Забытая часовня (СИ) - Матвеенко Майя

Глава 16. Братья наши меньшие

Когда во вторник утром Вера и Люба вошли в свою раздевалку, там, на низеньких скамеечках, сидела уже не только Надя, но и добрая половина класса.

— Нет, всё-таки странный он какой-то, этот биолог, — разглагольствовал Шуйский. — Видели, какие у него глаза? Жуть!

— И говорил как-то странно! — подхватила Аня, которая в этот раз, вопреки обыкновению, пришла вовремя. — Такие фразочки заковыристые…

— Точно! Может, он инопланетянин? — воодушевился Андрей.

— Эй! У тебя уже совсем крыша едет, Андрюха! — заявила Полина. — Лично меня больше волнует, как мы с ним контрольную писать будем…

— Да, этот свинтус точно что-нибудь эдакое выдумает, — согласилась Машка, кинув в рот карамельку и запустив руку в волосы, где та тут же увязла среди тёмно-русых кудряшек.

— Задобрить бы его как-нибудь, — в унисон произнесли Ната и Марго.

— И как вы себе это представляете? — скептически поинтересовалась Вера, присаживаясь рядом с молчащей Надей.

— Ну, доску там вовремя мыть, домашку делать, на уроки, — Наташа кинула взгляд на Аню, — не опаздывать.

— Не, народ, не пойдёт, — авторитетно заявила Марго. — Так он решит, что мы вундеркинды, и будет только хуже. И вообще, если делать всю домашку и не опаздывать, то мы и так всё выучим. Лучше с ним пообщаться, узнать, что он любит, подарок сделать… Ну, скажем, зайти к нему на переменке, порасспрашивать про эти его «жизненные аксиомы», «вечные вопросы» и другую бредятину, заодно поглядеть, что у него на столе стоит, с чем на работу ходит — эти вещи много о человеке рассказать могут… Ну, по ходу шоколадкой угостить… — с видом специалиста задумчиво произнесла Марго, обводя большими прозрачными серо-голубыми глазами класс и расправляя розовую юбочку.

7 «А» задумался.

— Хороший план, — одобрила Люба.

— Японопомешаная дала «добро»! — съехидничал Кочан.

— Молчи, пупышка видоизменённая! — отмахнулась Люба, одновременно обиженно поглядывая на Федю, который не вступился за свою возлюбленную. Она не знала, что на самом деле это прозвище, данное ей из-за чрезмерной любви к Японии, сам Федя и придумал. — Нет, ну в самом деле, неплохо! Ты, Маргоша, и пойдёшь! И Надю с тобой пошлём, для моральной поддержки! Ей может даже интересно будет, она такие заумные речи любит!

— Не-е-ет! — отреклась Надя, сердито глядя на подругу. — Я не пойду, он какой-то жуткий! Я его боюсь!

— Да я и сама сходить могу! На разведку, так сказать! А потом и остальные подключатся! — решила Марго, взвесив все плюсы и минусы и решив, что даже если классу ей помочь и не удастся, то уж к ней Валерий Константинович точно будет относиться лояльнее.

— Ну вот и хорошо! — сказал Прохор, незаметно подкладывая Наде в портфель записку с признанием в любви. Пятую за последние две недели.

*

— А знаете, какой мне сегодня сон приснился?.. — с восхищением сообщила Люба, когда подруги спускались в столовую после урока Гарпии. Ирина Николаевна, ввиду того, что скоро будут экзамены, ужесточила и без того не напоминающие зефир в шоколаде требования, и большинство учеников чувствовали себя так, словно им раздолбали черепную коробку, вытряхнули оттуда мозги, хорошенько простирнули в стиральной машинке и повесили на просушку где-то очень и очень далеко от законного местонахождения.

— Ну и?.. — проявлять интерес, как обычно, пришлось Вере, так как Надя молчала. Вере порой казалось, что она служит связующим звеном между подругами. Иногда её это радовало, иногда раздражало, но факт оставался фактом.

— Японский сад. Большой. Красивый, — Люба мечтательно повела перед собой рукой и прикрыла глаза, моментально врезавшись в Юру, который шёл впереди. — Небольшие беседки, деревянные, края крыш загнуты кверху, черепица красная… А вокруг сакура цветёт, и ветер по светлым, выложенным булыжником дорожкам гоняет нежно-розовые лепестки… и везде травка аккуратно подстриженная, зелёная-зелёная, большие такие яркие цветы на высоких ножках, типа ирисов, и альпийские горки… Такие художественные нагромождения валунов среди мелких цветочков, а по ним ручейки воды текут, и так журчат, журчат… А на камнях какие-то знаки высечены, вроде бы иероглифы, но какие — не видно. И ещё мостики всякие: и деревянные, резные, и каменные… А я сама — в белоснежном кимоно в мелкий розовый цветочек и с этими деревянными гэта на ногах — ну, обувь такая…

— Сразу видно, что это сон, — хмыкнула Вера. — Иначе белого кимоно у тебя быть ну никак не могло!

