Страшные истории острова Джерси (ЛП) - Майклз Эррен

Он увидел короткую вспышку света на металле, когда лезвие топора пробило дверь. Дерево раскалывалось. Дыра вокруг дверной ручки расширялась. Затем раздался звук удара ботинком по трескающемуся куску дерева вокруг замка.

— Ты убил их всех в их постелях, Ватель? — крикнул Кристоф, его голос был сильнее, чем он ожидал. — Или это были только мужчины? Ты притаскивал сюда женщин живыми, чтобы расправиться с ними с меньшим беспорядком? Ты убивал женщин на глазах у их детей или детей на глазах у их матерей?

Дверь, наконец, поддалась с громким треском, отделяя дерево от металла, и распахнулась, ударившись о стену.

Ватель шагнул внутрь.

Кристоф думал о нем как о маленьком человеке, но он был жилистым и худощавым. Он также был хорошо отдохнувшим и полностью одетым, в то время как Кристоф был босиком, с обнаженной грудью и трясся от страха и изнеможения.

— Сколько их, Ватель? — потребовал он. — Сколько людей ты убил, или ты сбился со счета?

Когда Ватель двинулся вперед, Кристоф отодвинулся, чтобы стол был между ними, но Ватель был быстр. Кристофу пришлось уклониться назад, когда Ватель замахнулся топором на расстоянии вытянутой руки, направляя топор ему в лицо. Кристоф обнаружил, что почти бежит, чтобы удержать Вателя подальше от себя. Мужчина быстро обошел стол и бросился на него. Кристоф уклонился от топора, а затем наклонился, чтобы ударить по вытянутой ноге Вателя, полоснув мужчину по колену грязным ножом. Ватель споткнулся, и Кристоф нанес отчаянный удар, но неправильно оценил расстояние. Оружие было слишком коротким, и инерция едва не стоила ему опоры. Он отскочил в сторону, когда Ватель снова замахнулся топором, целясь ему в живот.

Кристоф неловко приземлился и почувствовал, как его раненая нога подогнулась. Он упал обратно на каменный пол, но продолжал двигаться, отползая назад. Ему каким-то образом удалось удержать рукоять ножа, когда Ватель снова двинулся вперед, поднимая топор.

Кристоф обнаружил, что пятится к маленькой кладовой, которую Ватель использовал для расчленения своих жертв, и наполовину сполз, наполовину упал с низкой ступеньки, прежде чем сумел удержаться на ногах.

Свет из окна превратил черты лица Вателя в ужасающую маску искаженной ярости и ненависти, когда он стоял в дверном проеме. Голоса были самыми громкими здесь, в месте, где большинство из них погибло. Кристоф съежился от громкости.

— Их крики тебя не беспокоят, Ватель?

— Они кричат недолго, — прошипел Ватель. — Большинство из них даже не просыпаются. Полагаю, мне следовало догадаться, что такая утонченная француженка, как ты, спит чутко.

— Ты их не слышишь, да? — прошептал Кристоф, пятясь к окну. Это было единственное место, куда ему оставалось пойти.

Завывающий, визжащий шторм, казалось, теперь вращался вокруг Вателя подобно урагану, голоса выли, как собаки, лающие на бешеного волка.

— Думаешь выбить меня из колеи суеверной чепухой, француз? Ты дурак.

— Думаю, они будут ждать тебя, — тихо сказал Кристоф.

Ватель замахнулся, перенеся весь свой вес на топор. Кристоф отступил в сторону с легкостью опытного фехтовальщика. Он знал, что не может доверять своей поврежденной левой ноге, поэтому перенес вес тела на правую, когда развернулся, схватив Вателя за куртку и используя инерцию удара, чтобы вывести его из равновесия и отбросить назад к окну. Когда Ватель пошатнулся и выронил топор, чтобы удержать равновесие, Кристоф пнул его ногой. Ватель наполовину вывалился из окна, умудрившись ухватиться за раму одной рукой, и издал панический крик, когда его вес чуть не потянул его вниз, в объятия силы тяжести.

Кристоф уронил нож и поднял топор, в то время как Ватель изо всех сил пытался забраться обратно внутрь. Без колебаний Кристоф сильно размахнулся, ударив лезвием топора по цепким пальцам Вателя.

