Иди через темный лес (СИ) - Морган Джезебел

После черных вод его лук пришел в негодность, но Василиса распорядилась выдать ему лучший из ее арсенала. Я от оружия отказалась – пользоваться я им не умею, так зачем зря лишний вес таскать? Сарафан я сменила на плотные темные штаны и подпоясанную рубаху с шерстяным жилетом. Служанки, даром что деревья оживленные, неодобрительно косились, мол, не подобает девице добрым молодцем рядиться.

Вместо оружия Василиса вручила мне оберег – осиновый посох с человеческим черепом. В глазницах тлел золотистый огонек, почти незаметный днем, но ярко освещающий дорогу ночью.

– Что поделать, – говорила царица, вручая мне посох, – обереги выходят только из детских черепов. Приходится заманивать девочек из чужих поселений... Не кривись, ради тебя никого убивать не стали. Черепа обережные – редкость, этому уже не одна сотня лет.

Засыпать, правда, под свет из глазниц и под щелканье челюстей было тяжеловато, но мы привыкли. Тем более знали: пока сквозь веки пробивается золотистое свечение солнечной магии Василисы – мы в безопасности.

– Круги ваши, – кривилась царица, – блажь и чушь для собственного успокоения, и не более. Любая хищная тварь пройдет насквозь и не заметит. Хотели бы под охраной спать, так шаман мог духов об этом попросить! Но шаман твой...

Шаман из волка пока действительно был слабый – друг только-только смирился со своим призванием, ушел в себя, пытаясь понять свои чувства, разобраться в желаниях. Он понимал, что если хочет вернуться в мир живых, то должен завершить свою инициацию, да вот беда – рядом с ним не было старшего шамана, который помог бы и подсказал. Оставалось учиться у духов, но духи в Нави коварны, скорее съедят, чем обучат.

– А что становится с теми, кто умер в Навьем царстве? – спросила я Василису. Мне было немного интересно, что со мной стало, если бы я не победила духа.

– Умирают, – пожала плечами царица, явно не поняв моего вопроса. – Что еще с ними может случиться?

– Ну, мы же и так в царстве мертвых? Должны же души убитых куда-то уходить?

– В подземное царство, – царица поджала губы и отвернулась, закрывая тему. Похоже, ей не понравилось мое напоминание о том, что все они здесь мертвы.

Лес становился все гуще, колючий подлесок выглядел совсем уныло. Изредка на глаза попадались темные и червивые шапочки грибов. Хорошо хоть ни в еде, ни в воде мы не знали нужды. У каждого за поясом висела объемная фляга, у меня даже сохранились водоросли – подарок подводной хозяйки. Волк же, хоть и не ел ничего, тащил основной запас нашего провианта – тонкие лепешки и вяленое мясо.

Я пыталась расспросить его о черных водах, о том, что с ним произошло, когда веревка оборвалась, но он только головой качал. Говорил, что потерял сознание и очнулся уже в золотом городе. Интересно, только я оставалась в сознании и пыталась найти путь? И что бы с нами было, если б великая Змея не пожелала нам помочь?

Я даже расспросила Василису о Змее, думая, что столкнулась с древней водяной нечистью, но царица побледнела и, замявшись, рассказала мне легенду о сотворении мира – ту, в которую верила сама. О темных водах океана, не знавших берега, о змее, сторожившем в толще вод золотое яйцо, и о герое, первом боге, сразившем змея. Бог расколол яйцо на три части, и вышли из него три царства – небесное, земное и подземное. Только вот змей, побежденный, но не убитый, остался в темных водах дожидаться своего часа, чтобы уничтожить царства, объединить три осколка в целое, чтобы не было в мире ничего кроме бескрайней неподвижной воды и золотого яйца в ней.

Не знаю, верить этому или нет, ведь легенд о создании мира лишь немногим меньше, чем пророчеств о его конце, а Змея, для древней, предначальной хтони, оказалась довольно мила.

На первую ночевку мы остановились у обрыва, на высоком холме. Сюда нас завела тупиковая дорожка, и, хотя череп и освещал все вокруг не хуже солнца, новый путь мы решили поискать с утра на свежую голову.

