Великое заклятие - Геммел Дэвид

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70

– Кто их поймет, этих баб? – сказал Зубр, перехватив веселый взгляд Коналина.

Парень кивнул.

– Я точно не понимаю, но она тебя невзлюбила, это сразу видно.

– Ты думаешь? – искренне удивился Зубр. – Это почему же?

– Я, конечно, могу ошибаться, – засмеялся Коналин.

– Так и есть, – уверенно молвил Зубр.

Мост полыхал, окруженный клубами черного дыма. Ногуста смотрел через реку на восьмерых оставшихся креакинов.

– Есть и другие мосты, – сказал ему Дагориан, – но немного времени мы выиграли.

Креакины разделились. Четверо отправились вниз по реке, на запад, еще четверо – на восток.

– Нам повезло больше, чем мы заслуживаем, – тихо произнес Ногуста.

– Что произошло у вас там, в лесу?

– Один убит, но только потому, что вожак сам захотел его смерти. Это страшные враги, Дагориан. С такими я еще не сталкивался.

– Однако двое из них мертвы, а у нас потерь нет.

– Пока нет, – шепотом ответил Ногуста, и Дагориан вздрогнул.

– Что ты видел своим третьим глазом? – спросил он.

– Не спрашивай лучше.

Дух Ульменеты поднялся в ночное небо над лагерем. Луна светила ярко. Сверху Ульменета видела Ногусту, одиноко сидящего на холме. Кебра и Коналин разговаривали, Аксиана, Фарис и Суфия спали в повозке.

Зубр у костра приканчивал сготовленное Кеброй жаркое.

Ульменета наслаждалась свободой, которую дарил ей этот астральный полет. Здесь, над лесом, не было демонов, не было энтукку с хищными когтями. Она поднялась так высоко, что лунный лес внизу сделался маленьким, перелетела через реку с сожженным мостом и отправилась на поиски креакинов.

В воздухе рядом с ней возникла светящаяся фигура. На этот раз Ульменета разглядела ее хорошо: это был красивый юноша с золотыми волосами.

– Неразумно улетать так далеко, – сказал он. – Креакины увидят твой дух и натравят на тебя энтукку.

– Мне нужно знать, насколько они близко от нас, – ответила она.

– Те, что поехали на восток, потеряют в пути два дня. Те, что двинулись на запад, перейдут реку у Лерсиса, в сорока милях отсюда, и догонят вас только завтра.

– Почему с нами происходит все это, Калижкан? Что ты сделал?

– Здесь небезопасно, госпожа. Вернись в свое тело и усни. Мы поговорим в более надежном месте.

Фигура исчезла, а Ульменета полетела к лагерю, не спеша проститься с желанной свободой.

Снова очутившись в своем теле, она укрылась одеялом, и усталость помогла ей заснуть без труда.

Запахло жимолостью, и Ульменета, открыв глаза, увидела себя в маленьком садике. По ажурной решетке вилась жимолость, красная и белая, на клумбах, освещенных солнцем, благоухали другие летние цветы. В саду стоял домик под соломенной крышей, и Ульменета узнала дом своей бабушки.

Из дома вышел Калижкан – высокий, седоголовый, с серебряной бородой, в одеждах из серебристого шелка.

– Теперь мы можем поговорить, – с поклоном произнес он.

– В образе златокудрого юноши ты меня больше устраивал.

– Должен признаться, госпожа, что это обман, – усмехнулся чародей. – Я никогда не был златокудрым, да и красавцем тоже, разве что как дух. А ты? Была ты когда-нибудь такой стройной и миловидной, как теперь?

– Была, только давно, очень давно.

– В этом месте прошлое становится сегодняшним днем.

– Да, – с грустью подтвердила она.

– Итак, что ты хочешь от меня услышать?

– Все, – сказала Ульменета.

