Времена Амирана (СИ) - Голубев Сергей Александрович

Но, так же, как у Куртифляса есть конкуренты — да та же Варвара Горгоновна, хотя бы, есть они и у любой из церквей.

***

Патриарх Амиранской Единой Правоверной церкви Его Преоблаженство Онуфрий, будучи обязательным участником всех высокоторжественных государственных мероприятий, был, разумеется, приглашен на свадьбу царевны Принципии и Геркулания Эрогенского. Вот уже неделю он обретался в царском дворце, куда приехал из своей резиденции в Заозерье вместе с многочисленной свитой, положенной ему по его сану.

Проведя скорбный обряд провожания души новопреставленного к престолу Единого, патриарх удалился в свои покои. Дальнейшая суета была ему не интересна. Но отойти ко сну, как того давно требовал немолодой уже, увы, организм, не получилось.

О явлении мага, произошедшем сразу после его ухода, Онуфрию донесли сразу же. И это означало, что поспать не удастся. Какой уж тут сон!

***

Давно уже Единая Правоверная Церковь спокойно и благолепно владычествовала на всей громадной территории Амирана. Прочие, растущие от единого корня, но отошедшие от Истины, конкуренты, вольны были вести свою паству прямиком в Геенну Огненную где угодно — в Амиране им места не было.

Много в свое время было сломано копий и пролито крови, но, в конце-концов, разошлись краями, договорились негласно, и поделили между собой Ойкумену. И это было хорошо, ибо ведомо Единому, что лучше спасти часть, чем дать погибнуть целому. И та часть рода людского, что проживала на территории, окормляемой Единой Правоверной, была-таки спасена.

Но, когда улеглись пыль и копоть былых сражений, обнаружились вдруг и те, на кого до поры внимания просто не обращали. И пусть их было немного, но они были той соринкой в глазу, которая мешает, и которую необходимо удалить. Кроме того, сказано же в Книге притч блаженного Антуана, что баобабы нужно выпалывать пока они ростом с одуванчик. И пусть пока теологи ведут между собой дискуссии о том, что подразумевал блаженный под словом "баобаб", смысл притчи достаточно ясен.

Большинство из этих диссидентов представляли собою тех, кто по врожденной тупости своей просто не мог врубиться в многовековую мудрость древнего церковного канона, и все пытались отыскать какую-то свою, обходную тропинку в Царствие Небесное. Не могли они поверить в простую истину: нет черного входа в Небесную Канцелярию, и путь к подножию трона Единого не имеет альтернатив.

Но, если эти, пусть и шагая не в ногу, но все же стремятся туда же, куда и все правоверные, то другие!.. О, эти опасны уже по-настоящему. Это вам не искренне заблуждающиеся, которых еще не поздно направить на путь истинный. Это откровенные приспешники и агенты Врага рода человеческого. Эти негодяи, вооруженные и обученные самим Врагом, могут многое, и то, что они могут, они охотно демонстрируют простому народу, вводя этим самым народ в соблазн и сея смуту. Эксплуатируя старинные суеверия, они возрождают, особенно в глухих местах, такие проявления вражеского начала, как леших, водяных, домовых, кикимор и прочую нечисть и нежить. А самые опасные вообще занимаются колдовством.

И вот одного из них каким-то злым, враждебным ветром занесло прямо сюда, во дворец! Конечно же, это обстоятельство не могло не озаботить Преоблаженного.

***

Нет, не лег почивать Онуфрий, и своим ближним не дал расслабиться в этот смутный час. Как только донесли ему о чудовищных и противоестественных планах мага, о намерении его воскресить скончавшегося Геркулания, по которому уже проведен был заупокойный обряд — самим Онуфрием, черт побери, проведенный! — о покушении на то, что является прерогативой только лишь Единого во благости своей, Онуфрий немедленно принял меры.

***

Тихо и незаметно, как и подобает скромным служителям Единого, разбрелись по разным углам дворца люди в балахонах цвета неба. И соткалась из них невидимая сеть. И ничто не могло теперь произойти в этих стенах, что миновало бы эту сеть и не помогло бы Преоблаженному принять единственно верное решение, как следует поступить в столь непростых обстоятельствах. Ибо напрямую пойти и помешать кощунству он не мог. Он был достаточно стар и мудр, чтобы понимать, что любовь Бенедикта к дочери переборет любовь к Единому, насчет которой Патриарх отнюдь не заблуждался.

