По извиистым волнам (ЛП) - Лейн Вал И.

Он пошевелился и моргнул, словно принимая мои слова близко к сердцу. Что-то во мне перевернулось. Возможно, мои слова были обращены не только к нему, но и ко мне тоже. Проклятия Корделии преследовали меня достаточно долго. Пришло время и мне освободиться от этого мрачного бремени.

— Корделия сказала мне, что у сирен нет души, — добавила я. — По крайней мере, у тебя есть душа, которую нужно спасти.

— Этого не может быть, — сказал Майло, и в его голосе послышалось напряжение.

— Я не знаю, так это или нет, — сказала я, беря его за руку. — Но знаю, что глупо притворяться, что в нашем прошлом — или настоящем — не было вещей, о которых мы сожалеем. Но мы должны либо решить, поддадимся ли мы этому, либо будем бороться с этим. И пока мы боремся, мы никогда по-настоящему не потеряемся.

— Оставайся верным северу. — Его губы едва приоткрылись, когда он пробормотал эти слова, на его лице появилось глубокое выражение, будто он вспоминал их откуда-то.

— Что это значит?

— Это то, что однажды сказал мне мой старый друг. И это означает именно то, что ты только что сказала, — он улыбнулся, и от его улыбки по мне разлилось тепло, похожее на мягкое красное сияние летнего заката.

— Тогда давай простим и будем бороться.

Я подошла с ним к поручням по правому борту. Это было недалеко, учитывая небольшие размеры корабля, но этого было достаточно, чтобы еще раз быстро обменяться словами, прежде чем Майло протянул окровавленные четки за борт корабля.

— Если и есть что-то, о чем мне здесь напомнили, так это то, что в глубине души мы все рабы тьмы внутри нас, — сурово сказал Майло, наблюдая, как кулон с крестом болтается над бурлящей черной бездной внизу. На несколько секунд он склонил голову в молчаливом раздумье, а затем разжал руку. Четки соскользнули с его пальцев и упали вниз. Даже в темноте шхуна шла так низко над водой, что можно было разглядеть медленно опускающиеся бусинки, а вокруг них в морской воде расцветали кровавые пятна.

Я повернулась к нему и поцеловала в губы, надеясь, что он действительно начал избавляться от чувства вины, и надеясь, что смогу сделать то же самое, чтобы не быть лицемеркой.

— А теперь иди поспи немного, — прошептала я ему на ухо, прежде чем отстраниться.

Второй и третий день мы провели как в тумане, просто плыли вперед и внимательно следили за нашей компанией, идущей позади. Я заступала на вахту рано утром, поэтому часто проводила долгие минуты, стоя на носу и глядя, как морской бриз заключает меня в свои прохладные объятия, а соленый утренний туман оседает бисеринками на ресницах.

На третий день я посмотрела вниз, на воду, ее сапфирово-голубую гладь, сверкающую на солнце, как драгоценные камни. Я старалась не думать о том, что может лежать далеко внизу. Моя душа сирены спала долгое время, и я ничего не слышала о ней с тех пор, как приняла русалочий облик в лагуне. Но я почти желала, чтобы она была сейчас здесь. Я хотела, чтобы был какой-нибудь способ воззвать к ней. Мне нужны были ее смелость, бесстрашие и тоска по морю. Потому что я знала, что рано или поздно, как только мы найдем местонахождение трезубца, останется только один способ заполучить его. И для этого потребовалось бы темное, бездонное погружение в тонущие глубины Дьявольского треугольника.

34. Не все сокровища — серебро и золото

Майло

Каждое утро в течение следующих трех дней я наблюдал, как Катрина стоит на носу корабля. Я знал, что она подумывает о том, чтобы нырнуть за трезубцем. Она была нашей единственной надеждой заполучить его, но я не хотел, чтобы она несла этот груз в одиночку.

Я наконец-то смирился с тем, что Тейн не собирается прекращать погоню, и нам, в конце концов, придется дать ему отпор. Эта мысль привела меня в ужас, ведь я знал, что нас всего четверо против множества людей из его команды. И сам он был более чем грозным противником. Я знал, что если он доберется до нашего корабля, нам придется бороться за выживание. Но решил, что если он еще раз попытается тронуть Катрину, я выпотрошу его никчемные кишки у штурвала его собственного корабля и заставлю его людей наблюдать. Даже если Катрина потом будет считать меня чудовищем, я больше никогда не позволю ему причинить ей боль.

