Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген

Хрейдмаром звался человек с Уксагарда в Западной четверти. То был крепкий бонд, который в юные годы торговал за морем, а потом получил наследство и осел на Бычьем Дворе. Кроме быков, были у него в хозяйстве и бараны. В те годы Гримкель повелел, чтобы все бонды клеймили своих овец, чтобы не было путаницы, за что получил прозвище Баранье Клеймо. Так уж вышло, что Хрейдмар оставил одного барашка без тавра: скотинка была уже старой и не сегодня-завтра должна была уйти на пастбища своих рогатых предков. Жалко было его даже забивать. Один из людей Гримкеля узнал об этом и доложил господину. Тот приехал в гости на Бычий Двор. Хрейдмар принял его радушно, и пару дней Полутролль со свитой весело гулял в Уксагарде. Затем он спросил хозяина:

- А чей это баран ходит без тавра?

Хрейдмар честно ответил, что - да, мой барашек.

- Разве ты не знаешь, что я приказал всем бондам заклеймить скотину? Ты же был на тинге!

- Слуги не доглядели, - пожал плечами Хрейдмар, - да и не думаю, что теперь это важно. Погляди на него, Гримкель: его уже и копыта не держат!

- А знаешь, Хрейдмар бонд, - промолвил Полутролль, улыбаясь весьма приветливо, - я ведь и за меньшее убивал...

Потом Гримкель отбыл, а спустя пару месяцев подстерёг со своими людьми Хрейдмара, когда тому случилось ехать по делам в Северную четверть. Завязалась битва, но силы были неравными, и Гримкель зарубил хозяина Уксагарда, а двор его и всё добро присвоил. У Хрейдмара остался сын Хродгар, хилый парнишка девяти годков. Его определили в домочадцы, а точнее сказать - в рабы ко двору Гримкеля. Один из его людей сказал:

- Дурно ты поступил с этим мальцом, что не заплатил вергельда за его отца.

- Не по скупости, - возразил Гримкель, - но по своей воле. Хрейдмар бонд многовато возомнил о себе, коли подумал, что может не выполнять моих приказов! Вот и поплатился. Пусть ублюдок будет рад, что я его пощадил и содержу со своего добра. За людей более знатных, чем этот хозяйчик, я и то не платил вергельда. Впрочем, - рассмеялся Полутролль, - пусть возьмёт себе этого неклеймёного барана! Паршивый вергельд паршивому юнцу за паршивого мужа.

Вот минуло четыре года. Умер старый баран, умер и златорогий овен с Тордаберга. Хродгар усердно работал на Гримкеля и ничем не выдавал обиды. Вот однажды Гримкель решил отметить осенний праздник Вентракема в усадьбе Уксагард. Хродгару поручили натаскать хвороста, чтобы натопить очаг. Он собрал добрую охапку и как бы между делом напихал туда листьев. Когда занялась растопка, повалил дым, но все уже так напились, что это мало кого смутило.

Зал в стабюре Бычьего Двора был так построен, что вдоль стены, за скамьями, тянулся отгороженный переход. Хродгар вошёл в дом своего отца, промчался в дыму и тенях по переходу и выскочил рядом с креслом во главе стола. За этим резным престолом сиживал вечерами Хрейдмар, держа на коленях маленького сына и дочек, а теперь там расселся пьяный Полутролль. На крюке, вбитом в стену, висела на кольце в рукояти отцовская секира. То была тяжёлая двойная секира с длинным древком и клеймом в виде головы тура на лезвии. Гримкель сам принёс её сюда и повесил подле трона. Хродгар снял с крюка "ведьму щитов", не чувствуя веса, занёс над головой Ормарсона и сказал:

- Это тебе за паршивого барашка от паршивого юнца!

А потом рыжая гора рухнула с плеч Полутролля и покатилась по столу, сбрасывая кубки, заливая скатерть багряным вином жизни.

Хродгар учтиво поклонился ошеломлённым гостям, взбросил секиру на плечо и кинулся наутёк. Его пытались преследовать по горячим следам, но мало преуспели: меньше от пива пользы бывает, чем думают люди! А юноша бежал на юг, на Альвирнес, не стирая крови с лезвия. По дороге объявлял без хвастовства и гордости: да, я убил Гримкеля Полутролля. Добрые люди восхищались и хвалили юношу, но чаще - ужасались и гнали прочь. На Альвирнесе Хродгар попал на уходящий корабль и долго провожал взглядом родные берега. Тревога не отпускала его сердце, пока скалы Альвирнеса не скрылись из виду. Лишь тогда он вытер кровь с топора.