Так что знал Онуфрий и о попытке Шварцебаппера перехватить окаянного волхва за стенами дворца, знал и о том, чем закончилась эта попытка. И о том, куда привели связанного, грязного, истерзанного Арбакорского короля Преоблаженный тоже знал.

Пора было переходить от стадии накопления информации к стадии ее реализации.

***

Если бы не зад, вплотную соприкасавшийся с грубой действительностью в виде жесткой деревянной доски, то блаженное ничто, в которое оказался погружен Шварцебаппер, можно было бы считать абсолютным. Тьма и тишина окружали его. Даже мысли, подобно голодной крысе грызущие его сердце, ушли куда-то. Это была почти смерть. И это было хорошо. И не надо было бояться ее там, в том проклятом подземелье. И тогда не было бы этого ужасного сейчас, а было бы блаженное всегда.

Но, все-таки, это была не смерть. И эти окаянные здесь и сейчас никуда не делись и напомнили о себе скрежетом ключа в замочной скважине. Потом раздался негромкий скрип дверных петель и в узилище вошел человек. В руке у вошедшего был зажженный светильник и его совсем не яркий свет ослепил привыкшего к темноте Шварцебаппера. Проморгавшись, он взглянул на посетителя. Судя по хламиде, надетой на него, длинным волосам, падавшим из-под шапочки на плечи, и бороде, это был служитель церкви. Очевидно, один из тех, что окружали Патриарха.

Он молча вошел, прикрыв за собой дверь и молча встал перед королем.

— Ну?.. — Прервал, наконец, затянувшееся молчание Шварцебаппер.

— Вы, ваше величество, начали благое дело, — разродился, наконец, монах, — вы хотели остановить кощунственное деяние. К сожалению, вам это не удалось. Маг уже здесь, он готовится приступить к своему отвратительному делу.

Монах опять замолчал. Видимо, он хотел побудить собеседника к диалогу. Хотел, чтобы Шварцебаппер как-то отреагировал, выразил свое отношение к происходящему. И Шварцебаппер отреагировал.

— Ну?..

Вздохнув, служитель церкви продолжил:

— Вы можете закончить то, что начали. Ваша сила, ваша храбрость известны повсеместно. Ничто и никто не сможет помешать вам, если вы решитесь воспрепятствовать проклятому колдуну. Вопрос только в одном: готовы ли вы?

— Ну-у…

Предложение было более, чем неожиданным. Но, впрочем, почему бы и нет? И, наконец, свершится то, что не получилось там, на дороге. Пес бы с ним, с колдуном, главное — смерть. Блаженство небытия, к которому он почти прикоснулся, сидя здесь. Так что…

Видимо, сочтя реакцию Шварцебаппера положительной, монах полез куда-то себе под мышку, но, как выяснилось, не для того, чтобы почесаться. В руке у него что-то тускло блеснуло. Меч! Это был меч. Его ли родной, или чужой какой-нибудь, это было сейчас неважно. Шварцебаппер вскочил со скамьи.

— Я провожу вас. — Сказал монах, отдав принесенное оружие. — Идемте.

2

Нет, все-таки, что ни говори, а прав был герой того стародавнего анекдота со своим: "Умерла, так умерла!..". Когда близкий вам человек становится трупом, это трагично, но, согласитесь, если этот труп вдруг откроет глаза — в этом будет что-то иррационально жуткое.

Итак, кашель прекратился. Грудь Геркулания поднялась, заполняемая воздухом и глаза его открылись. Открылись и тут же зажмурились, словно от яркого света. Снова открылись. Взгляд Геркулания сфокусировался сперва на Пафнутии, потом обратился на Ратомира. Оба резко встали и отошли на пару шагов. Так же как непроизвольно отшатнулись и все, столпившиеся вокруг. И только Принципия рванулась было вперед, но, остановленная отцом, застыла на месте, жадно глядя на жениха.

Геркуланий, между тем, приподнялся на локтях, согнул ноги в коленях и, оттолкнувшись ладонями от пола, резко встал. Десятки широко открытых глаз жадно ловили и фиксировали каждое его движение. Те, кому было плохо видно, поднимались на цыпочки.