Охота на охотника (СИ) - Демина Карина

- Действительно.

- Вам дурно? Вы бледная такая... это все из-за диет. Бросьте, худоба вредит женскому здоровью, уж послушайте меня... а на границе опасно. Стреляют там. Я и подумала, если служить, то пусть тут служит.

- Где?

- В Арсиноре. Есть же тут штабы какие-нибудь?

- Какие-нибудь наверняка есть, - отпускало, медленно, тяжко, будто нехотя разжималась невидимая чья-то рука, позволяя сердцу биться с прежней силой.

- Вот! И значит, найдется местечко для талантливого юноши... - Ангелина Платоновна определенно воспряла духом. - Надо просто попросить.

- Кого?

- Кого-нибудь... я Ганечке так и сказала, но он еще злится на Левоньку... почему? Та история когда была... сколько еще мальчику мучиться?

Лизавета надеялась, что долго. И раздумывала, стоит ли лезть в эти семейные дела или же понадеяться на собственное Вольтеровского упрямство, которое не позволит вернуть блудного сына в Арсинор. А то ведь и вправду хватит у Ангелины Платоновны сил и наглости отыскать протекцию.

- И женить... я внуков хочу, - произнесла она доверительно. - Двух. И девочку всенепременно... чтобы волосики светленькие и глаза синие.

- А если не светленькие?

Ангелина Платоновна лишь захихикала как-то совсем уж по-девичьи, отмахнулась, мол, глупости какие. Как у ее идеальной воображаемой внучки могут быть волосики да не светленькими?

- Главное, - она вновь наполнила фарфоровую чашечку, - невесту подыскать подходящую. Вы же поможете?

- Чем?

- Расскажете мне, кто тут и как... не подумайте, мы не бедные, у нас состояние есть. И папенька мне оставил. И Ганечка наслужил... да и Левонька пополнит.

В этом Лизавета изрядно сомневалась, но сомнения благоразумно оставила при себе. Ангелина Платоновна же поерзала и продолжила:

- Я же не глупая, я все понимаю, что здесь связи нужны... у Ганечки медалей за службу много, а вот связей нет. А если у жены будут? Вот вы знакомы с Одовецкой?

- Знакома, - призналась Лизавета.

- И как она вам? Конечно, говорят, что она манерами слаба, в монастыре воспитывалась, но так даже лучше... я ее в поместье заберу. У нас воздух преотличный, самое то, что для детей надобно. Левонька пока рос, ни разу не заболел. Будет себе рожать тихо...

Лизавета с трудом сдеражалась, чтобы не фыркнуть.

- Или Таровицкие... но говорят, что слишком красивая девка. А красивые всегда себе на уме. Мне вертихвостка не нужна ни за какие деньги. Деньги у нас и свои...

- Есть, - сказала Лизавета.

- Я и про тебя думала... ты милая, обходительная, но старовата уже. У старых больные дети родятся. Да и связей у тебя нет, а еще любовники...

- Какие?

Ангелина Платоновна плечиками пожала, добавив:

- Говорят... я-то сплетен не слушаю, но... ты мальчику не поможешь... еще вот Вышняты дочь есть, но она ж нелюдь! Как можно вообще нелюдей к людям пускать?!

- Не знаю, - Лизавета поднялась. - Прошу простить, но мне и вправду переодеться надо, все же вскоре...

[1] Века с 16 покровителем мальчиков считался Георгий Победоносец, чей цвет красный, а для детей он «смягчался» до розового. А покровителем девочек Святая Екатерина, ее цвет синий, превратился в голубой. А для детей, следовательно, облегченные варианты - голубой и розовый.

Глава 25

Глава 25

...театр.

И экипажи, которые вытянулись цугом. Ревущая толпа, которая Лизавете видится одним голодным существом, готовым заглотить и экипажи, и лошадей, и весь город. Становится неуютно.

...и Димитрий где-то там, в толпе.

Или рядом.

И маги прикрывают, но все равно... толпа, что зверь, который скачет на цепи, того и гляди разорвет. Что будет тогда? Ангелина Платоновна сидит тихонько, только ручками веер сжимает. А вот Вольтеровский мрачен как никогда.

