Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир"

Малика опешила:

— Хёска?

— Когда-то ты сказала, что в тебе просыпается тёмная сторона, способная уничтожить мир. Я помню, как корчился от боли, лёжа рядом с тобой на полу в ванной. Слышал, как трещит замок. Слышал звон стекла. Это было в Лайдаре. Потом был ураган в день рождения Адэра. Я хорошо его помню. В моей комнате под напором ветра выгнулась металлическая решётка на окне. Я много раз был в Порубежье, но никогда не видел такого. Не понимал, что происходит, пока ты не объяснила, что боль, которую ты выпускаешь из себя, и есть твоя тёмная сторона. Но даже тогда я сомневался.

— Всё, о чём говорят женщины, — домыслы. Твои слова.

— Над Святой Спиралью никогда не шли дожди, там не осыпались барханы и не рушились крепостные стены. Это сотворила ты. Я представил, что будет, когда твоё чёрное «я» возьмёт верх, и приказал Хёску сделать так, чтобы ты радовалась жизни, а не искала в ней изъяны. И за это я его казню.

Малика схватилась за край стола:

— Со мной всё в порядке. Зачем его убивать?

Иштар скривил губы:

— Как же ты глупа, женщина. Я казню Хёска не из-за тебя, хотя приговор звучит: «За совершение действий, причинивших вред здоровью шабиры». Я накажу его за своё унижение. А ты… Я больше не хочу тебя видеть. — Он тяжело поднялся. — Тебе сообщат, когда корабль будет готов к отплытию. — И вышел из комнаты.

Малика кинулась в полутёмный коридор:

— Иштар!

Но он уже исчез за поворотом.

Малика вбежала в главный зал и замерла: почему так светло? Раздался треск, сверху посыпались стёкла. Купол не выдержал шквального ветра… От слепящего света стало больно глазам, в голове разлился кипяток. Малика повалилась на пол и, обхватив голову руками, закричала. Рядом глухо стукнуло, словно сверху сбросили мешок с солью. Малика открыла глаза: вместо мешка на полу лежало окровавленное тело. На четвереньках поползла к бедняге. Осколки купола впились в колени. Взвыв, Малика перекатилась на спину и увидела, как прямо на неё летит часть потолочного карниза. Она смотрела с ужасом на глыбу, понимая, что не успеет отползти.

Раздался грохот, в воздух взметнулась волна пыли. Малика не смогла сделать вздох от нестерпимой боли: придавило ноги. В глаза сыпался песок. Рядом слышались чьи-то стоны. Вдруг тело воспарило над землёй. Вот и всё…

— Эльямин…

Малика подняла веки. Темно. Трещат доски. Раздаются щелчки хлыста. И жарко. Невыносимо жарко. Она в аду?

Сквозь мутное марево проступила ветвь с шестью листьями. Татуировка на виске Иштара… Под спиной Малики прогнулась перина, затылок погрузился в подушку.

— Где Хёск? — спросила Малика, видя только струйку пота, сбегающую по гибкой ветке. — Хёск жив?

— Его сейчас приведут.

— Мои ноги. Я их не чувствую.

Прикосновения горячих ладоней к ногам вызвали волну колких мурашек.

— Господи… — выдохнула Малика. — Как же я испугалась…

— Что с тобой происходит? — прозвучал голос Иштара.

— Купол рухнул.

— Купол на месте.

— А люди? Они стонали.

— В зале были только ты и я.

— Вернулись видения…

Хёск и Иштар долго беседовали возле окна. Малика, закутавшись в плед, смотрела в потолок. В голове билась назойливая мысль: она в капкане.

Потерев подбородок, Хёск присел на краешек кровати:

— Придётся пить лекарство, Эльямин. Время от времени я буду менять компоненты, чтобы избежать привыкания и побочных эффектов.

— Всю жизнь? — прошептала она.

— Этого я не знаю.

— Я перестану быть собой.

— Но это лучше, чем впускать в себя чужую память. Ты же не видишь ничего хорошего. Представь, что будет с тобой через месяц.

Малика перевела взгляд на переплетение фиолетовых символов и линий на лбу жреца:

— У меня нет выбора?

— Боюсь, что нет. Ты права: я жрец не от Бога, я обычный человек. Мои знания и умения далеки от совершенства. Я могу облегчить тебе жизнь, но не могу закрыть двери, которые открыл перед тобой истинный жрец.

Малика свесилась с кровати и пальцем нарисовала на полу арочные двери. Прежде чем их закрыть, из них надо выйти. И это не двери, а Врата Сокровенного.