— Почему?

— В реальной жизни оно у тебя было бы коричневым с прозеленью!

— Почему?!!

— Потому что ни за что не поверю, что ты в белом кимоно гуляла по саду в этих жутких деревянных колодках, которые по какому-то недоразумению назвали обувью, и ни разу не упала! И не вымазалась как… как… как обычно! Ты же ни платформы, ни каблуки не любишь!

— Люблю, почему это?! — всё больше возмущалась Люба. — Я только шпильки не перевариваю!

— Всё равно… Вот если бы ты упала с моста, запуталась в кимоно или свалилась бы в клумбу, это было бы реалистично, а так… Сон он и есть сон! — Вера философски пожала плечами, подходя к столу.

Надя похихикивала, а Люба, приняв гордый, обиженно-независимый вид, ткнула вилкой картофелину. Но долго молчать и строить из себя смертельно обиженную у неё как обычно не получилось, и она повернулась к подругам:

— Кстати, Надя, а ты заметила, что твой Барашек… Ой! Осторожней! Тихо ты, глаз выколешь! Вера, забери у этой психованной вилку!!! Шуток не понимает!.. Ай! Ладно, я пошутила!!! Всё, всё, сдаюсь, кому говорят!.. Ну так вот, что твой… Пашечкин, — ехидно произнесла Люба, глядя на Надю с другого края стола, но та благосклонно кивнула, — всё чаще что-то один ходит? Без Даши? И галстук снова жёлтый нацепил. А?

Надя повеселела:

— Ага. Заметила. Думаешь, он её и правда бросил?.. Ну ладно, поживём — увидим.

Девочка задумчиво сунула в рот и прожевала картофелину, но настроение было таким хорошим, что она снова повернулась к друзьям и сказала:

— А та рыжая собака опять возле моего дома крутится.

Вера уронила вилку. Люба — тарелку.

— Правда? Давно? — жадно спросила Вера, нетерпеливо перекидывая длинную русую косу через плечо.

— Да со вчерашнего дня… И ночевала где-то неподалеку. Когда я утром сегодня в школу шла, возле меня крутилась. Если вам так интересно, поехали сегодня после школы ко мне в гости! Посмотрим, что этот пёсик за фрукт! А то вдруг окажется, что это овощ! А то эта собачка такая бедная, голодная…

— Что это вдруг за инициатива в тебе проснулась? И любовь к животным? — удивилась Люба. — То котёнка приласкала, то собаку пожалела…

— Да вот с котёнка-то всё пожалуй и началось… Я ещё тогда подумала, что не все животные такие плохие. А это собака… Ну… Я на неё поближе посмотрела — вроде ухоженная… И кусаться не собирается. Только голодная… Но одна я к ней всё равно не пойду! Вот если с вами — тогда ладно.

— Запросто! — дружно согласились подруги.

— Эй! Народ! — завопил ввалившийся в столовую Андрей, подбегая к своему столу. — Помните, что нам биолог сказал? Что каждый кусок пищи надо пережёвывать по сто пятьдесят раз! Не меньше! Берегите своё пищеварение!!! Выплёвывать и пережёвывать ещё раз, так и быть, не обязательно.

— Да ты что?! Тут и так этой гадостью еле давишься, а если ещё и пережёвывать столько…

— Да и на урок опоздаем… Хорошо ещё, если только на этот, — добавила Полина.

— Так ведь в том-то вся и фишка, подруга, — подмигнул Шуйский, хлопнув девушку по плечу. — Опоздаем так опоздаем, а если что, скажем, что это Валерий Константинович во всём виноват, это он нам сказал! Здоровье прежде всего!!!

Семиклассники честно пытались жевать как положено (все с удивлением оглядывались на отчаянно жующих с таким видом, словно их сейчас вырвет, и что-то бормочущих про себя ребят), но после пятидесяти сбивались и проглатывали. Шуйский бегал между тихонько считающими учениками и следил, чтобы никто не мухлевал. Однако когда прозвенел звонок на математику, 7 «А» с отвращением покидал вилки с тарелками на стол, послав Андрея с его здоровым питанием и заявив, что «мы уж лучше на уроках посидим».