- Говорят, на Ордынке опять давка приключилась? - он смотрит на Лизавету внимательно, и она кивает, уточняя:

- Едва не приключилась... кто-то крикнул, что царских подарков на всех не хватит, - Лизавета поежилась, но вовсе не оттого, что в экипаже было прохладно. По светлым взглядом Вольтеровского она остро чувствовала собственное несовершенство.

И платье не помогало.

А платья доставили... да у Лизаветы в жизни подобных не было! И не сказать, чтоб столь уж роскошные, без шитья, кружев или вот каменьев. И крой глядится простеньким, прямым, разве что сами ткани богатые, что парча переливчатая, что тонкий темный дым.

...на сердце неспокойно.

Она ведь сестрам отписалась, и тетушке тоже, чтобы не смели из дому носу казать. И тетушка послушается, у нее в крови это, разве что после будет вздыхать долго и тяжко, глядеть с упреком, мол, единственного развлечения лишили. А сестры...

Димитрий обещал приглядеть, но... кто они ему? Не приставит же к каждой по охраннику, небось, самому люди нужны. И будь Лизаветина воля, она бы платье это в комнате оставила, а сама, переодевшись в обыкновенное, ушла б из дворца.

Там, на улицах, ее место.

Там...

- Не дури, - велела строго Одовецкая, на которой роскошный наряд гляделся этаким богатым подобием формы. И волосы-то она заплела в косу, а ее уложила короной, закрепив дюжиною булавок. И прическа эта сделала ее старше.

Строже.

- Сейчас вряд ли кого-то выпустят, - Авдотье достался наряд цвета морской волны, того оттенка, который редко кому подходит. А вот ей удачно.

И не бледная.

И не красная.

И легкий загар, в обществе высшем почти неприличный, он подчеркнул, удивительным образом облагородив. И Лизавета, глядя на приятельниц, вдруг поняла, за что Ламановой платят этакие-то деньги безумные. Не за шитье, не за кружева, не за хитрый крой, но вот за само умение выбрать цвет и фасон, за талант удивительный преобразить любую.

Асинья в белом гляделась отнюдь не невестою. Тонкий золотой шнурочек петлей обвивал шею ее, спускался на спину, расползаясь узором. И Снежка, замерев перед зеркалом - в комнатах их было всего-то два - разглядывала собственное отражение превнимательно. Пальцем трогала. И палец этот убирала.

Молчала.

И было ее молчание опасным.

- Не волнуйся, - Таровицкая, которой досталась яркая травянистая зелень, коснулась Лизаветиной ладони. - Во-первых, папенька сказал, что в город согнали такое количество магов, что, случись бунт, хватит выжечь дотла...

- Успокоила, - фыркнула Одовецкая.

- ...или в сон погрузить...

- Уже лучше.

- Во-вторых, сомневаюсь, чтобы князь проявил подобную недальновидность. О твоих позаботятся, - Таровицкая прикусила губу. - А отец там... у него сердце болит, а он все равно там. И дед тоже. Куда ему лезть? И мама... я просила, чтобы хотя бы она... так ведь служба.

- Служба, - Аглая обняла Таровицкую. - И моя бабушка так сказала... я с ней хотела.

- Тоже не взяли?

- Сказали, что будет еще время... и что лучше нам быть ближе к цесаревичу.

Горестно вздохнула из темного угла Дарья, которая и в ярко-алом наряде умудрялась оставаться незаметною. И лицо ее вдруг сделалось таким, будто она вот-вот расплачется.

- Толпу уже пытались поднять, - Таровицкая не стала высвобождаться из объятий, но чуть подвинулась, пропуская Аглаю к зеркалу. - Стой смирно, тебе эта коса не идет... вот неужели никто не учил?

- Кто? - хмыкнула Одовецкая, позволяя избавить себя от шпилек. - Думаешь, при монастырях курсы есть? Куаферские?

Шпильки ссыпали Лизавете в руку.

- Так что там...

- Мне, когда от папеньки записку передали... так вот... дядька-то меня сызмальства знает, поэтому отпираться не стал. Сперва пустили слух, будто подарков на всех не хватит, мол, буфетчики их только своим и раздают...

Она ловко разбирала прядки, соединяя их вместе, хитро закручивая и скрепляя собственною силой.

- Толпа-то и поперла, еще и менталисты подстегнули... их с большего-то, конечно, повыбивали, но те которые остались... не крутись, иначе неровно получится.