— Мне нужна ночь Молчания.

— Такая ночь бывает только перед коронацией, — сказал Хёск.

— Придумай что-нибудь. Мне нужна ночь Молчания и лестница с Вратами Сокровенного. Пусть из дворца принесут одежду, в которой я была на коронации. Тот же зажим и те же туфли.

Вечером Иштар принёс Малике одежду.

— Лестница готова? — спросила она, раскладывая платье на кушетке.

— Не так быстро. Потребуется несколько дней, — ответил Иштар и направился к выходу.

— Побудь со мной, — попросила Малика и села на подоконник.

Подойдя к ней, Иштар устремил взгляд в непрозрачное окно:

— В этой комнате ты ничего не чувствуешь?

— Нет. Чистая комната, без тёмного прошлого. — Малика подышала на стекло и нарисовала пальцем квадратную спираль. — Давно дружишь с Хёском?

— Мы оказались с ним в одном воинском подразделении. Он учился на военного врача, а я был простым воином. После несчастного случая я потерял дар речи, и Хёск заботился обо мне. Как-то в подразделение приехал Шотююн, брат моего прадеда. Он набирал себе учеников. Меня ему даже не показали. Немой лоцман… — Иштар хмыкнул. — Хёск пошёл к Шотююну и уговорил его взять меня. Не знаю, как ему это удалось. Он до сих пор считает, что меня вылечило море, но я-то знаю: меня вылечил друг.

— Ты говорил, что стал учеником Шотююна, когда тебе исполнилось четыре года.

— Всё верно. Я получил травму, когда мне было два, и не разговаривал до семи лет.

— Тебе было всего два года…

Иштар кивнул.

— А Хёску?

— Десять.

Малика ладонью стёрла рисунок со стекла:

— Я прощаю его.

— Я уже вынес приговор. Казнь отложили на несколько дней.

— Я могу запечатывать не только двери. Я могу запечатать твой приговор. Верно?

Иштар перевёл взгляд на Малику:

— Верно. Но так делать нельзя. О противоборстве хазира и шабиры никто не должен знать. Открытая конфронтация опасна и чревата неприятными последствиями.

— Я прощаю Хёска, а тебя — нет. Ты не умеешь дружить, Иштар. Вместо того чтобы заступиться за друга, ты взвалил на него свою вину. Я покину Ракшаду с первым же кораблём и увезу с собой Галисию. Ты поступил с ней не по-мужски. Ты был обязан с ней встретиться и объяснить, почему передумал жениться, но этого не сделал.

— Ты в Ракшаде. Здесь мужчины не разговаривают с женщинами.

Малика улыбнулась:

— Я отвечу на твой вопрос. Да, я танцевала с Адэром. Я люблю его, Иштар. Люблю его так, как не способна любить ни одна женщина на свете. Я прощаю ему всё и принимаю его таким, какой он есть. Его поступки, его слабости разрывают моё сердце, но я продолжаю его любить. Я так люблю его, Иштар, что каждый день, каждый час я расплёскиваю свою жизнь, как воду из чаши, смотрю на донышко, понимаю, что скоро конец, и жалею, что у меня нет второй жизни, чтобы отдать ему.

— А он тебя любит?

— Любит.

— И поэтому отпустил?

— Он выжигает свою любовь другими женщинами, временем и расстоянием. Даже в этом я его понимаю. Мы не признавались друг другу в чувствах и не давали друг другу обещаний. Мы разыгрывали спектакль. Наши роли помогали нам жить и не позволяли появиться призрачной надежде. Когда я вернусь, мы вновь наденем маски, но наш свет станет ярче, наши чувства станут жарче. Ты не знаешь, что такое любовь, и не знаешь, что такое дружба. И мне грустно, что я в тебе ошиблась. — Малика спрыгнула с подоконника и скрылась в смежной комнате.

Через три дня Хёск сообщил, что лестница готова и Кеишраб замолкнет на всю ночь. Облачившись в фиолетовое платье, Малика надела непрозрачную чаруш, застегнула на шее зажим и перед рассветом вошла в тёмный зал. За стенами гудел ветер, стеклянный купол покрылся слоем пыли и песка, но Малика этого не видела, как не видела возле входной двери двух воинов.

Хёск взял её за руку и провёл к лестнице. Малика встала к ней спиной. Нащупывая ногами ступени, начала подниматься. Она хотела повторить все действия задом наперёд, надеясь, что это поможет избавиться от видений.