Я свернулась клубочком, закутавшись в плащ. Свет оберега больно бил по глазам, да еще и не согревал, а осенние ночи уже были морозными – мелкие черные лужи по утру затягивало тонким ледком. Шаман сидел напротив, яростно расчесывая костяшки пальцев. Кожа на них вздувалась пузырями и слезала лохмотьями, как после ожога на солнце. Волк шипел, тряс руками, прикладывал к воспаленной коже холодные камни, но боль не унималась. Я сочувственно следила, даже не предлагая помощь – все равно ничего не могла поделать. Даже сорванные ногти быстро зажили – в наследство от яда нежити мне осталась непереносимость света и хорошая регенерация.

– Может, это аллергия на магию золотого царства? – неуверенно предположила я.

Волк процедил сквозь зубы, остервенело сдирая кожу:

– Тогда бы я чесался весь, а не частями...

Его кашель так и не прекратился, терзал его все сильнее и сильнее с каждым днем. Волк хватался за грудь, пытаясь расчесать, разодрать ее, вырвать то, что его мучило. Я вспоминала слова царицы о древнем таинстве и ежилась, как от холода. Я еще могла обманывать себя, но волк понимал, что это разбуженный шаманский дар ворочается в нем.

Я прищурилась, глядя на небо. Свет черепа слепил меня, и я не могла разглядеть звезды, далекие и мелкие, но выходить из освещенного круга ради такого сомнительного удовольствия не собиралась. Я вспоминала свою первую ночь в пути, когда впервые увидела странные и далекие звезды Навьего царства. Я не могла сосчитать, сколько же времени уже ищу сестру, сколько же времени ждет меня Марья. И ждет ли? Может, она уже мертва, а я гонюсь за химерой? Или она уже сама стала навьей тварью?

Я заставила себя откинуть пессимистичные мысли. Ответы на свои вопросы я найду, когда исполню задачу царицы: принесу ей перо Жар-Птицы. Правда, было у меня подозрение, что Василиса захотела таким хитрым образом от нас избавиться – потому что даже сама не сказала, где Жар-Птицу искать. Неизвестно, мол.

Печалило одно – даже спросить не у кого. Василиса считается самой сильной и мудрой чародейкой в Навьем царстве, ровней самой Яге. Не было ни мага в высокой башне, ни старухи в древней землянке, которые указали бы путь, дали сети и приманку, предостерегли и помогли.

– Может, духов расспросить? – осторожно предложила я, ожидая очередной вспышки злости волка, – Ну, как Жар-Птицу поймать?

– Можно, – задумчиво кивнул друг, даже не думая злиться и отрицать свой дар. Похоже, он смирился с ним, пытался научиться с ним жить. – Но это может быть опасно. Кто знает, какую плату затребуют себе духи за помощь?

Я только вздохнула. Волк вспоминал истории шаманов, байки, которыми длинными зимними ночами пугали ребятню, и пересказывал их мне, пытаясь вычленить из вороха придумок зерно истины. И после его рассказов мне очень не хотелось связываться с духами. Казалось, с нежитью – и то безопаснее.

– Давай спать, – наконец не выдержала я. – Утром посмотрим. Вдруг, – тут я усмехнулась, позволив себе размечтаться, – ночью Жар-Птица сама прилетит к нам?

Волк усмехнулся устало, наконец оставив в покое руки. Кожа висела лоскутами, под ней что-то влажно блестело, и я решила не присматриваться.

– Спи. Я покараулю на этот случай.

Я с головой завернулась в плащ, но все равно мерзла. Мне выпадало предрассветное дежурство, когда огонь в глазницах черепа еле тлеет, только защищая, но не освещая. В эти сумрачные туманные часы я могла смотреть нормально, не боясь ослепнуть. Я даже видела в полумраке дальше и четче, чем раньше. Вряд ли бы нам это пригодилось, но подарку Василисы мы все равно не доверяли.

Я резко проснулась за два часа до рассвета, рывком села на месте, словно от кошмара. Крик, разбудивший меня, повторился.

– Лучше бы это был кошмар, – сквозь зубы процедила я, наблюдая, как огромный силуэт скользит над деревьями.

– Кошмар подстрелить нельзя, – ухмыльнулся шаман, целясь в небо. Когда птица сделала очередной круг над нашей поляной, он спустил тетиву. С тихим звоном стрела устремилась вверх, впилась в бок сокола, не ожидавшего нападения. Коротко и яростно крикнув, он исчез за деревьями, уносясь прочь.