Хранитель для чужой жены - Караюз Алина

– Почему?

Она колебалась. Затем, оглянувшись по сторонам и убедившись, что рядом никого, все же шепнула:

– Говорят, он любил ее. По-настоящему! И… сам же убил.

Мороз пробежал по коже. Я с трудом сглотнула.

– Я думала, она умерла при родах. Из-за ребенка с темной магией. Разве не так?

– Нет, она умерла… раньше, бедняжка, – служанка замотала головой, понизив голос почти до шороха. – Тогда господин еще не знал, что в нем спит темная сила. Он так радовался их свадьбе, а потом…

Она умолкла. Потупилась. По ее лицу мелькнула тень сожаления. Или страха.

Я решила сменить тему – слишком быстро служанка закрылась в себе. Будто ей самой есть что скрывать.

– Скажи, как тебя зовут? – спросила как можно ласковее.

Она настороженно взглянула на меня, но ответила:

– Марцелла.

Снова имя на «М». Может, это она – дочь Химены? Я присмотрелась к ней внимательнее.

Лет тридцать. Довольно красивая, если бы не землистая кожа и обескровленные губы. Черты – мягкие, благородные. Глаза – большие, темные, но пустые. В них ни планов, ни надежды, одна слепая покорность и страх.

Эта ни за что не предаст своего господина, даже под пытками. Потому что знает – он расправится раньше.

Может ли у нее быть сын от Гидеона? Ах, если бы я хотя бы примерно знала, сколько лет этому сыну! Он ведь может оказаться младенцем, а может – взрослым мужчиной!

– Хорошо, Марцелла, это она оформила крыло? – я указала на светлый коридор.

– Да. Леди Эления. У нее был… особенный вкус. Тонкий.

Я кивнула:

– Действительно, прекрасный вкус. Как давно эти покои заброшены?

– Двадцать лет.

– И что же, за эти годы туда никто не входил?

Глаза служанки потухли, лицо замкнулось. Я поняла: эта тема в замке – одна из запретных. Однако она дала мне пищу для размышлений.

С момента смерти первой жены герцога прошло двадцать лет. Неужели он ее настолько сильно любил, что до сих пор не может смириться?

Нет, ерунда. Гидеон Минрах – и любовь? Чушь! У этого человека нет сердца. Вместо него холодный, наполненный кровью камень. Проклятый рубин.

Мне пришлось до боли закусить губу, чтобы сдержать рвущийся гнев.

Дыши, Хлоя, дыши. Ты должна быть спокойной, излучать покорность и доброту. Чтобы никто не догадался, какие черные мысли таятся в твоей светлой душе. Чтобы никто и помыслить не мог, что ты тоже можешь ужалить!

– А другие жены? У каждой были свои покои?

– Нет, госпожа. Для них выделили часть западного крыла. Оно примыкает к апартаментам его светлости, именно туда мы сейчас и идем.

– Хорошо.

Я последовала за ней. Мы шли в тишине, шаги глухо отдавались по каменному полу. Мне показалось, что Марцелла ускорила шаг, когда за поворотом показались тени других слуг. Но вдруг она остановилась, будто что-то вспомнив.

Я тоже застыла, невольно бросая взгляд по сторонам. Мы были в узком переходе между галереями. Здесь не горели факелы, и было чуть темнее, чем должно быть. Мне это не нравилось.

– Госпожа Хлоя, – Марцелла смотрела в пол, ее голос был тише обычного. – Я не смею вмешиваться, но… Позвольте вас предупредить…

Глава 4

Я напряглась.

– О чем?

Она чуть приблизилась.

– Вы не в безопасности. Здесь, в этом замке. Ни днем, ни ночью. Ни при муже, ни без него. И ваш ребенок – не просто будущий наследник. Он – помеха.

– Не сомневаюсь, – прошептала я, испытывая жгучее желание отступить, но осталась на месте. – А ты знаешь, кому он мешает?

Она медленно кивнула.

– Я не могу назвать имен. Но присмотритесь к тем, кто кажется безобидным. И особенно к тем, кто слишком рьяно беспокоится о вашем здоровье.

Я почувствовала, как по коже прошел холодок. Мелькнула мысль, что Марцелла нарочно отводит от себя подозрения. Но ни подтвердить, ни опровергнуть это я не могла.

– Если не можешь сказать, кто мне угрожает, зачем вообще завела этот разговор?