Они сели на скамью под цветущей жимолостью, и чародей начал свой рассказ:

– Я умирал – рак пожирал меня заживо. Более десяти лет я сдерживал его рост с помощью магии, но к старости силы мои стали убывать. И я испугался, попросту испугался. Я искал в древних трудах чары, способные продлить мою жизнь, но чурался обрядов, связанных с кровью. Опустившись наконец и до этого, я принес в жертву старика. Он все равно умирает, твердил я себе (так оно и было), и лишится разве что нескольких дней. Он пришел ко мне охотно, потому что я пообещал выплачивать содержание его вдове. – Калижкан помолчал и заговорил снова: – Это был дурной поступок, хотя я и пытался убедить себя в обратном. Я напоминал себе о добрых делах, которые смогу совершить, если буду жив, и полагал, что они искупят одно-единственное злое дело. Так вступил я на путь погибели. Я вызвал повелителя демонов, чтобы он исцелил меня, но вместо этого он вселился в мое тело. Последним усилием мой дух вырвался на волю и с тех пор обречен смотреть, как зло, совершаемое царем тьмы от моего имени, сводит на нет все доброе, что я сделал в жизни. Сирот, которых я опекал, принесли в жертву, а теперь погибли уже тысячи людей, и город Юса терпит бедствие.

Исправить это почти не в моей власти. Силы мои ограниченны и постоянно слабеют. Смерть зовет меня, и я не увижу, чем все это кончится.

Все, что я могу сделать в оставшееся мне время, – это передать мои знания тебе, Ульменета. Я научу тебя земной магии и умению вызывать священный огонь халигнат. Научу врачевать раны, если они не смертельны.

– Я никогда не была сильна в подобных вещах.

– Теперь ты должна научиться. Я не могу больше прибегать к помощи ребенка. Девочка истощена, и сердечко у нее слабое. Оно чуть было не отказало, когда я поджег мост. Я не желаю жертвовать еще одной невинной жизнью.

– Но не могу же я выучить все это за один день!

– Здесь не существует времени, Ульменета. Мы с тобой находимся в сердце вечности. Доверься мне. То, что ты вынесешь отсюда, спасет не только девочку, но, возможно, и весь мир.

– Я страшусь такой ответственности. Я недостаточно сильна для нее.

– Ты сильнее, чем тебе представляется, и должна будешь стать еще более сильной.

Рассерженная Ульменета вскочила на ноги:

– Возьми себе в ученики Ногусту. Он воин и умеет сражаться!

– Верно, он воин. Но мне нужен не тот, кто умеет убивать, а тот, кто умеет любить.

Ночь была холодная, но Коналин, закутанный в одеяло, не чувствовал холода. Кебра, с которым они сидели вместе, молчал, и Коналину это молчание доставляло не меньше удовольствия, чем разговор. Так уютно молчать способны только друзья. Коналин смотрел сбоку, как серебрятся при луне седые волосы лучника.

– О чем ты думаешь? – спросил наконец мальчик.

– Вспоминаю своего отца.

– Извини, я не хотел тебе мешать.

– Хорошо, что помешал. Эти воспоминания не из приятных. Ты замерз, по-моему, – ступай погрейся у костра.

– Нет, мне не холодно. – Коналин, засучив рукав, почесал начавшую заживать болячку. – Что ты будешь делать, если вернешься в Дренан?

– Попробую стать земледельцем – есть у меня сотня акров в горах у Сентранской равнины. Построю там дом... быть может.

– Ты правда этого хочешь?

– Нет, пожалуй, – улыбнулся Кебра. – Просто мечта такая – последняя. У сатулов есть пожелание: пусть исполнятся все твои мечты, кроме одной.

– Что ж тут хорошего? Разве не лучше, когда все твои мечты исполняются?

– Нет-нет, это было бы ужасно! Для чего же тогда жить? Ведь именно мечты нас подталкивают вперед. Мы живем от мечты к мечте. Ты, скажем, сейчас мечтаешь жениться на Фарис. Когда это сбудется, ты будешь счастлив, но захочешь детей. Человек без мечты – мертвец. Вроде бы и ходит, и говорит, но внутри он пустой, бесплодный.

– Значит, у тебя осталась всего одна мечта? А с другими что стало?

– Ты задаешь трудные вопросы, дружище. – Кебра умолк, и Коналин не стал нарушать молчание. Тепло у него внутри разгоняло ночной холод. «Дружище». Кебра назвал его другом. Коналин смотрел на чернеющие во мраке горы, на луну и на звезды. В этой великой пустоте была гармония, наполняющая душу музыкой тишины. Город такой гармонии не знает, и Коналин всю свою жизнь вел бесконечную борьбу за выживание, борьбу с жестокостью и нищетой. Сызмальства он усвоил, что задаром ничего не делается. Все имеет свою цену, которая ему большей частью не по карману.

Подошел Ногуста, и Коналин почувствовал раздражение – он не хотел сейчас ничьего вмешательства. Но чернокожий молча прошел мимо.

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70