрел на него, но, не задавая лишних вопросов, взял невысокую, видавшую виды стремянку, вышел на улицу и прислонил ее к стене у входа. Я осторожно снял вывеску и передал ее Орну.

Старик принял ее из моих рук с такой бережностью, с какой священник берет древнюю реликвию. Он провел ладонью по шероховатой поверхности, ощущая каждый завиток резьбы, каждую трещинку. Его пальцы дрожали.

— Это не просто кусок дерева, сынок. — прошептал он, не поднимая глаз. — Это… моя история. Моя честь. Моя жизнь, вырезанная в этом дереве. Я не могу… не оставлю ее здесь, чтобы она сгнила или была растоптана тварями Леса.

Его взгляд остановился на мне, и в глубине старых, мудрых глаз застыли непролитые слезы. В них отражалась вся боль расставания, вся горечь утраты, но вместе с тем — несгибаемая воля. Затем он прижал вывеску к груди, словно оберегая самое дорогое, бережно обернул ее тряпкой и положил в сумку, рядом с инструментами. Часть его души и мира теперь была в безопасности, готовая к своему пути в неизвестность.

Выпрямившись и стряхнув с рук невидимую пыль, он кивнул:

— Теперь пойдем за остальным.

Мы зашли в бывший дом моих родителей, служивший ему дополнительной кладовой. Орн направился к сложенным в углу бревнам — остаткам его драгоценных, системных запасов ценной древесины. Он прикоснулся к ним, и одно за другим они стали исчезать в инвентаре.

— Почему ты не сделал этого раньше? — не удержался я от вопроса. — Это же куда удобнее и безопаснее.

Орн обернулся, и на его морщинистом лице расцвела смущенная, почти робкая улыбка. Он пожал плечами.

— Признаться, сынок, для меня все это… — он повел рукой, словно указывая на сам факт существования инвентаря, — все еще в диковинку. Непривычно. Старая собака, новые трюки… — он хмыкнул.

В этот миг на пороге возник Вальтер. Его высокая, аскетичная фигура мгновенно заполнила дверной проем, словно тень.

— Орн. Макс. — кивнул он нам.

— Магистр. — ответил старик, выпрямляясь.

— Я за своим заказом.

Орн кивнул, и мы вернулись в мастерскую. Затем он начал один за другим выкладывать на верстак артефакты. Это были не амулеты, а более сложные предметы: что-то похожее на ловушки для животных. Все они излучали слабое, но уверенное системное свечение. Я не успел вникнуть в их свойства, но по тому, как загорелись глаза Вальтера, понял — работа была выполнена безупречно.

— Все, что вы просили, магистр. — сказал Орн, отступая на шаг. — Я вложил в них все свое мастерство.

Вальтер молча протянул руку, и артефакты один за другим исчезли в его инвентаре.