Небо в ту ночь было ясное, и казалось: отец улыбается из Вельхалля сиянием звёзд.

Эту прядь Хродгар нелживо поведал Арнульфу в присутствии Крака, Торкеля и Хагена на праздник Хлорриди. Седой долго глядел на юношу, а тот сидел в безмолвии, уставившись в пол. Окаменел, словно тролль под солнцем. Черты лица заострились: коснёшься - порежешься. В серых глазах застыло море, полное льда.

- Что думаешь делать теперь? - спросил наконец Арнульф.

- Не знаю, - тихо вздохнул Хродгар, - или подамся в Керим, в охрану тамошнего кьяра - говорят, там ценят наших людей и наши секиры, - или тут останусь. Буду гравикингом.

- Я набираю людей для большого и славного дела, - заметил Арнульф небрежно, вычищая щепкой грязь из-под ногтей, - по осени отчалим. Будет много крови, много огня и много золота. Может, не так много, как при дворе кьяра, но уж всяко веселее.

- Слышал об этом, - Хродгар поднял глаза на сэконунга, обвёл взглядом его спутников, и показалось Хагену - вскрылся лёд на древнем море, блеснул на солнце острый скол. А сын Хрейдмара улыбнулся уголком рта, - коли я на то время отлучусь в Эльденбю к моей Турид, пусть вот он, - ткнул пальцем в Торкеля, - сходит за мной. А если, - перебил Волчонка, который уже был готов оскорбиться на работу побегушки, - а если я не захочу идти, то пусть наподдаст мне покрепче, сам знает куда!

Все дружно заржали, а кипучая медь гнева сменилась во взоре Торкеля чистой сталью уважения. Так, в день Гнева, под крышей братьев-викингов, родилась приязнь, что проросла с годами могучим древом, и говорили, что не было дружбы крепче той, что связала Хродгара Тура, Торкеля Волчонка и Хагена Лемминга.

5

Арнульф, как уже было сказано, собирал в Скёлльгарде людей. Шли к нему все, кому ни лень, а не лень было всяким раздолбаям, которым тем летом не нашлось места на лебединой дороге. Впрочем, Арнульф не звался бы морским королём, если бы не разбирался в людях. Ему хватало одного взгляда, чтобы отказать охочему. Принимал одного из дюжины. Но уж если принимал - часами испытывал расспросами. Кто, мол, откуда, чей родич, каково было прозвище двоюродной бабки со стороны отца, куда первым делом смотришь, оказавшись в незнакомом месте, перескажи, мол, первые строки любимой саги... По ходу расспросов делал пометки угольком в маленькой книжице. Иногда стирал написанное. Когда испытуемый не мог ответить - редко прогонял, чаще просто кивал и делал пометку. К осени под крыльями Седого Орла собралось, не считая кормчего, Хагена, Торкеля и Хродгара, тридцать два человека.

То была весьма пёстрая ватага.

Были там и щенки сопливые, и суровые старики, пожелавшие в последний раз отправиться на славное дело, и бородатые герои, крышей которым был полосатый парус, постелью - палуба, а верной супругой - весло иль секира. Берси Китобой из Брунавикена, Гильс Арфист из Тьяльне, Дрогвар Хмурый, знаменитые бойцы Лейкнир Ледник, Рагнвальд Жестокий, Орм Белый и Кьярваль Плащевые Штаны, менее знаменитые Торвид Морж, Утред Бык, Ярнсети Днище, Кетиль Плоский Зад, Свегдир Ожог, Сьярек Селёдка, Рати Копчёный, Модольф Беззубый, Самар Олений Рог и другие.

Были там братья-близнецы Тьодар и Тьостар Тенгильсоны, которых все путали и которые, по слухам, любили друг друга иначе, чем положено родичам и мужчинам, но Арнульфа то не смутило. Были и другие родичи, Сигбьёрн и Стурле Скампельсоны с острова Хёггмар, по прозвищу Злые Барсуки, и уж они-то терпеть друг друга не могли, но Арнульф был дружен с их покойным отцом Скампелем Рундуком, и грозил обоим вызвать его из Вельхалля, коль они не прекратят грызню. Вигольф и Вальтьоф Вестарсоны приходились кузенами сыновьям Скампеля, но не походили на них ни обликом, ни нравом.