— Скажем так, я вижу определенные закономерности, — осторожно ответил я. — Кредитная экспансия не может продолжаться бесконечно. Признаки перегрева появляются все чаще. ФРС уже трижды поднимала ставку, пытаясь охладить спекулятивный пыл.
— Но разве это остановило рынок? — возразил Фергюсон. — Несмотря на повышение ставок, акции продолжают расти.
— Именно поэтому я и использую эту возможность сейчас, — сказал я. — Но к весне ситуация может измениться. Чем выше поднимется рынок на спекулятивных ожиданиях, тем болезненнее будет коррекция, когда реальность даст о себе знать.
Я не сказал ему, что уже через год Доу-Джонс потеряет более сорок процентов своей стоимости, а еще через два года почти девяносто. Такой прогноз в 1928 году звучал бы не просто пессимистично, а откровенно безумно.
— Что ж, надеюсь, ваше чутье вас не подводит, — Фергюсон убрал деньги в сейф. — Через несколько дней я предоставлю вам полный отчет о сформированных позициях.
Я поднялся и пожал его руку:
— Благодарю за сотрудничество, мистер Фергюсон. И еще один момент. Я бы предпочел, чтобы информация об этих инвестициях оставалась строго конфиденциальной.
— Разумеется, — кивнул он. — Мы гарантируем полную секретность для всех наших клиентов.
Покидая офис Фергюсона, я чувствовал особое удовлетворение. Только что я запустил еще один механизм обогащения. Самый агрессивный из всех. Инвестируя в самые переоцененные и спекулятивные активы конца 1920-х, я намеревался выжать максимум из последней фазы рыночного безумия.
Это своего рода финансовая алхимия. Превратить сто тысяч долларов в полмиллиона за шесть-восемь месяцев, используя знание будущего и рыночные механизмы эпохи.
Рискованно? Безусловно. Но с четким планом выхода до начала серьезного снижения риск был контролируемым.
Я взглянул на часы. Пора возвращаться домой, чтобы снова превратиться в Уильяма Стерлинга и успеть на встречу с Прескоттом.
За это утро я заложил основу для двух абсолютно разных стратегий. Защитное перемещение активов в безопасную гавань швейцарского золота и агрессивная игра на росте самых спекулятивных акций рынка.
Двойная жизнь, двойная стратегия. И с каждым шагом моя финансовая паутина становилась все сложнее, а будущая империя — все ближе.
Глава 32
Деловые встречи
Ровно в десять часов я постучал в дверь кабинета Прескотта. С момента последней операции с банками я успел вернуться в отель, сменить облик Роберта Грея на Уильяма Стерлинга и добраться до офиса «Харрисон Партнеры» точно к назначенному времени.
— Войдите! — раздался его командный голос.
Кабинет Прескотта всегда производил на меня впечатление продуманной элегантностью. Никакой показной роскоши.
Только благородное дерево, кожа, приглушенные тона и несколько картин с морскими пейзажами. Обстановка человека с безупречным вкусом и консервативными взглядами.
Сам Джонатан Прескотт стоял у окна, глядя на панораму финансового квартала. Военная выправка, серебристые виски, безупречно сшитый костюм. В свои пятьдесят с небольшим он излучал ту особую уверенность, которая приходит с годами успешной карьеры и твердых принципов.
— А, Стерлинг, — он обернулся. — Как всегда, точен. Присаживайтесь.
Я положил на стол папку с подготовленным анализом портфелей его клиентов. Результат нескольких дней тщательной работы.
— Благодарю за возможность поработать с этими портфелями, мистер Прескотт, — начал я. — Это был чрезвычайно познавательный опыт.
Он сел напротив, раскрыл папку и начал просматривать содержимое, не говоря ни слова. Я молча ждал, позволяя ему оценить мою работу.
— Интересно, — произнес он наконец, остановившись на одной из страниц. — Вы предлагаете небольшое увеличение доли золотодобывающих компаний в портфеле Вандербильта. Необычная рекомендация при текущей рыночной конъюнктуре.
Это первый тест. Старые инвесторы любят проверять аналитическую глубину молодых специалистов.