Мужчина закричал, падая, и его голос слился с хором его бывших жертв, которые вопили вокруг него. Он исчез в темноте внизу, и внезапно наступила тишина, нарушаемая только звуком волн, разбивающихся о скалы внизу.

Кристоф покинул Сент-Обен, как только смог передвигаться. В конце концов он поселился в рыбацкой деревушке Ле Хок, на дальней стороне острова. Его разоблачение и разгром убийцы принесли ему небольшую известность, что помогло найти работу. Он нашел приятную работу частного репетитора, обучая мальчиков, которые считали его героем.

Власти обнаружили в доме Вателя имущество, принадлежавшее по меньшей мере четырнадцати разным людям. Они предположили, что он, возможно, убил гораздо больше, поскольку приток временных беженцев-гугенотов обеспечивал ему постоянный приток жертв. Как и в случае с Кристофом, было маловероятно, что кто-то когда-либо стал бы искать этих людей. Казалось, Ватель мудро выбирал своих жертв, пока не встретил Кристофа де Вальмона.

Сам Дом Криков пустовал несколько лет. Люди по соседству жаловались, что иногда по ночам звуки мучительных голосов все еще не давали им уснуть до раннего утра. Кристоф так и не вернулся. Он достаточно часто слышал голоса в своих кошмарах.

В конце концов заброшенное строение было снесено, и часть камней была использована при строительстве другого дома. Иногда по ночам новые владельцы просыпались в ужасе от необъяснимых криков, доносившихся из стен, и вскоре этот дом тоже был заброшен.

Кристоф услышал эту новость за некоторое время до того, как был снесен второй дом, и был опечален. Он надеялся, что жертвы Вателя обретут покой после смерти своего убийцы, но, похоже, этого не произошло.

Он мог быть только благодарен им за то, что их крики разбудили его и уберегли его собственный голос от присоединения к скорбному хору неупокоенных мертвецов.

ДВЕРЬ

Энни никогда не встречалась со своим дядей Джорджем до того, как переехала к нему жить. Все, что она знала о нем, это то, что он был братом ее матери, что он жил в Джерси, и что ее отцу он не очень нравился. Но теперь ее отец был мертв, а мать все еще восстанавливалась после автомобильной аварии, в которой он погиб.

Энни отправили жить к этому незнакомцу на месяц, пока ее мать медленно восстанавливалась в больнице.

Когда он встретил ее в аэропорту Джерси, она испугалась при виде него. Он выглядел старым, слишком старым, чтобы быть братом ее матери, и один глаз у него, казалось, был мертвым. Зрачок его левого глаза был затуманен каким-то молочным цветом, в то время как другой, здоровый глаз представлял собой глубокий черный омут, который, казалось, смотрел на нее с потусторонней напряженностью. Его морщины были глубокими складками, сквозь которые не мог проникнуть солнечный свет, и он был одет в темный архаичный костюм и широкий красный галстук из тех, что вышли из моды несколько десятилетий назад. После шока, вызванного потерей отца, и наблюдения за тем, как ее мать борется со своими ужасными травмами, быть вверенной заботе этого устрашающего вида мужчины было ударом, от которого она оцепенела.

Это была восьмилетняя девочка, с глазами почти такими же темными и глубокими, как единственный все еще функционирующий глаз ее дяди. До несчастного случая она всегда компенсировала серьезный вид этих глаз вечной улыбкой и солнечным настроением, которое выражалось в каждом ее движении. Но жизнерадостность покинула ее. Она была подавлена и утратила импульс, который когда-то заставлял ее взбираться на каждое дерево, которое она могла найти, или пытаться перепрыгнуть через каждую лужу, встречающуюся ей по дороге домой из школы.

Дядя Джордж обнял ее, когда она прибыла в сопровождении сотрудника авиакомпании. Она была настолько поражена его появлением, что, однако, даже этот жест ее не успокоил. Она предположила, что он сделал это из чувства долга. Она небрежно обняла его в ответ, слушая, как он говорит, как ему жаль ее мать и отца, и как он рад, что с ней все в порядке. Он сказал, что рад, что она переехала жить к нему, и что он сделает все возможное, чтобы подбодрить ее. В том, как он произнес эти слова, была странная деревянность, от которой ей стало холодно и неуютно. Они почти не разговаривали, пока он вез ее к себе домой в сельскую местность.