Level Up 2. Герой (СИ) - Сугралинов Данияр

Обращаю внимание на вибрирующий мобильник на столе. Беру его и иду на балкон, чтобы не разбудить Генку.

– Алло!

– Простите за ранний звонок! – чей-то незнакомый голос. – Я из курьерской службы. Вам пакет, скажите, к полудню вы дома будете?

– Нет, на работе.

– Могу я вам на работу подвезти?

– Можете. Записывайте адрес: бизнес-центр «Чеховский»…

Закончив разговор, я задумываюсь, от кого может быть пакет, а потом напрочь забываю о нем.

После бодрящего, приводящего в тонус контрастного душа, я завариваю литр крепчайшего чая – вот и пригодился хозяйский заварочный чайник, нахожу в аптечке серебристые блистеры с аспирином и анальгином, достаю из холодильника литровую бутылку воды и иду будить друга.

– Гена! Подъём!

Он бурчит что-то невразумительное, и мне приходится его расталкивать.

– Что? А? Фил? – сипло произносит друг, еле шевеля пересохшими губами.

– Выпей, – протягиваю ему бутылку с водой.

Он жадно пьет, и когда почти допивает, я даю ему пару таблеток ацетилсалициловой кислоты и обезболивающее.

– Пей.

Безволие не позволяет ему даже поинтересоваться, что за «колеса» я ему скармливаю. Он флегматично закидывает их в рот и проглатывает, запивая водой.

Удовлетворив жажду, о чем свидетельствует погасшая иконка дебафа, он хлопает себя по карманам.

– Геныч, потом покуришь. Сейчас иди в душ, дружище, а то разит от тебя… Даже кошка тебя за километр обходит!

– Фил, да это… Дай покурю схожу, а потом душ.

– Так, короче, Ген. В общем, так. Ты помнишь, что мне вчера рассказывал? Про долги, про то, что счетчик тикает и квартиру могут отобрать? Про сыновей своих, которым какие-то бандюки угрожают? Помнишь?

С исказившемся болью лицом Генка вскакивает с дивана.

– Сядь. Это все – правда?

Я знаю, что правда, «Распознавание лжи» вчера было включено, но мне надо, мне очень важно, чтобы он сам осознавал всю ту пропасть, в которой он оказался и от которой так наивно убегал в своем надуманном мире «мне сейчас повезет, я отыграюсь, и всё будет хорошо».

Гена кивает.

– Не слышу!

– Да, правда.

– А то, что мечтаешь семью на море вывезти – правда?

– Да… – он обреченно машет рукой. – Какое, блин, море в моем положении… Только если… – его лицо озаряет надежда. – Ты же обещал занять, помнишь? Я теперь точно знаю, как мне сыграть, точно! Буду по-умному. Осторожно, потихоньку! Отыграюсь!

– Хрена лысого ты отыграешься, Хороводов! Просто оцени здраво, а?

Подумав, он сначала качает головой, а потом, подумав, отвечает:

– В принципе, реально такие бабки отыграть. Просто нужно совсем по-крупному играть, а у меня…

– А у тебя, дружище, болезнь. Я тебе, допустим… Допустим! – останавливаю я встрепенувшегося друга, – дам сейчас два «лимона», и что? Пойдешь долги возвращать? Я тебе зуб даю, к гадалке не ходи, ты решишь на маленькую часть от этого поиграть. Если выиграешь, решишь, что тебе «прёт», и будешь играть дальше, пока не уйдешь в минус. Так?

– Да не…

– Так?

– Ну, может, и так.

– А если проиграешь, будешь отыгрываться до последнего. Сначала осторожно, по чуть-чуть, потом с каждым новым минусом будешь повышать ставки, а играть все менее осторожно, потому что я тебя, сука, знаю – ты пока все в ноль не просрешь, не остановишься! А знаешь почему?

– Да брось, Фил, что ты городишь…

– Знаешь, почему, я спрашиваю? – мне приходится напрягать голос, подключая все свои навыки убеждения, и мой индикатор показателя духа с каждым вдалбливаемым в Генку словом снижается.

– Ну и почему же? – шепчет он.

– Потому что тебя, дурачка, как собачку Павлова, выдрессировали. Не кто-то конкретный, а сама игра. Тебе нравится играть, тебе нравится риск, и связанные с ним адреналиновые всплески в ожидании вскрытия карт и дофаминово-серотониновые взрывы счастья и радости при выигрыше. Тебе нравится предвкушение игры, и даже проигрыши тебе нравятся, лишь бы это был не проигрыш последних денег, потому что от отыгрыша проигранного ты получаешь даже больше удовольствия, чем от выигрыша. Ты – наркоман, Ген. Долбанный игровой наркоман! Понимаешь?