Вечером третьего дня Ной предложил еще немного порулить кораблем, и паруса пришлось немного отрегулировать, что дало мне несколько дополнительных часов свободы, которые я обычно не мог себе позволить. Мы с Катриной вместе работали в каюте, разрабатывая план на тот момент, когда прибудем к предполагаемому месту нахождения трезубца. Пока мы обсуждали это, как и когда, я поймал себя на том, что теряю концентрацию, наблюдая за тем, как она говорит, мой взгляд задержался на ее розовых губах, когда она рассказывала о нырянии в воду.

Я расправил плечи, изо всех сил стараясь сохранять сосредоточенность, когда мы склонились над маленьким угловым столиком в каюте, но что-то в ней в тот момент удерживало меня в плену и отказывалось отпускать. Возможно, дело было в том, что она говорила так смело и с готовностью собиралась сделать все, что угодно, чтобы заполучить трезубец. Или, возможно, только ее красота взывала ко мне, как песня сирены. Суровые дни, проведенные в море и на острове, создали в ней необъяснимое сияние. Ее кожа сияла глубоким, словно обожженным солнцем теплом, которое усиливалось из-за того, что ее темные, развевающиеся на ветру волосы обрамляли лицо и стройную шею пышными волнами. Я наблюдал за тем, как она приподнимала подбородок, когда говорила, и заметил изящные впадинки на ключицах. Я вспоминал каждый божественный изгиб ее тела под свободной туникой, которую она носила. Боже, я хотел ее прямо здесь и сейчас.

Если бы не эти вещи, которые заставляли меня терять концентрацию, это могло быть только одно… я не знал, что ждет нас впереди. И не смог защитить нас. Я не могу остановить то, что надвигалось.

— Могу я тебя кое о чем спросить? — наконец-то выпалил я, прервав Катрину, когда она рассказывала о том, как поплывет вниз, найдет трезубец и вернется, как только мы уберем корабль Тейна.

Она посмотрела на меня в замешательстве.

— Да, в чем дело? — Она приподняла брови. — Продолжай.

— Насколько сильно ты меня любишь? — спросил я, наклоняясь вперед. — И подумай хорошенько, прежде чем ответить.

Она огляделась, очевидно, застигнутая врасплох моим вопросом.

— Ну, — она глубоко вздохнула. — Почему ты спрашиваешь об этом? Ты думаешь, я не…

— Нет, ничего подобного. Я знаю, что ты любишь меня. Но просто ради шутки, если бы тебе пришлось выразить это словами, как бы ты это сделала? — Я с нежной улыбкой кивнул, чтобы она продолжала. Если бы она сочла, что вопрос задан слишком прямолинейно, я бы превратил это в игру.

— Я… я бы сказала, что люблю тебя всем сердцем. И… и я не могу представить свою жизнь без тебя. Я бы не хотела представлять такую жизнь. Ты… ты для меня все. — Она покраснела, посмотрела на кольцо, которое я ей подарил, и осторожно поправила его пальцами. — Теперь тебе лучше? — Она рассмеялась.

Черт.

Я никогда не думал, что признание в любви может быть таким болезненным. Я мог только надеяться, что она лжет. Может быть, было что-то еще, что волновало ее больше… может быть. Возможно, ей следовало просто влюбиться в Беллами. Я бы этого хотел. Потому что я очень боялся, что если это правда, то ее ответ означал что-то пагубное. Что-то, о чем я пока не хотел думать, хотя и знал, что рано или поздно мне придется с этим столкнуться.

Пока что лучше подождать. Потому что прямо сейчас, в этот редкий момент, когда мы остаемся наедине, я хотел только одного — прижать Катрину к стене и любить ее до потери сознания. Я хотел еще раз увидеть звезды вместе с ней.

Она стояла, прислонившись спиной к стене, и смотрела на меня, в ее глазах было такое же страстное желание, как и в моих. Я потянулся к ее руке и поднес ее к своим губам. Я поцеловал каждый пальчик, нежно посасывая и лаская губами. Она прижалась ко мне, другой рукой нежно поглаживая мои мышцы. Она блуждала по моему телу, не оставляя ни одного незанятого места.