Империя мертвецов - Ито Кэйкаку

Он выпустил еще облако дыма.

– Как раз тогда я и познакомился с Адали. Повстречал ее в лаборатории Томаса Эдисона, когда достиг предела отчаяния. Я тогда буквально сходил с ума и пришел к знаменитому изобретателю спросить, возможно ли сделаться мертвецом еще до смерти. Не умереть и воскреснуть, а умереть, оставаясь при этом в живых. Потому что именно так я себя в то время ощущал. Знал, что со временем оправлюсь от горя, но решил, что навеки застыть в таком состоянии – достойная для меня кара. Эдисон поднял меня на смех. Сказал: «Свобода – в отсутствии выбора». И представил меня ей. Мол, если ищете смерти, то лучше отправляйтесь в путешествие. Он потребовал половину моего состояния, но мне такой мелочи было не жалко.

Батлер уронил руку на кушетку, а его взгляд затерялся среди дыма.

– Я не мог без войны. С тех пор мы с Адали побывали во многих неспокойных краях. Со временем это переросло в работу на «Пинкертон». Я постепенно начал понимать мертвецов – похоже на то, как учиться управлять лошадьми. Когда я начал четко различать их между собой, то осознал, что у них есть своя система. Это не просто куклы: они по-своему существуют в этом мире, только не так, как люди. Тоже подчиняются законам природы. В этом отношении мы ничем не отличаемся от них. Они чувствуют, как лучше поступить в конкретной ситуации, и послушно следуют приказам. Не от живых людей, а от самого мироздания. Если живые чем и отличаются от мертвецов, так только тем, что полагают, будто сами что-то решают. Нам нравится себя дурачить. А раз так, то становиться мертвецом особого смысла нет.

– Напомните, пожалуйста, о чем мы говорили? – покачала головой Адали.

– Ах да. О ней же… Об Адали, – сказал Батлер, глядя на девушку так, будто ее в комнате нет. – Она… феноменальный счетчик. Да… Феноменальный счетчик.

Он отчего-то замялся.

– Я полагаю, весь этот план она разработала для меня. Потому что уверена, что я ненавижу Гранта – до такой степени, что хочу его убить. И к моей величайшей досаде, это чистая правда. Но делать этого я не намерен. Конечно, я не могу простить человека, который разрушил Юг. Но мы с ним вместе пили, болтали, смеялись. И я делал это не для того, чтобы усыпить его бдительность. И вот этого наш феноменальный счетчик как раз постичь и не в силах. Она убеждена, что я только и выискиваю возможность убить Гранта. Талант к хладнокровным расчетам не дает ей интерпретировать мое поведение иначе. Если позволите, это тоже своего рода спектр. Она способна только допустить, что мне мало отрезать голову спящему и я хочу извлечь из этой смерти максимальную выгоду, а еще умеет вычислить вероятность успеха. Я бы взялся за оружие, как и полагается южанину, только если бы Грант согласился на дуэль. Но она этого не понимает, ведь дуэль с точки зрения преимущества над противником – затея сомнительная. Я не хочу, чтобы Гранта убили. Но мои слова не достигают ее сознания. Своим нечеловеческим умом она приписывает каждому подобному высказыванию какой-то дополнительный смысл. И этому – тоже. Считывает за каждым поступком некий «прожект», о котором я даже судить не возьмусь.

Он саркастически усмехнулся.

– Верите ли? На протяжении всего кругосветного путешествия она раз за разом придумывала все новые планы покушений, и каждый раз Гранта спасал именно я. Хотя, разумеется, настоящие покушения тоже случались, и не одно. В Хайберском проходе мы с вами пересеклись ровно потому, что я решил: Бомбей настолько кишит мертвецами с устаревшими некрограммами, что Гранта мне защитить уже не под силу, – заметил он, глядя на потухший кончик сигары. – Правда, еще до нас дошел слух о британских горе-агентах, которые гоняются за Тем Самым, и мы захотели на них посмотреть.

– И она тоже об этом знает? – спросил я.

– Разумеется! Я, в конце концов, не раз об этом говорил, как сейчас с вами. Она знает, но все понимает по-своему. Думает, будто я не нажимаю на спусковой крючок потому, что в ее планах не хватает изящества. Она готовит сцены, на которых последний удар должен нанести именно я. В моем отказе от убийства она видит лишь призыв к работе над ошибками.