– Потому что у каждой женщины есть что-то, ради чего она готова убивать. Или… спасать.

Ее голос стал почти шепотом. В нем дрожала не жалость, а страх. Этот же страх печатью лежал на ее лице.

Я хотела спросить еще, но нас прервал шум голосов. Марцелла отступила в тень и быстро закончила:

– Вот ваши покои, госпожа. Если кто спросит, я просто проводила вас. И ни о чем с вами не говорила.

– Госпожа, – за моей спиной раздался ровный голос Миранды.

Я на секунду прикрыла глаза, вдохнула, чтобы успокоить учащенное сердцебиение, и только потом обернулась. Медленно и степенно, как полагается герцогине.

В паре шагов от меня ждали приветственно распахнутые двустворчатые двери. Рядом с ними стояла моя горничная. Чересчур прямая, словно легавая, застывшая в охотничьей стойке, она напряженно смотрела в ту сторону, где исчезла Марцелла.

– Что такое? – спросила я как можно безразличнее.

Миранда моргнула и растянула губы в лицемерной улыбке:

– Нет, ничего. Показалось.

Я молча прошла мимо нее.

Новые покои встретили меня тишиной.

Такой, в которой каждое движение, каждый вдох звучали слишком громко. Словно я вошла не в комнату, а в чужую, застывшую память.

Здесь все было… неправильно. Слишком роскошно для узницы, которой я по-прежнему себя ощущала. Слишком чуждо, чтобы называть это своим. Гидеон сказал, что отныне я буду жить здесь. Как его законная супруга и мать будущего наследника. Ведь ни у кого не должно возникнуть даже подозрения, что между нами что-то не так. Особенно у его близких. Среди них, как я уже поняла, слишком много желающих присвоить герцогский титул.

Однако я не первая в этих комнатах. И именно это меня беспокоило больше всего. Пять молодых и здоровых женщин. Пять несостоявшихся матерей. Пять невинных жизней, затерявшихся тенями среди этих стен…

И теперь – я.

Комната была огромной. Свет скользил по мраморному полу, отражаясь в старинном зеркале, которое едва удерживалось в позолоченной раме. Пастельные панели стен были украшены росписью – цветы, птицы, полураспустившиеся бутоны…

Все казалось прекрасным, пока не приглядишься. Один цветок – будто капелька крови. Одна птица – с закрытыми глазами. Один бутон – с потемневшими лепестками.

Я невольно обняла живот.

Слишком тихо. Слишком пусто. Слишком много мертвых женщин до меня.

Высокие сводчатые окна выходили в сад. Близилось лето, и ровные ряды колючих кустов набухли неестественно крупными кроваво-красными розами.

– Никогда не видела таких больших бутонов, – прошептала я, забыв, что не одна.

– Эти розы вырастила супруга нашего господина. Она владела магией земли.

– Земли? – удивленно откликнулась я. – Разве прежние герцогини не были целительницами?

– Были, – подтвердила Миранда. – Все, кроме одной.

– Кроме первой, да?

– Да, госпожа. Не советую вам приближаться к ним или пытаться сорвать. За это можно лишиться пальцев.

Я изумленно обернулась к Миранде:

– Ты мне угрожаешь?

– Что вы, госпожа, – она опустила голову, – разве я смею? Я лишь хочу вас предупредить. Его светлость очень ревностно относится ко всему, что осталось от первой супруги. Как бы вам ни хотелось завоевать его сердце, не покушайтесь на эту память.

Мне пришлось плотно сжать губы, чтобы не рассмеяться. Завоевать сердце Гидеона Минраха? Так вот о чем она думает! Что я хочу добиться его любви. Несчастная! Что бы она сказала, узнай, что я хочу вырвать сердце Гидеона Минраха? Вырвать и растоптать, как он растоптал мое!

Понадобились все усилия воли, чтобы сохранить на лице удивленно-прохладное выражение и ничем не выдать истинных чувств.

– Сколько лет этим розам?

– Чуть больше двадцати. Леди Эления посадила их здесь задолго до свадьбы.

– А сколько длился первый брак моего супруга?

– Один день, госпожа.

Один день…

Помнится, герцог недавно отметил сорокалетие, хотя из-за густой черной бороды он выглядит старше. По всему выходит, ему было около двадцати, когда он впервые женился и потерял супругу. Ту самую, которую якобы "по-настоящему любил".