— Мой анализ показывает, что сектор добычи драгоценных металлов имеет особую контрцикличность, — ответил я, выбирая формулировки, которые звучали бы убедительно для финансиста 1920-х годов. — Последние шесть экономических циклов демонстрируют интересную закономерность. Когда общая рыночная эйфория достигает пика, акции золотодобывающих компаний начинают опережать рынок примерно за шесть-восемь месяцев до коррекции.
Я намеренно не говорил о «крахе» или «депрессии». Такие термины могут показаться слишком алармистскими.
— Это не столько ставка на падение рынка, сколько разумная страховка, — продолжил я. — К тому же Вандербильты традиционно придерживаются консервативного подхода к управлению семейными активами. Небольшое увеличение доли компаний вроде Homestake Mining соответствует их философии.
Прескотт внимательно смотрел на меня, слегка постукивая пальцами по столу.
— Убедительно, — сказал он наконец. — Хотя большинство аналитиков сейчас рекомендуют сокращать позиции в сырьевом секторе в пользу промышленных акций.
— Большинство аналитиков следуют текущему тренду, — осторожно заметил я. — Я предпочитаю смотреть немного дальше горизонта.
Это рискованная фраза, но она точно отражала мой подход. И, судя по мимолетной улыбке Прескотта, он оценил такую позицию.
— Что ж, давайте посмотрим остальные рекомендации, — он перевернул страницу. — Для семьи Кромвель вы предлагаете увеличить долю телефонных компаний и электроэнергетики. Почему?
— Несколько причин, — я наклонился ближе к столу. — Во-первых, эти секторы демонстрируют стабильный рост независимо от экономических колебаний. Люди не перестают пользоваться электричеством и телефоном даже в периоды нестабильности. Во-вторых, эти компании имеют предсказуемые денежные потоки благодаря регулируемым тарифам и долгосрочным контрактам.
Я раскрыл дополнительную диаграмму, которую подготовил специально для этого разговора.
— Но самое интересное здесь. Рост их капитальных затрат. ATT и General Electric инвестируют огромные суммы в расширение инфраструктуры. Это закладывает фундамент для доминирования на протяжении десятилетий, вне зависимости от краткосрочных рыночных колебаний.
Прескотт изучал диаграмму с явным интересом.
— Ваш подход заметно отличается от того, что я вижу у других аналитиков, — сказал он. — Другие сейчас смотрят исключительно на текущую прибыль и темпы роста, игнорируя фундаментальные факторы и долгосрочные перспективы.
Он сделал паузу, словно взвешивая следующие слова.
— Знаете, Стерлинг, это напоминает мне подход, который был популярен до войны. Анализ, основанный на реальных активах и доходах, а не на спекулятивных ожиданиях. Интересно, где молодой человек вроде вас мог усвоить такие традиционные методы?
Вопрос не праздный. Я чувствовал, что Прескотт действительно интересуется моим мировоззрением.
— От отца, — ответил я, используя историю настоящего Уильяма. — Он всегда говорил, что рынок может игнорировать фундаментальные показатели довольно долго, но в конечном счете именно они определяют истинную стоимость компании.
Выражение Прескотта смягчилось.
— Мудрый человек был ваш отец. Жаль, что таких становится все меньше. — Он перевернул еще несколько страниц, просматривая мои рекомендации для других клиентов. — В целом, я согласен с вашим анализом. Особенно меня впечатлила детализация по облигационному портфелю Паркеров. Немногие молодые аналитики уделяют такое внимание распределению по срокам погашения.
— Диверсификация по срокам не менее важна, чем диверсификация по эмитентам, — заметил я. — Особенно учитывая текущую политику Федеральной резервной системы.
Прескотт резко поднял взгляд:
— А что именно в политике ФРС привлекло ваше внимание?
Это еще один тест, и я должен был быть особенно осторожен.
В начале 1928 года ФРС начала постепенно повышать процентные ставки, пытаясь охладить спекулятивный пыл на рынке. Это один из факторов, который в итоге спровоцировал крах 1929 года, но в текущий момент мало кто обращал на это внимание.