Улыбка Адали, застывшей у окна, показалась мне зловещей. В ее разуме, столь далеком от мышления обычного человека, притаилась некая таинственная сущность.

– Зачем же вы спрятались в той роще? – спросил я.

Батлер ответил:

– Чтобы в случае непредвиденных обстоятельств защитить Гранта и императора. По крайней мере, предлог был такой, но я и сам до конца не понимаю. Хотя у Адали такая безупречная логика. Она наверняка сама мне еще все объяснит. И конечно, мне наверняка хотелось взять Гранта на прицел, не без этого. Никогда не знаешь, чего ждать от своих желаний. А вы-то когда догадались?

Я ответил то же самое, что уже сказал Адали:

– Это не совсем корректный вопрос… Как бы вам объяснить? Мне просто показалось, что что-то назревает. Еще когда читал ваше досье, и когда Адали взяла в руки перфокарты. Но больше всего – когда вы сказали, что хотите выманить Того Самого, и предложили план, который по всем меркам слишком опасен. Во что бы там ни верил Грант.

Адали взглянула на меня с удивлением. Батлер возразил:

– Нет, мы действительно собирались использовать Гранта в качестве наживки. Эти действия кажутся вам слишком опасными только оттого, что на замысел накладывается еще и покушение. То Самое – первый приоритет для «Арарата». Против него выслали лучших из лучших. Изначально «Арарат» связался со мной как раз потому, что во время странствий я находил следы Чудовища на полях сражений в самых разных уголках планеты. Президент отдал мне тайный приказ пристрелить То Самое, если не сможем его поймать. А как вы думали, где Адали научилась технике насылать на мертвецов безумие? Ясное дело, что из лабораторий, которые он оставил после себя.

Мозг, заключенный в полусферу.

– Получается… определенный процент известных случаев бунта мертвецов – это на самом деле провокация «Арарата», чтобы выманить То Самое? И инцидент в замке Фалькенштайн тоже подготовили вы?

– Нет. Чудовище тоже не сидит сложа руки. Случаи бунтов повторяются в последнее время все чаще, и я не стану отрицать, что некоторые из них… – Батлер перевел взгляд на безмолвную Адали. – Некоторые из них ее рук дело, однако не все. И Гранта я спасал не только от нее и террористических организаций, которые расплодились во многих странах. Я уверен, несколько атак направило То Самое.

– Он способен свести мертвецов с ума в любое время и даже из отдаленного места?

– Да вы же сами видели, – холодно усмехнулся Батлер, заметив, как мой взгляд метнулся к Адали, и коротко закончил: – «Осато Кемистри».

Там я действительно стал свидетелем необычных явлений. «Записи Виктора». Два превосходных мертвых фехтовальщика. Франкены, пусть и новой модели, но сражавшихся на равных с Ямадзавой и Барнаби… Пишущий шар, в котором оказался мозг.

На первый взгляд казалось, что он настроен на управление мертвецами… Этот мозг проводами соединялся с Тем Самым, эдакое его частичное воплощение, неспособное к самостоятельному передвижению. Мозг, наделенный вычислительными способностями, намного превосходящими человеческие. Я вдруг осознал, что если мертвецами в «Осато» управляло То Самое, то его способности не ограничиваются одним только выведением их из нормального состояния. Что, если те двое, с которыми жестоко бились Ямадзава и Барнаби, так эффективно распоряжались своими телами благодаря внешней помощи? Прямое управление мертвецами…

– Внешний мозг… – сказал я, и Батлер кивнул с удивительной для него серьезностью.

– Мозг мертвеца, заточенный под решение специальных задач. Наша миссия заключается в том, чтобы находить их и уничтожать. Частоту и мелодию, которые провоцируют безумие, настраивают индивидуально для каждого мертвеца и к тому же в зависимости от его положения в пространстве. На это влияет температура воздуха, направление ветра, версия некрограммы. Для управления необходимо производить огромное количество сложных и быстрых расчетов. И к тому же присутствовать где-то рядом, потому что дистанционно эта техника неприменима, передача управления третьему лицу невозможна. Но То обошло ограничения вот таким образом.