– Сам ты наркоман! – он краснеет и начинает орать на меня. – Я в любой момент могу остановиться, ни хрена ты не понимаешь! Просто мне не везло! А вообще, пошел в жопу, долбанный ты психоаналитик! Лечить меня вздумал? Иди на хрен!

Он нервно бьет себя по карманам, находит сигареты и идет на выход. Иду за ним. Он обувается.

– Слышь, Ген…

– Что? – раздраженно откликается он, завязывая шнурки.

– Хочешь раздать все долги, помириться с Леной, устроиться на хорошую работу, а на Новый год повезти Саньку с Сережкой на далекое теплое ласковое море? Такое, чтобы пальмы, белоснежный песок и много-много солнца?

Гена поднимает голову, и на мгновение в его грустных карих глазах проблескивает искра надежды.

– Ну?

– Дурацкий вопрос, Фил. Допустим, хочу, и что? У тебя есть золотая рыбка?

– Рыбки нет, но есть я. И я тебе говорю, что все это будет.

– И как же?

– Для тебя ничего сложного. Просто слушать меня, делать то, что я говорю. И не делать то, что я запрещу делать.

– Да ну тебя! Все, ладно, я к Сереге Резвею, он обещал тоже помочь.

– Слушай, да что я тебя уговариваю? Чем тебе Серега поможет? Денег займет? Пойдешь отыгрываться? На чем? Ты даже телефон свой вчера разбил!

– Ох, черт, точно! – расстраивается Генка. – А домой меня Ленка не пустит, наверное. В прошлый раз она сказала, что если еще раз не приду домой ночевать, то она меня выставит…

– Диктуй ее номер.

Пока он сидит на корточках, спрятав лицо в ладони, я ставлю Лену в известность, что с ее мужем все в порядке, ночевал он у меня, телефон его сломался, а сам он, кажется, уехал на работу. Отвечает она холодно, но и по телефону я слышу облегчение в ее голосе. Это хорошо. Переживает жена, значит, не равнодушна, и не все потеряно для Гены Хороводова, безудержного алкаша-игромана и отца семейства.

Закончив с ней разговор, я в последний раз обращаюсь к другу:

– Ну, что решил, наркоман?

– Сам ты… – поднимает голову он. – Ладно. Серьезно, я не понимаю, что ты можешь сделать, но… Хрен с тобой, давай. Что мне делать? И что – не делать?

– Одежду в стирку, сам – в душ…

Не знаю, как это работает, а выяснить у Марты времени не было, но я, изучив профиль Генки, своим «вмешательством» повесил на все его дебафы вполне определенный срок действия – три недели, то есть двадцать один день. То же самое было у меня, когда я бросал курить. Достаточно ему не играть и не пить три недели, и алкоголизму с лудоманией он сможет помахать ручкой. А вот с его курением у меня ничего не вышло. Расставаться с единственным, что ему приносит радость, как он выразился, он отказался.

После того, как посвежевший Генка выходит из душа и одевается в мои старую рубашку и брюки, мы пьем только заваренный ароматный черный кофе. Мне самому взамен порванной Вазгеном приходится одеть одну из тех двух рубашек, что я покупал еще во времена работы в «Ультрапаке». Она не очень хорошо сидит на мне, ведь брал я ее тогда, когда живот был большим, а плечи узкими, но пиджак, одетый поверх, скрадывает это.

За полчаса я ввожу Генку в детали своего плана, после каждого пункта натыкаясь на его недоверчивое хмыканье, а после одного из самых основных он, чуть не опрокинув кружку с кофе, всплёскивает руками:

– Ты с ума сошел, Фил, если сам хоть на долю процента веришь в свой безумный план!

– Слушай, мы уже договорились же? – раздражаюсь я. – Голова здесь я, твое дело выполнять!

– Так точно! Командуйте свои команды, командир! – он шутливо отдает честь…

– Ешь омлет, боец! Это приказ!

Мой навык убеждения поднимает уровень, левел апа остается совсем чуть-чуть, Генка напоказ вздыхает и начинает завтракать, перестав ковырять вилкой чудо моего кулинарного мастерства пятого уровня. Из угла кухни недобро на него глядит Васька…